Спустя примерно полчаса Ян в первый раз остановился. Сейчас он чувствовал себя пробкой в тесном горлышке, локти и колени уже изрядно саднило, начинала затекать шея, и вдобавок заболели и страшно чесались глаза. Видимо, в этом туннеле шириной чуть более толщины человеческого тела все время продолжал осыпаться грунт, и в воздухе было немало пыли. На зубах Коростеля отчетливо хрустела каменная крошка, и настроение у него после эйфории от удачного побега стало понемногу портиться. Но самое неприятное было в том, что подземный лаз, похоже, и не думал расширяться. Впереди была одна только непроглядная тьма. И сколько Ян ни ощупывал руками своды над головой, сколько ни проверял стены на случай возможного бокового ответвления, ведущего к спасению, кругом он натыкался на один лишь бесконечный камень.

Впрочем, пока Коростель и не думал о спасении – он полагал, что уже спасся благодаря нечаянной улыбке судьбы, и старался не думать, что же с ним будет дальше. Всякую минуту он ждал, что перед ним забрезжит долгожданный свет, и он выйдет из этой невообразимой каменной кишки хоть куда-нибудь. Пока ему еще не приходило в голову, что он выиграл, а что – потерял в этой бесконечной подземной норе. Лишь раз он призадумался: а не стоит ли попытаться вернуться, если впереди – действительно бесконечность? Но вход явно завалило невесть из-за чего приключившимся обвалом, да и развернуться у него уже не было никакой возможности – стоило только приподнять голову, как он неизменно упирался макушкой в потолок лаза. Действительно, настоящий лаз, вот только непонятно – для чего и для кого он тут устроен. Что тут гадать, раздраженно подумал Коростель, стискивая зубы, помотал шеей, массируя ее, и, перевернувшись, пополз на боку.

Через некоторое время, счет которому Ян потихонечку уже начал терять, потому что под землей он испытывал совсем иные ощущение, нежели на поверхности, лаз стал угрожающе сужаться. Коростель в глубине души надеялся, что это временно и скоро ход расширится вновь. Но через несколько десятков метров, преодолевая которые, Ян совершенно выбился из сил, ход сузился настолько, что он уже с трудом мог ввинчивать даже плечи. Кто это сказал, что коли голова в дыру проходит, то и все тело пройдет, злился он все больше, упорно пытаясь все-таки не поддаваться унынию и не впадать в отчаяние. А еще через минуту он почувствовал, что узкая нора охватывает его настолько цепко, что он уже может окончательно застрять. Коростель резко крутнулся всем телом и решительно подался назад.

В который уже раз он пожалел, что у него нет с собой ни огня, ни теплого полушубка – в подземном лазе было холодновато. Но там, у костра, он, конечно, никак не мог предвидеть, что все произойдет так быстро, а толстая овчина вряд ли помогла бы ему продвинуться столь далеко. И настала минута, когда Коростелю впервые за все время его отчаянного побега стало по-настоящему страшно. Тогда, с трудом удерживая готовые задрожать губы, он решил перевести дух и хорошенько поразмыслить, что же ему теперь делать дальше.

«Сейчас самое главное – не поддаться отчаянию», – сказал сам себе Ян и вытянул правую руку подальше во тьму, стараясь нащупать стенки и определить дальнейшую ширину своей жутковатой дороги. Ему сразу показалось, что отверстие вовсе не расширяется, а кое-где наверху и вовсе сужается, хотя и было невозможно понять, до каких пределов. Тогда он попытался просунуть голову между колен, сжаться калачиком, как в детстве зимой, когда постель была еще холодной, и развернуться вперед ногами. После третьей или четвертой попытки ему удалось съежиться поперек лаза, после чего больше от страха, чем силой, оцарапав макушку и, как ему показалось, все выступающие части тела, он все-таки извернулся и вытянул ноги во всю их немалую длину. Отдышавшись и смахнув предательские слезы злости и отчаяния, Коростель попытался продвинуться вперед ногами. Когда же он почувствовал, что камень уже не пускает его дальше, Ян с трудом приподнял обе ноги и стал очерчивать ими круг подземного хода, пытаясь представить себе его ширину. Устав и согнув колени, он понял, что все-таки не может определить для себя, сужается ли ход дальше или остается все тем же. И опять нужно было решать, что же делать дальше.

Ползти назад ему не хотелось, хотя это теперь было проще, поскольку он уже развернулся головой к началу своего пути. Значит, нужно было попытаться продвинуться вперед и методично ввинчиваться ужом все дальше и дальше, покуда только хватит сил и ширины лаза. В этом случае была немалая опасность рано или поздно серьезно застрять в этом каменном мешке, но Коростель зло оборвал эти мысли, сказав себе, что, поторчав здесь еще некоторое время, он непременно похудеет, и, значит, надо лезть до конца. Можно было, конечно, снять одежду – нетолстую, но плотно связанную теплую шерстяную душегрейку, которую Ян обнаружил уже на острове в своей походной котомке среди других подарков семьи Паукштисов. Он опять подумал о Руте и теперь не смог сразу отогнать это воспоминание. Через некоторое время Коростель подозрительно шмыгнул носом и медленно пополз, опираясь на локти, вперед ногами, поскольку это была более узкая часть тела, нежели, например, плечи. Одежду Коростель решил все-таки не снимать, поскольку в лазе было холодно, и Ян, разогревшись поначалу, уже начал серьезно мерзнуть.

Так он продвинулся еще до пояса, после чего крепкие объятья камня охватили его со всех сторон. Он решил попробовать вкручиваться всем телом, меняя направление, и это получилось. Так Коростель продвинулся еще на несколько метров, но потом застрял вновь. Самое неприятное, что к тяготам физическим, как назло, теперь все настойчивее примешивались муки душевные. Его все сильнее охватывало чувство тщетности своих попыток, воображение рисовало ему постепенно все более сужающийся подземный ход, приводящий к тупику, которого, впрочем, ему все равно никогда уже не суждено будет достичь. С другой стороны, ему виделись нагромождения гигантских камней и целых плит в начале его пути, которые ему не то, что разобрать -даже сдвинуть одному не под силу, да еще и лежа в неудобной позе. В этом он сейчас был уверен, ведь за ним так никто и не бросился в погоню. А это значило лишь одно: позади него случился такой завал, с которым не смогла справиться даже сила магии зорзов. Вдобавок он все острее стал ощущать толщу камня над ним, и теперь Ян Коростель прилагал отчаянные усилия души и призывал на помощь все свое самообладание, чтобы окончательно не пасть духом.

В детстве он не раз слышал страшные истории о похороненных заживо. Вздрагивая по ночам при воспоминаниях об этом, против воли перебирая жуткие подробности этих досужих историй, которые рассказывают всюду и во все времена, Ян страшился больше всего на свете, что это может случиться с ним. Сейчас он вспоминал, как несчастные герои этих россказней приходили в себя во тьме, под толщей земли или неподъемной крышкой саркофага; как они бились в глубине, пытались кричать, звать на помощь, а вместо этого в рот и глаза им набивалась рыхлая, жирная, холодная, нескончаемая земля… Ян представил себе эту картину, и его всего передернуло от проползшего по хребту холода, причины которого были отнюдь не в подземной стуже подземного лаза. Одновременно он порадовался, что вокруг него сейчас все-таки холодный отполированный камень, а не рыхлая земля. Ведь там еще и черви…

Эту мысль Коростель отогнал сразу, боясь даже думать об этом и втайне радуясь, что здесь, под толщей камня, ему ни разу не попалось ни одно насекомое. Но тут он вновь проговорил про себя пришедшее ему на ум слово «отполированный» и понял: этот подземный лаз был не творением природы, как он считал поначалу, а совсем других рук. И другого ума, запоздало смекнул Коростель.

На его пути, к счастью, было немного острых углов и торчащих камней, но они все-таки изредка встречались. А вода отполировала бы стенки лаза равномерно и повсюду – одинаково… Коростель же все время нащупывал рукой границы между плитами, они не были глубоки, потому что плиты были почти прямоугольной формы и вдобавок хорошо притерты одна к другой. Ему однажды даже показалось, что он ползет в теле огромной змеи, покрытой разными, но мастерски пригнанными самой природой костяными пластинами. А с учетом того, что древние камни и базальт часто называют костями гор, это было очень похоже на истину. За исключением лишь того, что эта змея была полая внутри. И уж конечно, нашел в себе силы усмехнуться собственной мысли Коростель, не живая. Хоть ему сейчас и казалось все сильнее, что его уже давно проглотили.