– Еще как примет, батька! Не пожалеешь!

   Оставшуюся дружину Духарев доверил сотнику Гримми.

   Поехали вдвенадцатером: Духарев с сыном, Трувор и девять варягов из Ольбардова рода. Все, что были в Новгороде. Заводных не взяли, только пару вьючных. Здесь – не Дикое Поле, на лесных тропах не разгонишься.

   Духарев с удовольствием вдыхал знакомый запах. Ехали они туда, где много веков спустя встанет над болотами родной город Сергея. Этот лес, конечно, много гуще и чище, но знакомый с детства дух все равно чувствуется. Или Сергею кажется?

   Варяги тоже расслабились: почти родные места. Сняли брони, шлемы, приторочили к седлам.

   К вечеру второго дня подняли лося-двухлетка. Первый выстрел отдали Артему – как младшему. Парень не сплоховал: подкрался и вогнал сохатому стрелу меж ребер точно в сердце.

   Зверя погрузили на волокушу и протащили еще четверть поприща. Лагерем стали, когда вышли к реке. Река была широкая, но не Нева и не Волхов. Впрочем, без разницы.

   Было светло: север все-таки. Варяги набили стрелами рыбки, пару уточек. Не потому что мяса мало, а для разнообразия. Сварганили супчик, накидав туда травок с корешками, да еще ячменя – для наваристости. Лосятину жарили на живом огне. Кроме языка. Этот сварили и, густо посыпав солью, поднесли воеводе. Артем как главный добытчик получил печенку.

   После двухдневной прогулки по лесу простая жаренка и немудреная ушица показались вкуснее, чем новгородские яства.

   Покушали. Устроились на бережку так, чтобы ветром хоть часть комариков сдувало.

   А вот поспать толком не удалось. Вначале второй стражи дозорный растолкал Духарева:

   – Воевода, проснись, воевода! Чуешь?

   Сергей принюхался. Ввоздухе ощутимо пахло паленым. Ине костром – лесные дровишки пахнут не так. Так пахнет, когда горит человечье жилье.

   – Буди всех, – велел Духарев.

   Он сбежал к реке. Здесь дымом тянуло сильнее. Сергей прислушался: над водой звук идет лучше. Кажется, расслышал что-то.

   Рядом зашуршал песок. Трувор. Он тоже прислушался…

   – Кричат, – сказал он. – Там, – варяг махнул рукой вниз по течению. – Что скажешь, воевода?

   – Вздеть брони и на-конь!

   Трувор кивнул. Он не ожидал другого ответа.

   – Водой пойдем? – спросил Трувор. – Тут берег гладкий.

   Духарев молча вскочил в седло, пустил коня рысью по мелководью, на ходу натягивая панцирь. Было довольно светло. Полнолуние.

   Минут через пять уже и Духарев различил отчаянные вопли.

   Не сговариваясь, варяги прибавили ходу. Теперь их кони шли ровным коротким галопом, разбрызгивая темную речную воду. Река отвернула влево, и русам открылся небольшой заливчик, где, въехав носом на песчаный берег, стоял… драккар!

   На мгновение Духарев замешкался: их всего двенадцать, тогда как на таком корабле может уместиться больше сотни викингов. Авикинги – это лучшие воины Севера, ничуть не уступающие варягам.

   Пока Сергей думал, его сын вылетел вперед. Визгнула стрела – и один из скандинавов, оставленных присматривать за кораблем, повалился через борт и плюхнулся в воду.

   Тотчас с полдюжины стрел порхнули с тугих степных луков – и еще двое выбыли из игры. Зато четвертый успел взреветь влюбленным оленем, предупреждая своих, прежде чем граненый наконечник навылет пробил ему шею.

   Деревня горела. Тут и там мелькали люди. Кто-то что-то тащил. Отчаянно кричали женщины и дети. Иногда крик срывался в нечеловеческий звериный визг.

   Да, припозднились варяги. Но лучше поздно, чем никогда. Основное нурманское веселье – насиловать, резать, жечь – в самом разгаре.

   – Вскачь! – закричал Духарев, сдергивая со спины лук. – Конно! Стрелами! Врубку не лезть!

   Конечно, тут не было места для настоящей степной карусели. Тесновато. Ивсе-таки…

   Духарев бросил коня между горящих изб. Вылетевший навстречу скандинав широко замахнулся секирой… и опрокинулся со стрелой в груди. Вот так вот! Никакая бронь не выдержит стрелы из настоящего хузарского лука, посланной в упор.

   Бум! Еще один северный разбойник отправился в Валхаллу. Следующему, выскочившему из избы прямо под выстрел, стрела вошла точно в глаз. Духарев развернулся в седле, пытаясь углядеть, как там Артем… Но увидел двух викингов, бегущих за воеводой. Крутые парни очень быстро перебирали ногами. Верно, надеялись обогнать лошадь. Две стрелы, одновременно сорвавшиеся с тетивы Духарева, лишили их этой надежды. Ижизней заодно.

   Ага, вот еще один! Духарев заметил его вовремя. Как раз, когда тот занес копье…

   – Стой! – Сергей голосом осадил коня.

   Копье ширкнуло аккурат перед мордой коня…

   В этот момент откуда-то сбоку выскочил еще один нурман и безжалостно рубанул бедное животное по задним ногам.

   Конь с жалобным воплем повалился на землю. Впадении Духарев потерял лук и щит. Но меч был при нем, и набежавшего врага, уже чуявшего легкую добычу, он встретил, как подобает: косым ударом сверху вниз. Викинг заорал. Естественая реакция для человека, оставшегося без ноги.

   Духарев пинком вышиб и поймал левой рукой на лету его меч (эх, не судьба разбойничку попировать с Одином: без железки в руке помрет) и угостил железом второго северянина сразу с двух сторон. Тот прикрылся, но струсил. Подался назад, завопил, скликая своих.

   Набежали сразу трое. Впереди громила с секирой и нетрадиционным для нурманов рогатым шлемом. Должно быть, в одном из южных походов добыл. Громила, хрипя и подвывая, накинулся на Духарева, давя здоровенным щитом и размахивая секирой со скоростью вентилятора. Причем каждый взмах был нацелен на конкретное повреждение организма. Духарев изловчился трижды достать его мечом, но громила не замечал ран. Берсерк, не иначе. Ксчастью, его товарищи тоже старались держаться подальше от пляшущей секиры, чтобы ненароком не угодить под раздачу.

   Закончилось все неожиданно. За спинами викингов мелькнула серая тень, простучали копыта, звонко щелкнула тетива – и из бородищи громилы вынырнул красный клювик наконечника стрелы.

   Такую рану даже берсерку и ульфхеднару игнорировать не под силу. Двое его приятелей опрометчиво развернулись в стрелку, но тот уже умчался, а вот Духарев был рядом. Иеще двумя викингами стало меньше.

   Наконец Сергей получил краткую передышку и попытался сориентироваться.

   Он находился у одной из крайних изб. Вокруг валялись тела викингов, которых он положил, и нескольких мёртвых крестьян – мужчин и женщин. Позади избы пылало пламя, слева, шагах в пятидесяти, темнел лес. Справа – несколько изб. Дальше – опять горело. Там звенело железо и трещало пламя, дым щипал глаза. Вдвадцати шагах бился и ржал покалеченный конь Сергея.

   Кто-то вдруг завыл по-варяжски, волком. Духарев встрепенулся. Бросился к бьющемуся на земле коню, кольнул его мечом в горло («Прости, брат!»), подхватил колчан («Эх, стрел маловато!»), лук (меч – в ножны), и бегом – туда, где драка.

   Мимо вихрем пролетел всадник. Духарев отпрянул, но всадник его узнал: «Я свой, батька!»—и нырнул прямо в клубы дыма.

   Вокруг прыгали длинные тени. Бой распался на множество стычек. Обогнув горящую избу, Духарев наткнулся на трех викингов, прижавших кого-то к тыну и, похоже, намеревавшихся брать живьем. Мимо Духарева, на подмогу северянам, пробежал четвертый. На Сергея он внимания не обратил. Шлем и панцирь у Духарева – типично скандинавские. Да и рост соответствующий. Вобщем, принял Духарева предок мирных норвежских рыболовов за своего – и поймал стрелу под лопатку.

   Духарев черпнул из колчана еще три и спокойно, словно в соломенные мишени, одну за другой отправил их в спины северных разбойничков. Особенно не прицеливался. Знал: ни один панцирь – ни даже панцирь с кольчугой, ни даже его собственная отменнейшая бронь – не выдержит полутонного удара граненого наконечника. Викинги попадали, и за ними обнаружился десятник Велим, немного помятый, но не побежденный.