— Нет, все верно. — Королева, наверняка получившая уже доклад из Тайной канцелярии, одобрительно взмахнула веером. — Продолжай, Лале.

— Да, ваше величество. Итак, что мы имеем? Убийцу, обучавшуюся на западе. Редкий яд из Дома Раковин и Песка. Желание бросить тень на наше государство, обвинив в вашей смерти, государь Ларра, мою прекрасную и великодушную королеву. Получается, кто-то желает рассорить Дом Камней с Домом Раковин, оставшись в тени. Враг имеет доступ к возможностям западных царств и, скорее всего, находится в плохих отношениях с нашим королевством. Также весьма вероятно, что он желает заключить с вами, о Ларра, сделку, ради которой вы решили обратиться к Дому Камней и Снов.

Высочайшие особы переглянулись.

— Дом Осени, — задумчиво опустил взгляд в бокал его величество.

— Дом Осени, — согласно кивнула ее величество, с презрением ударив веером по сжатому кулаку. — Благодарю тебя, Опал. Мои догадки, увы, подтвердились.

— Я могу быть свободна?

— Если пожелаешь, — пожала плечами королева. — Но я бы не возражала, останься ты еще ненадолго.

— Прошу простить, но у меня есть срочные дела. — Я соскочила с кресла и еще раз поклонилась. Косички подмели пол, грустно бряцая бубенчиками.

Ларре Ночному Бризу ударило в голову вино.

— Это какие же иные дела могут быть у шута, кроме как веселить королеву? — рассмеялся он, откидываясь на спинку. Глаза его блестели, как драгоценные камни.

Я с достоинством выпрямилась. Ехидство растеклось по языку жгучим перцем.

тут я скорчила оскорбительную рожицу, царапнула ключом по входной двери, к которой пятилась во время декламации, распахнула створки, прошмыгнула наружу и была такова. Вслед мне несся хриплый хохот ее величества Тирле и веселые проклятия Ларры.

Несколько часов я бесцельно слонялась по дворцу, развлекая себя перепалками с придворными. Особенно хорошо удалась свара с лордом Галло, разглядевшим-таки намалеванную на моей спине карикатуру. Он настолько разозлился, что почти поднял руку на слабую женщину… но в последний момент пришел в себя, выругался сквозь зубы и удалился, пытаясь сохранить остатки достоинства. Ну и поделом ему. Хорошая месть за беднягу Мило, щеголяющего с синяком под глазом.

Мило… Как он, мой мальчик? Успокоился ли уже?

Я нащупала в кармане злополучную сережку и сжала. Металлические лепестки впились в ладонь.

Скоро рассвет. Пора бы и возвращаться в свои покои. Может, великодушный Авантюрин уже простил свою глупую госпожу и теперь ждет ее, чтобы подготовить ко сну.

Увы, надежды мои не оправдались. В комнате было пусто. Я обошла кругом, зажгла все свечи — и мятные, и кедровые, и лавандовые, и жасминовые, и любимые Мило сандаловые. От смешения запахов закружилась голова. Скинув жилет и ботинки, я с ногами забралась в кресло перед зеркальным трюмо и пристроила голову на подлокотнике. Косички свесились вниз. Сквозняк шевелил их, вызванивая грустную мелодию. Веки тяжелели, свечи плавились, небо за окном светлело. Я уже почти заснула, когда ставни щелкнули и раскрылись, впуская в душную комнату свежий воздух. Чуткие пальцы осторожно коснулись моей шеи, вытягивая придавленные косички. Порыв ветра — и бубенчики осыпались вниз медным дождем. Такое знакомое волшебство…

Я продолжала ровно дышать, словно была погружена в глубокий сон. Еще несколько ласковых движений — и уже свободные пряди упали вниз рыжей волной. Щетка аккуратно прошлась по ним — раз, другой, третий… Когда Мило посчитал, что волосы приведены в приемлемое состояние, он ловко подсунул одну руку мне под колени, а другую — под лопатки и поднялся, осторожно прижимая к себе строптивую ношу, так и норовившую вывернуться и упасть обратно в кресло.

Дверь в мою спальню была предусмотрительно открыта. Заботливому ученику оставалось только уложить задремавшую наставницу на подготовленную кровать. Я думала, что на этом его труды закончатся, и он со спокойной совестью отправится спать и сам, но… Чуть дрожащие от волнения пальцы распустили банты под коленями. Дальше пришел черед разноцветных чулок, шейного платка, пояса, бриджей… Руки стали совсем неловкими, и коварные крючки на блузе никак не желали поддаваться.

— Вообще-то она расстегивается на спине, Мило.

От этих слов, произнесенных как бы между прочим, мой ученик подскочил как ошпаренный.

— Вы-вы-вы не спите?

— Я-я-я не сплю, — беззлобно поддразнила я его, усаживаясь и подгибая под себя ноги. — Что за благоприобретенное заикание, Мило? Не замечала за тобой таких изъянов речи.

Несколько томительных мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Казалось, что слышно было, как пересыпается песок в больших часах на шкафу. А потом выпалили одновременно:

— Прости, Мило.

— Простите, госпожа.

На мальчишеских щеках расцвел нежный румянец. Мило нерешительно присел рядом со мной. Так и не сошедшая синева под глазом выглядела жалко.

— Я не должен был так грубо убегать. Вы не виноваты. Вы очень многое делаете для меня, госпожа, правда. Я обязан вам жизнью и бесконечно благодарен…

— Мило, — тихо прервала его я, — это мне надо извиняться. За то, что была невнимательна. За то, что вечно решаю все за тебя. За то, что не заметила, как ты вырос… Ты единственный близкий мне человек. Поэтому — прошу, если что-то беспокоит твое сердце — говори мне. Не молчи. Это больно.

— Госпожа…

— Просто Лале, мой мальчик, сколько уж повторять… Нас никто не слышит.

— Лале… я не знаю, что на меня нашло. Зачем все это сказал… — Он низко опустил голову. Светлые пряди занавесили лицо. — На самом деле я не думаю так. Вы очень внимательны… И столько раз приходили на помощь, когда я мог оступиться и сорваться в пропасть… И этот подарок… Он меня очень-очень растрогал…

Мило смущенно замолчал. Щеки его полыхали, и мне даже казалось, что я чувствую исходящий от лица жар.

— А почему ты не захотел проколоть ухо? — Я осторожно провела ему ладонью по затылку. Мальчик вздрогнул, но почти сразу расслабился. — Это одна из тех вещей, что я упустила из виду? Ты боишься иголок или что-то вроде того?

Он наконец-то улыбнулся:

— Нет, госпожа… Лале. Я не люблю побрякушки, вы же знаете, вот и взбрыкнул. А потом просто очень разозлился, когда вы сказали, что уже все сами решили… Не знаю, что на меня нашло, — повторил Мило, оборачиваясь ко мне. Карие глаза отливали фиолетовым, как у большой кошки. — Конечно, мне серьги ни к чему. Но если это дар от вас — я приму его с радостью и буду носить с гордостью.

— Тогда не возражаешь, если мы закончим то, что начали? — Я встрепала гладкие волосы. Лохматым он мне всегда больше нравился. Так мой ученик становился больше похожим на ребенка — и двадцати не дашь.

— Не возражаю.

Чувствуя глупую, слепую радость, я вскочила с кровати и принялась разыскивать все необходимое. И игла, и свеча нашлись почти сразу, а вот сережка обнаружилась только после долгих трудов, под креслом у трюмо. Наверное, закатилась, когда я, задремав, разжала кулак.

— Ну, Мило, расслабься. — Я со смешком дернула его за ухо, нажимая на обезболивающую точку. Другой рукой я прокаливала иглу над огнем. — А еще лучше глаза закрой.

Мальчик послушно зажмурился. Ах, ну что за прелесть! Ловя момент, я проколола нежную мочку и тут же вдела серьгу.