— Знаю. — Достав магнитофон, он поставил его на стол. — Малыши будут рады услышать продолжение. Наговори, когда у тебя будет свободное время. Лиз обещала прокрутить кассету.

— Это ведь ты придумал, да? — спросила Мэри, и у нее в глазах блеснули слезы.

Ничего не ответив, Майкл улыбнулся и продолжил разгружать бездонную сумку. В последнюю очередь он достал продукты: печенье, бутылку газированной воды, банку растворимого кофе.

— Ты хочешь, чтобы я растолстела? Я ни за что не стану такое есть.

— На самом деле это я для себя, — хитро усмехнулся Майкл.

Взяв папку с надписью «Школа», он протянул ее жене.

Мэри с тоской посмотрела на папку, страстно желая оказаться в классе, вместе с учениками. Раскрыв ее, она обнаружила десятки фотографий, присланных малышами, и по спине у нее пробежала леденящая дрожь; она испугалась, что больше никогда не увидит этих детей.

— Я тут подумала… ты только успокойся, это всего лишь мера предосторожности… Наверное, мне нужно привести дела в порядок.

Пододвинув к кровати стул, Майкл тяжело опустился.

— Что?

— Извини, но я просто…

— Нет! Я не хочу и слышать об этом. Мы обязательно выкарабкаемся.

— Знаю, знаю. — Мэри взяла его за руку. — Извини. Просто тебе приходится тратить на меня такие деньги…

— Ни слова больше об этом. Сент-Пьеры никогда не сдаются. — Майкл старался изо всех сил сохранять самообладание. — Никогда.

Послышался негромкий стук в дверь, и в палату заглянул отец Шонесси.

— Здравствуйте, Майкл, Мэри. Я не вовремя? Майкл сверкнул глазами. Священник даже нарочно не смог бы выбрать более неподходящий момент.

— Отец Шонесси, вы не могли бы зайти через полчаса? — попросила Мэри.

— Ну конечно, конечно.

Кивнув, священник скрылся, осторожно притворив за собой дверь. Гнев Майкла выплеснулся на поверхность.

— Зачем он здесь?

— Я подумала…

Но Мэри не успела договорить. Майкл порывисто встал.

— Не смей! Даже не думай причащаться и готовиться к смерти!

— Майкл, не торопись. Я пригласила отца Шонесси только для того, чтобы поговорить и помолиться.

Мэри тоже была взволнована, но, в отличие от Майкла, ей удавалось сдерживать себя.

Майкл принялся возбужденно расхаживать по тесной палате.

— Помолиться? Ты действительно веришь, что Господь допустил бы это, будь Он милосерден?

Мэри ответила не сразу. Она никак не могла предположить, что ей придется защищать себя, не говоря уж про свои убеждения, перед человеком, которого она любила больше жизни. Гнев ее испарился; она тихо произнесла:

— Майкл, ты должен кое-что понять. В годину испытаний я всегда полагалась на две вещи: на тебя и на веру в Бога. Так вот, дорогой, сейчас мне нужно и то и другое.

Когда Майкл вышел из палаты жены, в клинике уже кипела деловитая суета. На банкетке в коридоре в окружении пожилых дам сидел отец Шонесси. Женщины вели разговоры о прощении, а священник перебирал четки, от долгого употребления стертые до крошечных комочков. Даже не посмотрев в его сторону, Майкл направился по коридору.

— Майкл! — окликнул его отец Шонесси. Остановившись, Майкл обернулся; с его уст не слетело ни звука.

— Как вы? — спросил отец Шонесси.

— Моя жена умирает.

— Вы должны проникнуться верой, Майкл, надежда еще есть. Пойдемте со мной, мы поговорим. Вы сможете помолиться с нами.

Священник махнул на дверь палаты Мэри так, словно показывал путь к исцелению. Майкл взорвался.

— Ты что, издеваться надо мной вздумал, твою мать? Да все мои молитвы с раннего детства остались неуслышанными! Я столько воскресений провел в поисках ответов, но наградой мне стало лишь предательство. И вот сейчас моя бедная жена… Ее вера непоколебима, и что это ей дало?

— Ну, определенно, не вас. Пока вы сидели в тюрьме, Мэри вас ждала. Вы разбили ей жизнь, однако она вас не бросила, по-прежнему верила вам. Одному Богу известно, что она в вас нашла. — Маленький священник буквально трясся от ярости. — Быть может, настала пора хоть раз подумать не только о себе, но и о Мэри. Помочь ей, вместо того чтобы жалеть себя и упиваться собственным горем.

Отец Шонесси шагнул вплотную к Майклу. Если бы не сутана, он вспомнил бы свою молодость, проведенную на улице, и заехал бы ему в челюсть.

— Это я жалею себя?! — крикнул в ответ Майкл. — Да мне жалко лишь вас и ваши лживые верования! Вы ведете мою жену по тропе, где нет никакой надежды.

Развернувшись, он двинулся прочь.

Ярость, охватившая отца Патрика Шонесси, превосходила все то, что ему приходилось испытывать до сих пор. И тем не менее он лишь проводил взглядом потерянную душу Майкла, ускользающую по холодному белому больничному коридору.

Хлопнув дверью, Майкл выскочил из здания клиники. Мысли его были в смятении, надежда таяла. Он всегда хвалил себя за умение решать любые проблемы, и не только технического характера. Как никто другой, Майкл мог видеть их с различных точек зрения, после чего обязательно находил решение. Этот дар не раз спасал его в прошлом, предопределив успех в былом ремесле.

Однако не об этом ремесле мечтал Майкл. На путь воровства его толкнули не отчаяние и не отсутствие способностей к законным видам деятельности. Свой талант он обнаружил, бескорыстно помогая другу.

Когда Майклу было семнадцать лет и он все еще искал цель в жизни, его лучший друг Джо Маккуэрри уже нашел свою. Обладающий от природы отличными физическими данными, Джо без проблем был принят в колледж, а точнее, в студенческую бейсбольную команду. Он еще в ранней юности открыл свои таланты и научился их использовать. Спорт и юмор. Спорт приносил Джо популярность среди девочек, но вот веселый нрав доставлял одни неприятности. По характеру добродушный, Джо никогда не отличался рассудительностью. Его представление о веселье заключалось в шутках и насмешках над учителями. За это в школе у него было свое собственное место, отведенное специально для него в кабинете директора.

И вот так случилось, что однажды в пятницу Джо сидел на этом месте, а директор, отец Дэниелс, читал ему нотацию о крушении общества вследствие отсутствия уважения. Подробно расписав жизненный путь Джо, усыпанный розами спортивных достижений, отец Дэниелс предупредил, что все это может в одночасье исчезнуть. Терпению директора пришел конец. Джо уже было вынесено два предупреждения; еще одна провинность — и его придется исключить из школы. Отец Дэниелс попытался выразить это понятным для Джо языком: еще одна подача, и тот вылетит. А если Джо считает себя таким блестящим, самым умным, стоит подвергнуть его испытанию. Объявив юноше о том, что он неделю будет оставаться в школе после уроков, директор вышел, предупредив, что необходимо дождаться его возвращения.

Джо остался сидеть к кабинете, недоумевая, кем себя мнит отец Дэниелс. Через три недели Джо окончит школу, шагнет к новым вершинам, в то время как священник навсегда застрянет здесь. Джо сидел, разглядывая статуэтку на столе у директора. Эта статуэтка была наградой, которой пятнадцать лет назад отец Дэниелс удостоился за выдающийся вклад в воспитание учащихся. Дожидаясь возвращения директора, Джо все больше поддавался своим эмоциям. Чем дольше он думал об этом «выдающемся вкладе», тем большее негодование испытывал.

Парень просидел почти целый час, разглядывая проклятую статуэтку, прежде чем в кабинет вошел секретарь отца Дэниелса и сообщил о том, что директора срочно вызвали и он вернется только в понедельник. Джо буквально вскипел, услышав это. Однако вместо того, чтобы пулей выскочить из кабинета, не спеша собрал свои вещи и совершил поступок, сказавшийся впоследствии на всей его дальнейшей жизни, о чем в тот момент он не мог и догадываться.

Джо забрал плексигласовую статуэтку на деревянном основании, стоявшую на столе у отца Дэниелса.

Этой же ночью, когда Джо и Майкл с друзьями, прихватив коробку пива, пировали на берегу озера, Джо продемонстрировал украденную статуэтку. Мальчишки разразились громовым хохотом, восторгаясь его дерзостью. Их лица светились в отблесках пламени костра, разведенного для тепла. Все собрались вокруг Джо, а Майкл, достав «Поляроид», заснял похитителя с добычей. Затем Джо открыл новую банку пива и, когда остальные провозгласили тост за него, торжественно бросил статуэтку в огонь.