Гринфилд вышел из спальни, не потрудившись накинуть халат, Натали тоже решила не обращать внимания на свою наготу. После того, что между ними случилось, это было бы глупо.

Когда через несколько минут Алекс вернулся с откупоренной бутылкой золотистого вина и двумя бокалами, Натали полулежала, опершись на подушки. Он улыбнулся, не скрывая, что ему нравится это зрелище, разлил вино по бокалам и один протянул ей.

— За вас! — чокаясь, провозгласил Гринфилд, выпил и растянулся на постели, явно всем довольный. — Расскажи о себе, Митчелл.

— Мне двадцать четыре года, но ни один из них не может заинтересовать вас, сэр, — отрапортовала Натали.

— Предоставь мне самому судить об этом, — возразил Алекс.

Натали сделала глоток. Вино показалось ей мягким, сладким, однако после первого же глотка у нее закружилась голова.

— Мне бы не хотелось утомлять вас, сэр, — твердо ответила Натали и, отпив совсем чуть-чуть, снова ощутила крепость вина.

Чистый глицерин, подумала она, а я та самая взрывчатка, в производстве которой он используется. Как только в организме будет достигнута необходимая концентрация, так я и взорвусь… Боже, что за идиотские мысли лезут в голову? Неужели я опьянела от двух глотков? Да эта доза и воробья не свалит. А не подмешал ли Гринфилд чего-нибудь, чтобы воспользоваться моей беззащитностью и… Какой бред! Он уже получил от меня все, что хотел.

— Как вам вино? — спросил Алекс.

— Ничего, благодарю вас, сэр.

На лице Гринфилда отразилось презрение, которое он, впрочем, тут же постарался тщательно скрыть.

— Да, готов признать, что это не самое дорогое вино в мире, «Марго» тысяча восемьсот первого года стоит куда больше. Как и «Мадера» тысяча семьсот девяносто пятого. А это всего лишь «Шардоне» тысяча девятьсот двадцать шестого года.

— Столь дорогое вино тоже помогает избавиться от чувства опустошенности? — поинтересовалась Натали.

— Вы поддразниваете меня, мисс Митчелл, — мягко сказал Алекс, с лица которого исчезли ирония и высокомерие.

— Ни в коем случае, мистер Гринфилд, — возразила Натали, всем своим видом выражая возмущение. — Спасибо, что дали мне возможность насладиться его неповторимым вкусом. Я не привыкла к подобной роскоши.

Она отпила еще глоточек, по-прежнему с вызовом глядя на Алекса. Он не отвел глаз, и Натали пришлось сделать еще один глоток, ибо от неослабного внимания Гринфилда у нее пересохло во рту. Непроизвольно кончиком языка она облизала губы.

Алекс тоже отпил вина и поставил бокал на прикроватную тумбочку. Наклонившись, он взял бокал Натали и поставил рядом со своим. В глазах его плясали бесенята, когда он уложил ее на спину. Затем Гринфилд приник к ее губам, и Натали почувствовала вкус вина на его языке, медленные эротичные движения которого пьянили куда больше, чем великолепный напиток.

Гринфилд обмакнул в вино кончики пальцев и смочил ее груди сладкой липкой жидкостью, оставил винные дорожки по всему телу и проследовал по ним губами. Ее пупок превратился в миниатюрную чашу, наполненную пахучим возбуждающим напитком. Натали погрузилась в мир эротических ощущений, покорно подчиняясь всему, что делал с ней Гринфилд. Опутанная шелковой паутиной чувственности, в которую Алекс нежно пеленал ее, Натали была беспомощна, что доставляло ей несказанное удовольствие.

Закрыв глаза, она качалась на волнах наслаждения, подчиняясь их гипнотическому ритму. Ей казалось, что тело ее стало мягким и бескостным, и, когда Алекс наконец вошел в нее, она покорно отдалась ему, наслаждаясь каждым мгновением близости.

— Открой глаза, — тихо приказал Алекс.

Натали подчинилась, не раздумывая, полностью уступая его воле. Он проник в самые глубины ее тела, стал частью ее. Неотъемлемой частью. И Натали понимала, что, когда Гринфилд оставит ее, какую-то часть ее души он заберет с собой.

Во время кульминации из глаз Натали покатились слезы.

— Нет, — хрипло пробормотал Алекс и обвил ее руками, нежно баюкая. — Не плачь, не надо.

Но Натали не могла успокоиться. Почему-то его нежность заставила слезы хлынуть еще сильнее, и Натали мужественно старалась справиться с этим ручьем, понимая, что нарушает неписаные правила подобных встреч.

— Я… я устала. Вот и все, — выдавила она, мучительно стараясь поставить преграду неуправляемому потоку отчаяния.

Алексу никогда не понять, какой несчастной она себя чувствует. Несчастной, ибо он полностью подчинил ее себе, не прилагая никаких усилий. Кто же будет надрываться, когда желаемое само плывет в руки? В каком-то смысле Алекс обошелся с ней хуже, чем Томас, правда, Алекса не обвинишь в обмане. Или в неверности. Но от этого не легче. Натали хотелось, чтобы Гринфилд не утешал ее, не выказывал своего сочувствия. Это против правил игры. Она обрела сказочное богатство чувств и эмоций, а для него их отношения ничего не значат. Да, не значат. Разве такой человек, как Алекс, воспримет всерьез очередную интрижку?

— Тсс… все хорошо, — бормотал Алекс, продолжая мягкими нежными движениями ласкать ее.

Постепенно Натали удалось справиться со слезами. Все уже в прошлом, сказала она себе. Гринфилд всего лишь теплое тело, близость которого расслабляет и успокаивает. Щекой она прижималась к сердцу Алекса, слушала его глухие удары, впадая в гипнотическое оцепенение от ритмичных движений его пальцев, продолжающих ласкать ее.

Натали овладела томительная слабость, ее потянуло в сон, и она провалилась в забытье. Она так и не узнала, что Гринфилд поудобнее уложил ее на подушки, заботливо накрыл одеялом, отвел упавшие на лоб пряди волос. Натали не узнала, что, допивая в одиночестве «Шардоне», он смотрел на нее. Не узнала, что, выйдя на веранду коттеджа, Алекс поднял голову к звездам — холодным колючим серебряным точечкам на черном бездонном небе — и в глубокой тоске швырнул в ночь пустую бутылку.

Натали проснулась оттого, что кто-то гладил ее по щеке, и, открыв глаза, увидела сидящего рядом Алекса в купальном халате, благоухающего лосьоном после бритья. Его черные волосы были еще влажными, смуглая от загара кожа блестела. Темные глаза внимательно наблюдали за ней.

— Пора вставать, — тихо сказал Гринфилд и кивнул на прикроватную тумбочку. — Я принес вам кофе.

Натали смутилась, увидев, что заснула в его кровати. Еще большое смущение охватило ее при воспоминании о ночных рыданиях.

— Прошу прощения, — пролепетала она, отводя глаза и делая попытку встать. — Я не собиралась… то есть…

— Все в порядке. И можно не спешить. Только семь часов. Я разбудил вас так рано, потому что хотел, чтобы до завтрака мы успели поговорить.

Я не готова к разговору, мелькнула в голове Натали паническая мысль. Мне нужно время прийти в себя.

— Да, сэр, — пролепетала она. — Если позволите, когда я оденусь.

Алекс нахмурился, с трудом сдерживая нетерпение. Но все же встал, засунул руки в карманы купального халата и вышел.

В изножье кровати Натали увидела свой халатик. Гринфилд принес его, так же, как кофе. И то, и другое было знаками внимания, которого она не ожидала от Алекса.

Встав с постели, Натали накинула халат и огляделась в поисках одежды. Ее нигде не было. Так же, как и заколок. Прихватив чашку с кофе, Натали заторопилась в свою комнату, где обнаружила вещи, аккуратно разложенные на кровати. Не веря своим глазам, она удивленно покачала головой. Нет, ей никогда не понять Алекса Гринфилда. Этот человек полон противоречий. Высокомерие и заботливость существуют в нем бок о бок и не мешают друг другу.

Одним глотком покончив с кофе, Натали направилась в ванную. Сегодня последний день, напомнила она себе. Я слишком увлеклась боссом, что совершенно ни к чему. Пора браться за ум. Хуже всего, что я расплакалась у него на глазах. И теперь достойно уйти из его жизни мне будет труднее. Но сделать это совершенно необходимо, если я хочу сохранить самоуважение…

Горькая ирония заключалась в том, что, стоя под душем и смывая с тела остатки «Шардоне», Натали находилась во власти воспоминаний о прошлой ночи. Случившееся нельзя назвать любовью, но настолько ее напоминает, что это буквально сводит с ума.