ПОГОНЯ
(Из к/ф „Единственная“)
Во хмелю слегка лесом правил я,
Не устал пока, пел за здравие.
А умел я петь песни вздорные.
Как любил я вас, очи черные!
То неслись, то плелись,
То трусили рысцой,
И болотную слизь
Конь швырял мне в лицо.
Только я проглочу
Вместе с грязью слюну,
Штоф у горла скручу
И опять затяну:
Очи черные, как любил я вас…
Но прикончил я то, что впрок припас.
Головой тряхнул, чтоб слетела блажь,
И вокруг взглянул и присвистнул аж!
Лес стеной впереди, не пускает стена.
Кони прядут ушами, назад подают.
Где просвет, где прогал, не видать ни рожна,
Колют иглы меня, до костей достают!
Коренной ты мой!
Выручай же, брат!
Ты куда, родной!
Почему назад?
Дождь, как яд, с ветвей
Не добром пропах.
Пристяжной моей
Волк нырнул под пах.
Вот же пьяный дурак, вот же налил глаза!
Ведь погибель пришла, а бежать не суметь.
Из колоды моей утащили туза,
Да такого туза, без которого — смерть!
Я ору волкам:
Побери вас прах!
А коней пока
Подгоняет страх.
Шевелю кнутом,
Бью крученые
И ору притом:
Очи черные…
Храп, да топот, да лязг, да лихой перепляс,
Бубенцы плясовую играют с дуги.
Ох вы, кони мои, погублю же я вас!
Выносите, друзья, выносите, враги!
От погони той
Даже хмель иссяк.
Мы на кряж крутой
На одних осях!
В хлопьях пены вы,
Струи в кряж лились,
Отдышались, отхрипели да откашлялись.
Я к лошадкам забитым,
Что не подвели,
Поклонился в копыта
До самой земли.
Сбросил с воза манатки,
Повел в поводу.
Спаси бог вас, лошадки,
Что целы мы тут!
Сколько кануло, сколько схлынуло!
И кидало меня, не докинуло.
Может, спел про вас неумело я.
Очи черные, скатерть белая!
ДОМ
Что-то дом притих,
Погружен во мрак,
На семи лихих
Продувных ветрах,
Всеми окнами
Обратясь во мрак,
А воротами —
На проезжий тракт.
Ох, устать я устал, а лошадок распряг.
Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги!
Никого, только тень промелькнула в сенях,
Да стервятник спустился и сузил круги.
В дом заходишь как все равно в кабак,
А народишко: каждый третий — враг,
Своротят скулу:
Гость непрошенный,
Образа в углу
И те перекошены.
И затеялся смутный, чудной разговор,
Кто-то песню орал и гитару терзал
И припадочный малый, придурок и вор,
Мне тайком из-под скатерти нож показал.
Кто ответит мне,
Что за дом такой,
Почему во тьме,
Как барак чумной?
Свет лампад погас,
Воздух вылился,
Али жить у вас
Разучилися?
Двери настежь у вас, а душа взаперти,
Кто хозяином здесь? Напоил бы вином,
А в ответ мне: „Видать, был ты долго в пути
И людей позабыл. Мы всегда так живем.
Траву кушаем,
Век на щавеле,
Скисли душами,
Опрыщавели,
Да еще вином
Много тешились,
Разоряли дом,
Дрались, вешались“.
Я коней заморил, от волков ускакал,
Укажите мне край, где светло от лампад.
Укажите мне место, какое искал,
Где поют, а не плачут, где пол не покат.
О таких домах
Не слыхали мы,
Долго жить впотьмах
Привыкали мы.
Испокону мы
В зле да шёпоте,
Под иконами
В черной копоти.
И из смрада, где косо висят образа,
Я, башку очертя, шел, свободный от пут,
Куда ноги вели, да глядели глаза,
Где не странные люди как люди живут.
СколькО кануло, сколько схлынуло.
Жизнь кидала меня, не докинула.
Может спел про вас неумело я,
Очи черные, скатерть белая.
СВАДЬБА
Там у соседа пир горой,
И гость солидный, налитой
Ну, а хозяйка — хвост трубой —
Идет к подвалам.
В замок врезаются ключи,
И вынимаются харчи,
И с тягой ладится в печи,
И с поддувалом.
А у меня сплошные передряги.
То в огороде недород, то скот падет,
То печь чадит от нехорошей тяги,
А то щеку на сторону ведет.
Там у соседей мясо в щах,
На всю деревню хруст в хрящах,
И дочь-невеста вся в прыщах —
Дозрела, значит.
Смотрины, стало быть у них.
На сто рублей гостей одних.
И даже тощенький жених
Поет и скачет.
А у меня цепные псы взбесились,
Средь ночи с лая перешли на вой,
И на ногах моих мозоли прохудились
От топотни по комнате пустой.
Ох, у соседей быстро пьют!
А что не пить, когда дают?
А что не петь, когда уют
И не накладно.
А тут — и баба на сносях,
Гусей некормленных косяк.
Но дело даже не в гусях,
А все неладно.
Тут у меня постены появились.
Я их гоню и так, и сяк, они — опять.
Да в неудобном месте чирей вылез.
Пора пахать, а тут ни сесть, ни встать.
Сосед маленочка прислал.
Он от щедрот меня позвал.
Ну, я, понятно, отказал, —
А он сначала.
Должно, литровую огрел,
Ну, и конечно, подобрел.
И я пошел. попил, поел —
Не полегчало.
И посредине этого разгула
Я прошептал на ухо жениху…
И жениха, как будто ветром сдуло.
Невеста вся рыдает наверху.
Сосед орет, что он — народ,
Что основной закон блюдет,
Мол, кто не ест, тот и не пьет,
И выпил, кстати.
Все сразу повскакали с мест,
Но тут малец с поправкой влез: —
Кто не работает — не ест,
Ты спутал, батя.
А я сидел с засаленною трешкой,
Чтоб завтра гнать похмелие мое,
В обнимочку с обшарпанной гармошкой,
Меня и пригласили за нее.
Сосед другую литру съЕл
И осовел, и обсовел.
Он захотел, чтоб я попел, —
Зря что ль поили?
Меня схватили за бока
Два здоровенных мужика: —
Играй, говорят, паскуда!
Пой, пока не удавили!
Уже дошло веселие до точки,
Невесту гости тискают тайком.
И я запел про светлые денечки,
Когда служил на почте ямщиком.
Потом у них была уха
И заливные потроха,
Потом поймали жениха
И долго били.
Потом пошли плясать в избе,
Потом дрались не по злобе
И все хорошее в себе
Доистребили.
А я стонал в углу болотной выпью,
Набычась, а потом и подбочась.
И думал я: — Ну, с кем я завтра выпью
Из тех, с которыми я пью сейчас?
Наутро там всегда покой
И хлебный мякиш за щекой,
И без похмелья перепой,
Еды навалом.
Никто не лается в сердцах,
Собачка мается в сенцах,
И печка в синих изразцах
И с поддувалом.
А у меня и в ясную погоду
Хмарь на душе, которая горит.
Хлебаю я колодезную воду,
Чиню гармошку, а жена корит.
