Он поднялся к себе на седьмой этаж и следующие двадцать минут простоял перед зеркалом с дулом у виска. Он был очень близок к тому, чтобы нажать курок, утверждала Альма, ближе, чем в первые два раза, и все же ему не хватило духу. Тогда он положил револьвер на стол и покинул отель. Было полпятого утра. Он прошел пешком двенадцать кварталов до автобусной станции и купил билет на «Грейхаунд». Шестичасовой отправлялся в сторону Янгстауна. Рейс 6.05 – в обратную сторону. Он выбрал западное направление. Девятая остановка была Сандаски, город, в котором якобы прошли его детские годы. Вспомнив былое очарование этого слова, Гектор решил там сойти и посмотреть, как выглядит его воображаемое прошлое.

На дворе было 21 декабря 1931 года. До пункта назначения, с остановками – шестьдесят миль. Почти всю дорогу, два с половиной часа, он проспал и очнулся, когда водитель объявил, что они в Сандаски. В бумажнике у него было три сотни: двести пятьдесят от Меерс и пятьдесят еще из Чикаго, не считая сдачи с десятки, которую он отдал за билет. Он зашел в пристанционный кафетерий и заказал завтрак-«эксклюзив»: ветчина, яйца, тост, жареный картофель, апельсиновый сок и кофе до отвала. На третьей чашке он спросил у буфетчика о городских достопримечательностях. Вряд ли я еще когда-нибудь здесь окажусь, сказал он. Че посмотреть? переспросил буфетчик. Да нет тут у нас ничего такого. Только вот Сидар-Пойнт, парк развлечений. Русские горки, карусели, гонки по ухабам, аттракцион «Взломщики» и всякое такое. Между прочим, именно там Кнут Рокни впервые сделал заброс мяча вперед, если вы интересуетесь футболом. Вообще-то зимой парк закрыт, но посмотреть все равно стоит. И он нарисовал на бумажной салфетке простенький план.

Гектор вышел на улицу и повернул налево, хотя надо было направо. В результате вместо Коламбус-авеню он оказался на Кэмп-стрит. Свернув на Уэст Монро, он допустил вторую ошибку: ему надо было на восток, а он двинул на запад. Так он дошел до Кинг-стрит и только тогда сообразил, что идет не в ту сторону. Вместо расположенного на полуострове парка развлечений с аттракционами и чертовым колесом он увидел перед собой унылый ландшафт из заброшенных фабрик и пустых складов. Холодное серое небо предвещало снег. Кроме шелудивого пса, трусившего мимо на трех ногах, кругом не было ни души.

Гектор повернул обратно, и в этот момент, по словам Альмы, его охватила такая усталость, такое чувство опустошенности, что он вынужден был прислониться к стене, чтобы не упасть. Со стороны озера Эри дул пронизывающий, обжигающий лицо ветер, но Гектор не понимал, настоящий это ветер или плод его расстроенного воображения. Он забыл, какой сейчас год и месяц. Он забыл, как его зовут. Кирпичная кладка промзоны и булыжная мостовая. Натужное (чье?) дыхание. Хромая псина, исчезающая за углом. Он увидел декорацию своей смерти, развалины души. И даже когда он двинулся назад к людям, собрав последние силы, его двойник остался там, на вымершей улице Сандаски, Огайо, хватая ртом стылый воздух и чувствуя, как жизнь уходит из его пор.

В десять тридцать он уже продирался сквозь предрождественскую толпу на Коламбус-авеню. Под звуки колокольчика Сайта Клауса из Армии Спасения он миновал кинотеатр «Уорнер Бразерс» и «Маникюрный салон Эстер Джинг», обогнул «Вулворт», ломившийся от покупателей. Поравнявшись с коммерческим банком, он решил зайти и разменять пару пятидесяток на более мелкие купюры. Особого смысла в этом не было, но, чем бесцельно ходить кругами и мерзнуть на ветру, не лучше ли погреться в теплом помещении.

Против ожидания, в банке было полно клиентов. Перед четырьмя зарешеченными окошечками выстроились очереди. Гектор стал в самую длинную, вторую от входа. Почти одновременно в соседнюю очередь, слева от него, встала молодая женщина в шерстяном пальто с меховым воротником. На вид ей было двадцать с небольшим. Так как делать ему было нечего, Гектор принялся украдкой наблюдать за ней. У нее было интересное живое лицо, высокие скулы, красиво очерченный подбородок, и еще ему понравился ее взгляд – вдумчивый, спокойный. В прежние времена он бы сразу с ней заговорил, но сейчас ему было достаточно просто смотреть и думать о плоти, спрятанной под этим пальто, воображать, какие мысли крутятся в этой очаровательной женской головке. Она скользнула по нему взглядом и, заметив, как пристально он ее разглядывает, послала ему короткую загадочную улыбку. В ответ Гектор кивнул и тоже улыбнулся, но буквально через секунду в ее лице что-то изменилось: глаза сузились, лоб нахмурился. Гектор понял, что она его узнала. Никаких сомнений, она видела его фильмы, ей было знакомо его лицо. И хотя она пока не вспомнила, откуда же она его знает, это был вопрос одной минуты.

За последние три года такое с ним уже случалось, и всякий раз он исчезал, прежде чем ему успевали задать ненужные вопросы. Он и сейчас собирался исчезнуть, но тут началась заварушка. Молодая женщина, стоявшая спиной к двери, не могла видеть, как в банк ворвался мужчина, чье лицо скрывала красно-белая бандана. В одной руке у него была пустая сумка, в другой – пистолет. То, что он заряжен, всем сразу стало ясно, так как грабитель первым делом выстрелил в потолок. Всем лечь на пол! закричал он и, пока перепуганные посетители выполняли его команду, схватил ближайшего к нему человека. Топография в чистом виде. Ближайшей к нему оказалась молодая женщина, поэтому пистолет был приставлен к ее виску. Никто не двигается, предупредил мужчина, или этот воробышек останется без мозгов. Он сдернул ее с места одним рывком и потащил к окошечку, обнимая за плечи левой рукой с зажатой в кулаке сумкой. Обезумевшие, бегающие глаза, не закрытые банданой, светились страхом. Не сказать, чтобы Гектор действовал сознательно, но едва он успел опуститься на одно колено, как тут же снова поднялся. У него не было героических планов, и принести себя в жертву он тоже не собирался. Среди чувств, которые в этот момент им владели, отсутствовал страх. Была, пожалуй, злость и еще озабоченность, что он подвергает девушку опасности, но страха за себя не было. Главное, угол подхода. И непрерывность движения. Если атаковать его на полной скорости сбоку, с той стороны, где сумка, он обязательно переведет свою пушку на нападающего. Это естественная реакция. Когда на тебя откуда ни возьмись налетает разъяренный зверь, ты забываешь обо всем остальном на свете.

До этого момента, по словам Альмы, Гектор все помнил достаточно ясно. Помнил, как он рванулся к грабителю. Но ни выстрела, ни боли в груди от пули, отбросившей его на пол, ни действий Фриды, сумевшей освободиться от ослабшей хватки, он не помнил. Казалось бы, Фрида могла запомнить больше, но все ее внимание было отдано борьбе с грабителем, поэтому остальные события выпали из ее поля зрения. Она только видела, как упал Гектор и брызнула кровь из раны, и пропустила момент, когда грабитель попытался скрыться. В ее ушах еще звучал выстрел, а также крики и вопли людей вокруг, так что она даже не услышала других выстрелов – это банковские охранники выпустили три пули в спину налетчика.

Зато дату оба запомнили точно. И когда Альма наведалась в микрофильмотеки «Сандаски ивнинг херальд», кливлендской «Плейн дилер» и еще нескольких как почивших в бозе, так и поныне здравствующих местных газет, она без труда сумела восстановить полную картину происшедшего. КРОВАВАЯ БАНЯ НА КОЛАМБУС-АВЕНЮ, БАНКОВСКИЙ НАЛЕТЧИК ПОГИБАЕТ В ПЕРЕСТРЕЛКЕ, ГЕРОЯ ДОСТАВЛЯЮТ В ГОСПИТАЛЬ – так звучали некоторые заголовки. Объявленного в розыск четырьмя штатами в связи с серией банковских ограблений и вооруженных захватов двадцатисемилетнего бывшего автомеханика, который чуть не убил Гектора, звали Дэррил Нокс, он же Шизанутый Нокс. Его смерть вызвала общий вздох облегчения у журналистов, отмечавших умелые действия охраны, – пуля сразила Нокса уже в дверях, – но больше всего их поразило мужество Гектора; восхищаясь его смелостью, они писали, что ничего подобного в этих краях давно уже не видели. Она была не жилец, сказал о девушке один из очевидцев. Если бы он не бросился ей на помощь, этот головорез отправил бы ее прямиком на тот свет. Двадцатидвухлетнюю девушку звали Фрида Спеллинг. В газетах писали о ней как о художнице, выпускнице Бернард-Колледжа (так!)[17], но в основном как о дочери покойного Таддеуша Спеллинга, банкира и филантропа, местной знаменитости. В своих интервью она не переставала благодарить своего спасителя. Она пережила сильнейшее потрясение и уже ни на что не надеялась. А теперь она молилась, чтобы человек, вернувший ей жизнь, тоже выжил.