— Оплату доставили? — поинтересовалась я, усаживаясь с ногами на пуфик.
Дайле тем временем удалилась в дальние комнаты, чтобы через минуту вернуться уже с бархатным футляром.
— Вы всем довольны?
Мое волнение было вполне оправданным — золото и заказ я переслала с мальчишкой-пажом. Вероятность того, что малютка мог что-то перепутать, была весьма велика.
— Вполне, госпожа шут, — благосклонно кивнула ювелирша. — Как всегда, вы более чем щедры. Могу я поинтересоваться, для кого предназначен столь дорогой заказ?
— Для моего ученика, — усмехнулась я. Мило, до сих пор равнодушный, навострил уши. — Он вчера показал себя с лучшей стороны.
— Неужели юный Авантюрин также причастен к предотвращению покушения на его величество Ларру Ночного Бриза?
Во мне проснулось легкое раздражение.
— Как, об этом уже говорят во дворце? И что за сплетню распространяют здешние болтуны? И кто ее автор?
— Поговаривают, что придворный лекарь, господин Шило Яшма. — Дайле с почтением протянула мне футляр.
Я осторожно приоткрыла его и залюбовалась, хотя знала приблизительно, что увижу. На шикарном черном бархате расположилась чудесной работы серьга. Миниатюрный многолепестковый цветок из алого золота, отчасти напоминающий полностью распустившийся бутон розы, выглядел почти живым: каждая жилочка, каждый изгиб листика были мастерски исполнены и разве что не источали сладкий аромат. В центре перламутром переливалась трофейная фиолетовая жемчужина. Я поневоле поразилась искусству Дайле: сотворить такое всего за одну ночь, пусть даже и по давней заготовке, было фантастически сложно. Другие бы и за неделю не справились.
— Якобы он стал свидетелем того, как вы, госпожа, благородно бросились вперед, закрывая собой короля, переодетого слугой, и выхватили из воздуха кинжал, а потом отравили покушавшуюся на него особу жутким ядом с запада.
— Брешет. Все, кроме яда, бред сивой вороны, — презрительно скривилась я. — Ничего из воздуха не ловила, надо больно. На то у ее величества есть Тайная канцелярия. С них и спрашивайте, а у меня так и своих дел хватает. И лучше бы и каждому так держаться за то, что у него хорошо выходит… Как, например, ваши работы, уважаемая Дайле, выше всяких похвал. Неповторимо, живо, утонченно! То, что надо.
— Благодарю, — наклонила седую голову мастерица. Меня всегда удивляла эта манера Дайле переходить с площадной брани на светскую болтовню без всякого напряжения. — Мне приятна столь высокая оценка. Куда руки тянешь, паршивец, кота твоего об стену?! — словно в подтверждение моим мыслям тут же взревела она, шлепая Мило веером по пальцам.
— Но госпожа сама сказала, что это для меня, — оскорбленно насупился Авантюрин.
Я дружелюбно улыбнулась.
— Не будьте такой строгой, мастер. Право, это подарок для мальчика, и Мило вполне может заглянуть в футляр прямо сейчас. — С этими словами я до конца откинула крышку и сунула шкатулку под нос опешившему ученику.
Некоторое время Мило разглядывал содержимое футляра, а потом произнес с сомнением:
— Госпожа, это… это чудесно! Я в восхищении, но… Модником придворным меня не назовешь — к чему мне серьга, да еще с таким дорогим камнем? И уши у меня не проколоты…
— Значит, проколем. Дайле, принесите, пожалуйста, иголку, — твердо заявила я, нацеливаясь на застенчиво розовеющую за золотистыми прядями мочку. — Давно пора, скоро жениться уже, а все как младенец — ни одной побрякушки.
Ювелирша, поискав в столе, торжественно предложила мне на выбор две иглы, золотую и серебряную. Я взяла вторую, ту, что потолще, и решительно поднесла к пламени светильника. Сначала металл обжег пальцы, но лишь на мгновение, пока не проснулся ключ.
— Иди сюда, мой хороший, — проворковала я, маня Мило пальчиком.
Парнишка дернулся.
— Может, не стоит? Буду носить ее, как кулон, — посулил он, сам сомневаясь в своих словах. — Госпожа, ведь и вы тоже не любите украшения, кроме браслетов, с кого, как не с вас, мне брать пример?
Но во мне уже проснулось что-то злое, какой-то гадкий интерес, от которого дети насаживают стрекоз на булавки. Я толкнула мальчишку на лавку, бесцеремонно ухватив его за рубашку. Мило послушался, хотя чувствовалось, что его колотит, то ли от негодования, то ли от волнения. Я почти облизнулась, откидывая волосы с аккуратного ушка. Примерилась, занесла руку… И тут мальчишка вырвался, отскакивая в сторону.
— Ну, довольно, госпожа, — посмотрел он мне прямо в глаза с тем упрямым, увещевающим выражением, какое всегда появлялось, стоило мне сделать глупость. — Благодарю за подарок, но слишком он дорог, чтобы я мог его принять. — С поклоном паренек отступил к двери.
— Куда? — возмутилась я, подхватывая его под руку и усаживая обратно. — Все решено, не спорь. Где твое мужество, Мило? Ведешь себя как ребенок.
— Не в том дело. — Он вздернул подбородок. В темных глазах появился странный блеск. Да что это с мальчиком, никогда не замечала в нем трусости, да и строптивым его не назовешь! — Но коли вы уж так хотите наградить меня, неплохо было бы и моим мнением поинтересоваться.
Дайле наблюдала за этой сценой с потрясающим равнодушием. Будто и не происходит ничего особенного. Ну да ладно, эта женщина лишнего болтать не станет, да и нет таких сплетен, которые могут повлиять на мою давно изгрызенную мышами репутацию.
— Мнение, как же… — Я осторожно помассировала мочку, лишая ее чувствительности. Игры играми, а причинять боль моему несносному мальчишке по-настоящему не хотелось бы. — Подрасти сначала, а после мнение высказывай. До сих пор, между прочим, сладкое предпочитаешь прочей еде, любишь сказки на ночь и с дамами общаешься исключительно на расстоянии анекдота.
Ученик сопел, хмурился и наконец взорвался негодованием:
— Да что вы знаете! Я живу рядом с вами, каждый день мы вместе, но разве вам интересно, что происходит в моей жизни? Нет, нет, нет! Все время думаете только о себе и ни о ком другом! Да к вашему сведению, госпожа моя, я уже лет пять не ем сладкого вообще, двенадцать лет читаю перед сном мемуары Лавре Пустынника, а леди Сабле уже не раз приглашала меня посетить ее спальню!
Я не знала, смеяться мне или сердиться.
— А вот последнее — зря. — Мой голос был предельно серьезен. — Скажу тебе по секрету: все кавалеры, посетившие покои леди Сабле, потом обязательно посещают лекаря… Коли есть нужда, я сама найду тебе девицу.
Мило вскочил с лавки, разевая рот, словно онемел от возмущения. Кинул на меня гневный взгляд и бросился прочь, на ходу оттирая позолоту со щеки, а напоследок хлопнул дверями так, что лепнина лишь чудом не осыпалась.
— Трудная пошла молодежь, — вздохнула я, глядя ему вслед.
Дайле покачала головой:
— Кто угодно разозлится, коли с ним себя держать как с бессловесной собачонкой.
Сердце защемило. Какой, не побоюсь этого слова, дурень пустил столетие назад слух, что у королевского шута в груди пусто?
— Думаю, мне пора, — решительно попрощалась я. Колокольцы на концах косичек потерянно звякнули. — Еще раз позвольте восхититься вашим мастерством. На днях вам непременно доставят награду, в полной мере отражающую степень моей благодарности.
— Не стоит, — церемонно отказалась ювелирша. — Мне и самой было приятно работать с таким редким жемчугом. К тому же вы уже сильно переплатили, позволив мне забрать лишнее золото.
Я раскланялась с госпожой Кремень и вышла. К моему несказанному удивлению, коридор был пуст. Надо же, Мило всерьез разозлился. Вот ведь ненормальный… Да и сама я виновата. В первую очередь потому, что не проявила достаточно внимания. Вот свяжется мой мальчик с такой, как Сабле, придворной вертихвосткой, или нарвется на дуэль, а все потому, что наставница недосмотрела. Позор мне…
Недопонимание между умудренным и юным сердцем… Так ли давно я была по другую сторону этой пропасти? Так ли давно гневно бросала в лицо своему учителю такие же слова, как Мило — мне? И клялась себе, что уж я-то в старости точно отнесусь с пониманием к молодым? Что не забуду, не потеряю это волшебное чувство осознания?