Солнце все еще не выбралось из тумана окончательно, и его лучи, просачивающиеся сквозь сизую дымку, окрашивали местность в унылые тона. Море, скалы, камешки на берегу утратили свои истинные цвета; все вокруг приобрело скверный оттенок переваренного мяса. Не прошла я еще и сотни ярдов, как этот вылинявший серый мир стал раздражать меня, и я повернула обратно. Неприятные почмокивающие звуки справа: это вода колеблется и бьется о камни, крохотные волны расходятся по поверхности, методичное хлюпанье приводит в уныние... Я начинала ненавидеть этот остров.

Когда я вернулась, Рэй возился с радио. Ничего, кроме белого шума, получить ему не удавалось. Он занимался этим уже более получаса, и теперь махнул на приемник рукой. Анжела соизволила наконец принести завтрак. Состоял он из сардин, консервированных грибов и оставшихся тостов, однако подан был с такой претензией, будто перед нами некое чудо, должное вызывать не меньшее восхищение, чем пять хлебов Иисуса. В любом случае, есть не хотелось ничего: это место отбивало весь аппетит.

– Не правда ли, забавно... – начал Джонатан.

– Весельчак ты наш, – не удержался Рэй.

– ...забавно, какая здесь тишина. Ни звука мотора, ничего вообще. Сверхъестественно.

Здесь он был прав. Нас окружало полнейшее безмолвие, тишина глубокая, давящая... Если бы не едва различимый плеск волн и звуки наших же голосов – можно было бы подумать, что мы оглохли.

Я сидела на корме и разглядывала море. Оно было все еще серым, но понемногу стали проступать другие цвета: где зеленоватый, где голубой, немного пурпурного... Выглядело заманчиво; все лучше, чем сидеть среди этих кислых физиономий, решила я и объявила, что иду купаться.

– Не стоит, любовь моя, – сказал Рэй, – я бы не советовал.

– Но почему?

– Течение, которое прибило нас сюда, очень сильное. Не стоит рисковать.

– Но приливной волной меня просто выбросит на берег.

– Мы не знаем, какие здесь еще есть течения. И не забывай о водоворотах. Может затянуть.

Я снова взглянула на море. Выглядело вполне мирно, однако Рэй прав: впечатление может быть обманчивым.

Анжела дулась на весь свет из-за того, что к ее сногсшибательному завтраку едва притронулись. Рэй ей подыгрывал. Он любит возиться с ней, нянчить и утирать сопли. Видимо ему эти дурацкие игры доставляют удовольствие. Меня же тошнит от них. Нужно было помыть посуду, и я спустилась в кубрик. Вычистив тарелки, выбросила отходы в море через иллюминатор и долго смотрела, как расплываются на поверхности воды жирные пятна от недоеденных сардин. Еда для крабов. Если хоть один уважающий себя краб здесь обитает. Джонатан спустился ко мне, и было заметно, что он себя по-дурацки чувствует, несмотря на браваду. Он стоял в дверях, пытаясь поймать мой взгляд, пока я кое-как мыла тарелки. Все, что нужно этому человеку – заверение, что я не считаю случившееся его виной, а его самого – кретином. Но я молчала.

– Тебе не помочь? – произнес Джонатан.

– Нет, – ответила я, стараясь, чтобы это не звучало слишком резко, – для двоих здесь мало места.

Он все же вздрогнул. Да, недавний эпизод сильно отразился на самооценке бедняги. Его уважение к себе было подорвано и требовало подкрепления.

– Послушай, – мягко начала я, – отчего бы тебе не пойти на палубу? Позагорай, пока не слишком припекает.

– Я чувствую себя дерьмом, – сказал он.

– Это была случайность.

– Полным дерьмом.

– Ты же говоришь, что нас поднимет прилив.

Он спустился ко мне. Для двоих действительно тесно; у меня начинались скверные ощущения, едва ли не клаустрофобия. Это загорелое тело было слишком крупным для такого помещения.

– Я же сказала, Джонатан.

Он положил руку мне на затылок, затем опустил пальцы на шею, слегка массируя ее. Можно было отстранить его, но я не стала: зачем? Безразличие и усталость овладели мной: возможно, действие этого места, этого воздуха... Другая рука от моей талии скользнула к груди. Я оставалась равнодушной к маневрам Джонатана. Пусть, если он так этого хочет.

На палубе задыхалась в истерическом смехе Анжела. Я видела явственно ее лицо. Она запрокидывает сейчас голову, встряхивая волосами, и хохочет... Джонатан расстегнул шорты, они упали на пол. Я позволила его губам припасть к моим, и язык, настойчивый как палец дантиста, стал исследовать мои десны. Затем Джонатан, стащив с меня бикини, отшвырнул его в сторону, пристроился поудобнее и вогнал в меня свой член.

Звук скрипнувшей ступеньки был негромким, но я уловила его и взглянула наверх. В дверном проеме за спиной Джонатана, глядя на его задницу и сплетение наших рук, стоял Рэй. Интересно, видит ли он, что я ничего не чувствую? Что я абсолютно бесстрастна и возбуждалась только представляя его, Рэя, вместо Джонатана – его руки, спину...

Рэй беззвучно исчез из дверей, и через некоторое время, за которое Джонатан успел сказать, что любит меня, а Рэй – поведать Анжеле, что он увидел, с палубы раздался истерический гогот. Пусть эта сука думает что хочет – ее проблемы.

Джонатан продолжал свои труды, действуя умело и обдуманно, но вдохновения ему явно не хватало. Он сморщил лоб, как школьник, пытающийся решить сложную задачу... Оргазм был «сухой», его наступление я определила лишь по тому, как Джонатан еще сильнее скривился и сжал мои плечи. Он остановился, поймал мой взгляд, и на какое-то мгновение мне даже захотелось поцеловать его. Но Джонатан уже утратил весь свой пыл и отстранился, все еще тяжело дыша.

– Я всегда тонко улавливаю момент, – пробормотал он и стал надевать шорты, – скажи, тебе было хорошо?

Я кивнула. Хотя на самом деле было смешно. Все это крайне смешно. Оказаться в несуществующем месте с этим ребенком 26 лет, Анжелой и человеком, которому абсолютно все равно, жива я или нет. Впрочем, как и мне самой. Почему-то всплыли перед глазами те объедки, что я выкинула в море, покачивающиеся на поверхности, пока их не накрыла волна...

Джонатан поднялся по ступенькам. Я сварила кофе, постояла немного, глядя в иллюминатор и тоже вышла на палубу. Рэй с Анжелой удалились осмотреть остров и поискать людей. Джонатан сидел на моем месте на корме и глядел в пространство перед собой. Чтобы что-то сказать, я заметила:

– Кажется, мы чуть поднялись.

– Ты думаешь?

Я поставила перед ним кофе.

– Спасибо.

– Где остальные?

– Обследуют местность. – Он растерянно взглянул на меня и добавил: – Я по-прежнему чувствую себя дерьмом.

Я увидела рядом с ним бутылку джина.

– Не рановато ли пить?

– Присоединяйся.

– Еще нет одиннадцати.

– Кому какое дело?

Он указал на море:

– Смотри туда... да нет же! Туда, в точности за моим пальцем... видишь?

– Нет.

– Вон там, на грани тумана, появляется и исчезает... Опять!

Я действительно увидела что-то мелькнувшее в воде на расстоянии 20-30 ярдов от «Эммануэль».

– Похоже на тюленя.

– Не думаю.

– Солнце прогревает воду, Джонатан. Тюлени приплывают погреться на мелководье.

– Говорю тебе, это не тюлень. Он как-то странно переворачивается...

– Возможно, обломок корабля?

– Черт его знает.

Он присосался к бутылке.

– Оставь на вечер.

– Хорошо, мамочка.

Несколько минут мы сидели в тишине. Тюлень – или что там это было – еще раз показался на поверхности воды, повернулся и исчез. Через час, подумала я, начнется прилив и снесет нас с этого проклятого берега.

Тишину нарушил крик Анжелы, доносящийся издалека:

– Эй! Ребята!

«Ребятами» она, видимо, назвала нас. Джонатан привстал и, загораживаясь рукой от солнца, которое стало уже довольно ярким, всмотрелся и произнес безразлично:

– А, она нам машет...

– Пусть машет.

– Ребята! – закричала Анжела снова. Джонатан сделал руки рупором и проорал в ответ:

– Тебе чего надо?

– Идите сюда, увидите!

– Она хочет, чтобы мы что-то увидели, – обратился Джонатан ко мне. – Идем?

– Не имею никакого желания.