В начале июня неожиданно умер Пётр Семёнович, князь Вяземский. Ещё позавчера, неугомонный старикашка шлындал повсюду, раздавая указюки, вчера слёг и чего-то шептал, а сегодня ушёл к предкам. Ушёл достойно, так же как и жил, никого не мучая, не капризничая и не вымаливая сочувствия. Свидетель трёх разных царствий умер красиво, как положено!

Гонца прислал Афанасий, так как троюродные братья не посчитали нужным известить Михайлу. Они были бы счастливы, чтобы "отрезанный ломоть" вообще ничего не узнал и не притащился делить наследство. Но Мишка оперативно отреагировал и разрушил некоторые мечты сродственничков. Во-первых, попрощаться с дедом-оппонентом, а во-вторых…

— Афанасий, переезжай ко мне, твой опыт и знания с умениями очень нужны, — уговаривал парень, — а то добротных помощников не сыщешь. И выращивать их подолгу приходится.

— Ну не знаю, Михайла Ляксеич, — вяло отнекивался Афоня, — оно, конечно, и Андрей, и Фёдор меня отваживают, за казну боятся.

— То деньги не твои, а Вяземских, пусть сами делят или пользуют по своему разумению. Лучше мои деньги считай, да записи веди!

— А вдруг потратют неразумно, без хозяйского пригляда?

Опальный дьяк, которого два десятка лет назад выгнали из приказа Большой Казны за мелкие хищения, был принят Петром Семёновичом. Князь дал ему ещё один шанс и Афанасий реализовал возможность, верой и правдой отплатив за доверие.

— Афанасий, пойми, коли братья готовы гулеванить — ты их не остановишь. Ибо ты дьяк, а не князь. И к добрым советам прислушиваются лишь те, кому они нужны, а не все подряд.

Всё правильно и ничего нового дьяк не услышал, прекрасно понимая своё нынешнее место. Следовало идти к Михайле, чтобы быть при деле, а не на задворках. Одно смущало — уж слишком богатым стал вчерашний княжич-баламут, как бы завистники его со свету не сжили. Хотя, будучи при царевиче нужным человеком, юный Вяземский достаточно защищён. Да и слава о нём, как о яром татеборце, а значит защитнике народа, разнеслась повсюду. Уважение у простых московитов трудно поиметь за абы как, только делами оно зарабатывается. Даже среди стрельцов Мишка был на хорошем счету, а те — народ своеобразный, лишь своих почитают и ценят.

Переехав в Беспутино, Афоня с головой окунулся в хозяйственный водоворот, подмечая и записывая всё, чтобы считал нужным. Опытный финансист желал доподлинно знать откуда берутся эти самые финансы и на что тратятся. От нецелевого использования самшита и морёного дуба у него мозги изворачивались на все бекрени, а одаривание крепостных тканями — вызывало колики душевных фибр. Или фибров. Стена лесной крепости, возведённая из соседских брёвен и отделываемая кирпичом, довела бедолагу до невроза.

— Что же ты делаешь, княже, почто столь безрассудно поступаешь, — вопрошал экономный бухгалтер, — так никаких деньжищ не хватит!

— Не переживай, Афоня, скоро ещё денег привезут. И немало! — отшучивался Мишка, кайфуя от ошизения нового управленца, — На этой стене, мои строители учатся с кирпичом работать, да цемент использовать. Уразумей, чудо, на обучение никаких денег не жалко, всё впрок пойдёт.

Тяжело свыкаться с новым мышлением, но и спорить трудно. Это Андрюха Вяземский, возглавив ветвь рода, вдруг стал скуп и обездолил даже родного брата Федьку. А Михайла жил по принципу: "Нужно зарабатывать больше, а не экономить чаще!" и, как ни странно, но система работала, поддерживая саму себя. Часть бывших работяг уже перестроились в ремесленники и намыливались вырасти до мастеровых. Московский офис по отбору трудовых ресурсов осаждали все кому не лень. Правда, ученики с "солнышком" на рукаве, исправно давали самым неугомонным и наглым по шайбе, но желание обездоленной части московитов подзаработать не унималось. Одна лишь история с буреломом, где мешочки с ефимками валяются под ногами, уже превратилась в легенду. Тем более, что даже Ромодановский с Голицынами использовали такой приём в землеустройстве своих владений. Кто откажется от лишних десятин пахотных земель, на которые не распространяются гос. уложения? Великие князья выдавали своим соратникам пашни, обмерянные и исчисленные, а коли те, своим трудом добавляли новое, избавляясь от "бэдлендов" — никто не вправе был облагать дополнительные угодья. Хоть в три этажа поля и луга оборудуй — твоя земля, тебе и радеть о ней!…

…"Тигрята" въезжали в Митаву со всей предусмотренной помпой: без лишнего выпендрёжа, но гордо и улыбчиво. Подумаешь, столица Курляндии-Семигаллии, видали мы и не такое! Расположившись в одном из самых фешенебельных хотелей, парни спокойно восприняли цены, уплатив за неделю вперёд. Дмитрий послал адьютанта, чтобы согласовать передачу писем секретарю герцога Якоба фон Кеттлера и выяснить кому передать дары. Непредвиденный визит был внесён в расписание и три дня пришлось подождать, что прекрасно вписывалось в указюки из Беспут-центра.

Парни разбрелись по дорогим солидным лавкам и магазинчикам, нанимали местных для экскурсий, посещали лишь дорогие трактиры. В общем, тратили деньги не скупясь, но и не транжиря, покупая лишь изысканные, оригинальные вещи. Курьерская униформа (вообще-то парадная военная) вызывала зависть у местных, а золотое шитьё на плащах притягивало взгляды и шаловливые ручонки. По рукам и тыквам надавали сразу и жёстко, сдав нескольких уличных братков городской страже и показав свои боевые умения. Первый же вызов на дуэль, кончился для одного из бретёров плачевно, хотя он и был знаменит своим фехтовальным искусством. Дмитрий, сразу же разрубил своим мечом соперника на две части, наискосок, отведя первый же выпад своей супер-перчаткой. Свидетели и секунданты возмутились столь варварским поединком, закончившимся на первых секундах, но условия были соблюдены. Всё-таки согласования шли почти час и условия ставились просто: или "по-русски", или никак. Больше желающих доказать вяземцам своё превосходство не нашлось, а уважение к приезжим почему-то выросло.

Герцог, который не хотел даже малюсеньких проблем с Московией, обвинил своего располовиненного подданного в нарушении указа о запрете на дуэли и провоцировании иноземных гостей. По большому счёту, он был даже рад столь жестокому результату — одно дело погибнуть в поединке гордо и умереть от колотой раны в постели. Совсем другое — стать набором кусков тела, да ещё на глазах у знакомых. Позорная смерть надолго запоминается и отбивает желание повторить сей "подвиг"!

Вручение даров и писем прошло прямо в замке, при участии не только гос. секретаря, но и личного помощника герцога. А потом Дмитрия пригласили в кабинет, где любопытный, деловитый, умелый фон Кеттлер лично расспрашивал курьера на нормальном русском языке, пусть даже с немецким акцентом. Конечно, сын оружейника уже изучил разговорный аглицкий и гишпанский, но головные боли снял сверхобразованный Якоб. Здоровье самого богатого и успешного герцога Европы, расшатанное четырьмя десятками лет активного администрирования, не позволяло ему тратить время на излишние церемонии. Якоб фон Кеттлер прекрасно понимал, что жизнь заканчивается и стремился лишь к тому, чтобы набить кубышки поплотнее. На наследнике Фридрихе природа явно отдохнула, созидая деятельных гениев правления, и герцог не раскатывал губу в отношении сына. В принципе, кудесник супервайзинга добился невероятного, превратив типичную небогатую прибалтийскую провинцию в одну из передовых стран мира. Лишь одна мечта осталась нереализованной — так и не довелось отправить экспедицию для исследования Терра Инкогнита. Древние свитки, купленные давным-давно у арабов, описывали прекрасные земли, имеющие золотые прииски, но дефицит воды в летний период. Никто не соглашался на авантюру, живя более приземлёнными мечтами.

Дмитрия попросили задержаться ещё на пару дней, на случай, если у герцога возникнут вопросы после прочтения писем или будет желание передать Вяземскому что-нибудь оперативно. Так что два дня дружинники потратили, закупая великолепные курляндские книги и даже карты различных мест мира. Последняя встреча заняла лишь полчаса, молодому учеб-лейтенанту вручили письмо "первой реакции", пообещав более подробные ответы отослать со временем. В повозку загрузили ответные дары и образцы курляндских товаров, после чего всю делегацию послали обратно. Самым вежливым тоном!…