Гуннар, тоже типичный норман, подошел к гостям и с достоинством пригласил разделить кров и пищу. Но вид у него при этом был кислый.

   Молодцы Духарева попрыгали на песок. Кое-кто по-нурмански обменивался приветствиями с викингами. Не раз пересекались дорожки скандинавов и варягов-славян. На море (часто – сталью о сталь); на мирных торгах в Белозерье, в Скирингсалле, в Хольмгарде-Новгороде.

   – Знакомый драккар! – прищурился вдруг ярл Эвил. – Не Олли-Рогатого «Ёрмундганд»?

   – Был, – ответил Духарев. – Теперь его имя «Морской конь».

   – Давно ли?

   – Пол-луны минуло.

   – И чем же куплен сей пахарь пенных полей?

   – Кровью, – мрачно ответил Духарев.

   – Уверен, эта история достойна висы! – сказал ярл. – Ты расскажешь ее, когда мы омочим усы в пиве гостеприимного Гуннара!

   Историю рассказывал не Духарев, а Трувор. Большинство присутствующих были нурманы, а сын Ольбарда владел нурманским, как своим родным.

   Расписал красочно, со всеми положенными поэтизмами, акцентируя внимание на том, что грабеж на земле киевского князя дорого встанет даже тем, кто намерен этому князю служить. Но нурманы обратили внимание на другое:

   – Сколько, говоришь, вас было? – переспросил ярл Эвил.

   – Двенадцать. Осталось восемь. Четверо ушли в мир вечной славы.

   – А сколько, ты сказал, было хирдманов Олли?

   – Четыре десятка и еще шесть.

   Нурманы загомонили. Похоже, не поверили. Но оспаривать никто не стал.

   В длинный дом викингов набилось под сотню (еще столько же пьянствовало снаружи). Иеще полсотни варягов. Вонь стояла – не продохнуть. Духареву кусок в горло не лез.

   – Выйдем, ярл, прогуляемся, – предложил он, наклонившись к Эвилу.

   Тот кивнул.

   Предводители вышли, оставив своих воинов пировать.

   Пара нурманов с волчьими шкурами на плечах сунулись было за ярлом, но тот знaком велел им остаться. Варяг не взял своих телохранителей, нурман – тоже.

   – Сколько будет платить князь Святослав за каждый меч? – напрямик спросил Эвил.

   – Четверть золотой гривны за два меча.

   – Мало! Ромейский кесарь платит втрое больше.

   – Еще доля в добыче.

   – А велика ли будет добыча?

   Духарев усмехнулся:

   – Мало не покажется.

   – Х-м-м… Слава твоего князя тоже велика, но одной славы мало. На кого идем?

   – Все узнаешь в свой черед, ярл.

   – Думаешь, если я узнаю, то приду и возьму сам? – осклабился Эвил.

   – Вряд ли.

   – Тогда шепни. Только мне. Одином клянусь, никто не узнает!

   – Одином? – Духарев хмыкнул. Один – отец лжи.

   – Честью! Честью ярла Эвила!

   – Ладно, – согласился Духарев. – Только тебе. Хузарский хаканат.

   – О-о-о-о!

   – Неужто испугался?

   – Никогда! – отрезал Эвил. – Значит, треть гривны за два меча?

   – Я сказал, четверть.

   – А если я уйду? – ярл остановился.

   Они уже поднялись довольно высоко. Внизу, метрах в пятидесяти под ними, плескалось между утесами море. Ярл остановился на самом краю скалы, глядел, покачиваясь, на чаек.

   – К ромеям?

   – Домой. ВХалсфьерд.

   – Лучше – в Исландию, – посоветовал Духарев. – Там конунг тебя не достанет.

   – Так ты знаешь? – удивился Эвил.

   – О твоей ссоре с конунгом? Конечно.

   Ярл отошел от края скалы и сбежал по тропинке вниз, на крохотную лужайку. На лужайке паслись три козы, еще с десяток ощипывали скудную травку на склоне. За козами присматривал мальчишка-трель, больше похожий на дикого зверька, чем на человека.

   Ярл дождался, пока Сергей спустится вниз.

   – Хорошо, – сказал он. – Пусть будет четверть за два. Идесять долей – мне.

   – Пусть будет так, – согласился Духарев. – Если ты приведешь с собой не меньше пяти сотен хирдманов.

   – А если больше?

   – По две доли за каждую сотню.

   – Я приведу тысячу! – Эвил Оттарсон сразу повеселел. – По рукам, воевода Серегей! Асейчас пошли пить Гуннарово пиво.

   – Похоже, этот Гуннар не слишком мне рад, – заметил Духарев.

   – Пусть это тебя не беспокоит. Ярешил встретиться с тобой здесь, и мы встретились. Гуннар присягнул конунгу. Уконунга много кораблей и еще больше воинов. Но все они – далеко. Амой хирд – здесь. Ясказал Гуннару: или ты сам будешь гостеприимным хозяином этого фьорда, или я. Как ты думаешь, что он выбрал?

   В Белозерье Духарев вернулся через восемь дней. Всю дорогу их драккар сопровождал попутный ветер, грозивший вот-вот перейти в шторм. Ишторм таки разразился, но когда они уже вошли в устье Двины.

   Варяги глядели на Духарева с почтением, полагали, что это его удачливость организовала погоду.

   Артем ходил с задранным кверху носом. Рубиться да стрелять всякий может, а вот удачливость – свойство, присущее исключительно вождям. Имногие полагали его наследственным.

   В Белозерье Духарева ждал сюрприз – сам великий князь киевский Святослав!

   – Здрав будь, Серегей! – Князь по-братски обнял воеводу. – Слыхал о твоих подвигах!

   – Да какие подвиги, – отмахнулся Сергей. – Побили ватажку разбойников.

   – Ты только в Новгороде так не скажи, воевода, – строго произнес князь. – Мне их старшина уже подала жалобу: дескать, разграбил твой воевода наш погост.

   – Мы все взяли по праву, – возразил Сергей. – Если за что и могу повиниться тебе, княже, так лишь за то, что побил тех, кто к тебе на службу плыл.

   – Откуда знаешь?

   – Стемид сказал.

   – Да-а… – Святослав явно огорчился. – Думаешь, добрые вои были бы? Вы-то их побили вдвенадцатером.

   – Мы их врасплох застали, – сказал Духарев. – Да и не знали, что к тебе идут. Хотя знали бы – все равно побили, – признался он. – А ты, княже, зачем приехал? Услыхал о моих переговорах с нурманами?

   – С нурманами ты и сам получше меня договоришься, – отмахнулся князь. – Меня вот его братец зазвал, – Святослав кивнул на Трувора, все это время державшегося позади воеводы. – Такую охоту мне обещал, какой, сказывает, даже в чудесном Синде не бывает…

   Деревья заметно мельчали. Местами в чаще образовывались проплешины, покрытые серебристой от инея травой.

   – След в след, княже… – шепотом напомнил Стемид. – Топь.

   Духареву он этого не говорил: знал, что тот чует болото не хуже него.

   На «дивную» охоту они отправились всемером: сам князь, Стемид, Трувор, Икмор, Сергей и Артем. Вел их маленький плосколицый человечек – исконный обитатель этих мест. Один из белозерских данников.

   Шли пешком, конному тут не пройти. Да и пешему, если не знать тайных тропок, тоже. Весь скарб тащили на себе. Все, включая князя. Главным грузом были шкуры для шатра и оружие. Шатер был нужен. Это там, на юге, в начале октября можно спать, прикрывшись попонкой. Здесь же и днем температура болталась около нуля, а ночью было совсем холодно. Причем последние два дня плосколицый абориген огня разжигать не разрешал, говорил: «Земляной морж дым далеко чует – уйдет».

   Одно хорошо: холод угомонил гнус.

   Темнело рано. Идти в потемках сейчас было нельзя. Когда все подмерзнет и выпадет снег – другое дело. Семеро варягов сидели вокруг костерка (а в последние ночи – и без огня, согреваясь только редкими глотками «зимнего» пива). Сидели, слушали лес, беседовали неторопливо. Не как вожди, как люди. Стемид рассказывал о своих белозерских делах, о северных походах. Духарев – о юге: о Хузарии, Византии. Восновном, с чужих слов. Сам он не был ни в Итиле, ни в ЦарьградеКонстантинополе, но информацию собирал очень тщательно. Спомощью Мыша, побывавшего и в Европе, и в Самарканде, со слов Артака и других чужеземцев он понемногу собирал в уме карту этого мира. Хотя католическая Европа ему была не очень интересна. Там слишком много резались за власть. Мусульманский мир казался Сергею намного культурнее, особенно арабы. Кто поверит, что спустя десять веков все будет наоборот? Еще он рассказывал об империи Син, откуда везли драгоценный шелк. Конечно, шелк теперь производили не только в Китае, но и на родине Артака, в Персии, но все равно китайский был лучше. Ксведениям, полученным от купцов и гостей, Духарев прибавлял остатки знаний выходца из двадцатого века. Он ведь почти ничего не забыл из того прошлого. Из-за снов ли, или из-за того, что мозг его был предназначен для хранения куда больших объемов информации, чем поставлял этот удивительный, но сравнительно скудный на новости век…