Самое интересное, что нападает он не на нас, а на своих же посмертно боевых товарищей! Не ожидав такого поворота событий, другие мертвецы ошарашено раскрывают гнилые рты. Они даже не сопротивляются, когда двуручник побратима сносит им головы. Один за другим враги валятся в трясину. Брызги тухлой воды, кажется, навсегда повисли в воздухе - столько плесков и падений свершается в этот момент.

Приободренный таким поворотом событий, я призываю все свои возможности. И, конечно же, бросаюсь на подмогу неожиданному союзнику.

Рядом стонет Эквитей. Старику немало приходится страдать, чтобы держаться на уровне со мной. Но король еще тот крепкий орех. Упрямо встает и, опершись на мое плечо, орудует клинком. Подозреваю, если бы не я, - валяться монарху на плоту с рассеченной физиономией. Но вслух догадку не высказываю. Надо иметь совесть и уважать старость. Несмотря на то, что я буду старше Эквитея раз эдак в пять-шесть.

Мертвецы тем временем отходят от внезапного потрясения. Они уже вписали нашего мертвого помощника в ряды мерзких предателей и теперь активно теснят его поближе к болоту. Ни я, ни король, ни измученный звездочет не желаем придти ему на выручку. Потому бедный рыцарь гибнет. Его разрывают на мелкие кусочки. Воздух наполнен смрадом поднявшихся со дна ила и тины, вонью разложения и шелухой разодранной кожи.

- Еще кого-нибудь заколдуй! - кричу Харишше.

Она непонимающе смотрит на меня.

- Еще одного мертвеца! - объясняю, но все же не наблюдаю и гранка понимания в ее изящных раскосых глазах. - Сделай также, как и с этим.

Указываю подбородком на то место, где несколько мгновений назад еще сражался рыцарь. Теперь оно забито наступающими мертвяками и несколькими скользкими кусками истлевшего мяса.

- Это не я сделала, - едва не плача отвечает некромантка. - Это подсознательно… Какая-то магия от кольца. Кольцо мне мама подарила. Сказала, что оно будет хранить меня в безопасности от любого чудовища или человека… Сказала, чтобы я девственность хранила, и это кольцо берегла…

Всю эту тираду девушка рассказывает мне в спину. У меня нет времени выслушивать девичьи басни на тему заговоров и маминых заветов. Отмахиваюсь "Карателем" от полчища мертвецов и размышляю. Вот интересно, а как поведет себя это харишшино колечко, если к ней кто-нибудь за любовью полезет? Неужто подобным же образом молнией в глаз засветит? Не знаю. Желание попробовать огромное, но инстинкт самосохранения подсказывает другое. Впрочем, насколько помню, проблему девственности разрешил какой-то пришелец из Валибура. Тот, который девушке диплом подарил. Хотя… О! А ведь нет данных, что этот валибурец попал обратно домой. Вдруг его молнией - хвыц, и нету?… Спрошу на досуге.

Страшные удары отбрасывают нас с Эквитеем к плачущей Харишше. Она не старается приглушить рыдание. Ей можно - она не оперативница и не мужчина. Я бы и сам с удовольствием затянул бы "жалобную да слезливую песнь", как говорится в некоторых балладах про истерику. Но мне, хват-майору, руководителю серьезного боевого подразделения, это не к лицу.

- Мамочка, спаси… - сквозь слезы шепчет некромантка.

Отличное пожелание. Из разряда тех, если бы я сейчас бросился перед этими мертвецами на колени и спел бы хвалебную оду какому-нибудь богу из древнего пантеона. Мол, приди, боженька, грохни по мертвым рыцарям огненным молотом. А я тебе потом свечку на алтаре поставлю. Или даже две свечи, если всех мертвецов убьешь.

Тяжелый клинок ударяет Эквитея в плечо. Слышится хруст, но судя по звуку, ломается не кость, а трескает наплечник. Король воет от боли и отбрасывает нападающего ударом кулака в переносицу. Повторный хруст. Вот тут уж точно сломалось кое-что существенное.

- Сколько мы убили? - слабо спрашивает монарх. Он едва ворочает мечом и все больше наваливается на меня. Теперь мне приходится не только отбиваться самому, но и придерживать короля на ногах.

- Всего экземпляров сорок… - воздух горит в груди. Тяжело дышать, до боли. Сердце стучит как перегретый мотор. В животе бурлит горячая смесь из бойцовского рвения, ужаса перед смертью и сожаления. Подумать только, моя потенциально блестящая карьера закончится на каком-то гнилом болоте посреди малоизвестного варварского мира.

- Мало, - угрюмо суммирует Эквитей. - Неужели вот так и помрем?

Я не отвечаю. Пригибаюсь, пропускаю над головой чужую сталь и бью в ответ. Еще один полуживой труп валится под ноги с изрядной дыркой в груди.

У Слимауса отобрали весло и порубили инструмент в мелкую щепу. Парень стоит на коленях и трясет головой. Нет, молодец парень. Он не просит у врагов пощады - просто получил куском полена по голове. Над его шеей поднимается широкий клинок, зеленоватый от тины. Я с ужасом понимаю, что сейчас наш "звездный компас" умрет. А следом за ним и все мы.

Внезапно мертвецы расступаются. Двуручные мечи останавливаются, словно принадлежат нерушимым статуям. Мы устало переводим дух и готовимся к очередным сюрпризам.

Я подозреваю что сейчас будет. И оказываюсь прав.

На плот, верхом на пожелтевшем от времени скелете лошади, въезжает предок Эквитея. Вблизи он выглядит еще более мерзко чем издалека. Оскаленная застывшей злобой физиономия яростно смотрит на меня единственным глазом. Остатки шлема с тонкой драгоценной короной насмешливо блестят. Словно бы говорят: пришел твой последний час. Молись, оборотень-оперативник, не справится тебе с мертвыми рыцарями этих земель.

Конь подъезжает поближе, расталкивая мертвецов. Гуга Одноглазый наклоняется к нам. Из соединений его доспеха льется тухлая вода, вываливаются комки вековой грязи. Некоторое время умерший король смотрит на меня, затем на Эквитея. Взгляд мельком скользит по съежившейся Харишше и обессилено развалившемуся на бревнах Слимаусу. Затем голова Одноглазого опять поворачивается к нам.

Рот древнего завоевателя раскрывается, оттуда вылетает комар. Известно, что комары создают себе гнезда в болотистой местности, но живут где посуше. Оскаленный рот, полный кривых трухлявых зубов, разверзается словно портал в Подземное Царство.

- Что ж ты наделал, сопляк?! - вдруг заявляет Гуга. Он смотрит прямиком на меня.

- Я?… - спрашиваю изумленно. - А что я сделал, извольте? Мы только вчера прибыли.

Конь фыркает и наклоняет голову. При этом широкая лобовая кость коня прижимается к моему лбу. Пустые конские глазницы угрожающе пялятся прямо мне в душу.

- Не могли бы вы… э-э-э… объясниться? - задаю еще один вопрос.

- Слишком широкие плечи как на моего наследника-то, - трескучим голосом отвечает Гуга. Он разговаривает глухо, словно бы большую металлическую бочку до отказа набили булыжниками, а затем потрясли. - Или мамка сгрешила?

Я развожу руками. Мол, не знаю ничего ни о мамкиных грехах, ни о ширине плеч возможного наследника. Поскольку этим самым наследником не являюсь.

- Не ты ли будешь Стусей Первый-то? - трещит глухой бас.

- Не буду, прошу меня покорно извинить. Перед вами другой потомок - Эквитей Второй. Тот, который в походной короне…

С этими словами бесцеремонно выпихаю вперед монарха.

- Второй Эквитей? - озадаченно интересуется Гуга. Говорит покойник старым сельским говором. В своей истории Эквитей не рассказывал о предке таких занятных нюансов. - Это ж когда успели наплодиться-то?

Законный король благоразумно молчит в ответ. Понимает, что лучше дать выговориться покойному предку.

- Вернусь в замок и мамку на кол посажу! - решает Одноглазый.

- Не надо на кол! - решается Эквитей. - Стусей Первый - мой дед. Потом королевством правил отец - Бандрес Пятый, а за ним уже и я…

- Вот как, - размышляет вслух покойник. - Это же сколько годков прошло-то?

- Древние премудрые легенды говорят, что целых долгих сто лет, - отзывается вдруг Слимаус. - Но верить им безоговорочно нельзя. Если быть точным, досточтимый Гуга, то прошло не меньше полторы сотни лет.

- Помпезность его когда-нибудь погубит, - притворно стонет Эквитей.