Я развернулся и вышел в коридор, где у стенки мирно похрапывали рынды. Грозные воины в белых парчовых кафтанах спали так и не выпустив из рук бердыши.

– Охрана, мать их, встает она рано, – покачал я головой. – С этими все ясно. Теперь бы ни на кого не нарваться на галерее. Стража здесь бродит вроде под утро, – бормотал я сам себе под нос. – Хотя кто этих чертей знает? Вчера ведь я им по целому талеру дал. Да, им просто сам Бог упиться велел...

Однако, оказалось, так думал не я один.

– Оба–на, что это еще такое? – не успев выбраться на галерею, я тут же «нырнул» обратно. – Интересненнько получается...

В мою сторону по длинной деревянной галерее, внешняя сторона которой проемами выходила на улицу и освещалась лунным светом, кто-то крался. Незнакомец, тащивший за спиной большую котомку, держался темной стороны, которая образовывалась толстенными деревянными столбами и балками перекрытия.

– Что ты за хрен такой? – прошептал я, внимательно следя за приближающимся человеком. – Ты ведь явно не сортир ищешь или девок гулящих. Тут что-то другое. Крадется-то как, крадется... Оба-на, а это что еще за запах?

В какой–то момент я почувствовал странный резкий, но удивительно знакомый запах. «Черт, черт... Так, нефть что-ли?! Точно, нефть. Вот же черт!». В голове у меня словно что-то щелкнуло и многочисленные странности сложились в единый пазл. «Сжечь решили. Ваню, меня и остальных, заодно... Что теперь?! Бежать уже не вариант. Выход здесь только один, через этого урода».

Рука у меня медленно-медленно скользнула в сумку и через несколько мгновений вынырнула наружу уже с массивным агрегатом с двумя стволами. Сейчас сделанный мною пистоль должен был сослужить свою службу.

Я осторожно взвел сначала один курок, затем второй и вытянул пистоль в сторону крадущегося поджигателя. «Черт! Его же нельзя мочить! А вдруг полыхнет, сгорим сразу же. Да и заказчик нужен». Пистоль пришлось перехватить за ствол и уже замахнуться этой своеобразной дубинкой.

«Ну-ну, касатик, давай сделай еще пару шагов. Сейчас я тебя приголублю, а уж потом-то тобой займутся профессионалы». Едва дыша, я вжимался в переруб. Бандюга же, словно что-то почувствовав, застыл на месте, буквально в метре от меня. «Черт, какой здоровый лось оказался...». Действительно, вблизи он уже совсем не казался меня худосочным. Скорее даже наоборот. «Может все-таки шмальнуть в него. Вон у него какие ручищи-кувалды. Даст, мало не покажется. Не-е, стрелять нельзя. Надо, кровь из носу, узнать, кто это у нас такой шустрый».

Наконец, здоровяк, поправив скрывающий лицо капюшон, сдвинулся с места. Краем глаза я заметил, как он из своего мешка вытянул пузатый кувшин, горло которого было аккуратно завязано куском ткани. «Б...ь, уже приготовился. Сейчас!».

– На! – с воплем я влепил массивной рукоятью по показавшейся башке в капюшоне.

Отпрянувший от удара несостоявшийся поджигатель лягнул ногой в ответ. Неуклюжий, но сильный, удар все же достиг цели и уже в деревянную стену влетел я. Моя макушка с хрустом и лязганьем зубов смачно впечаталась в бревенчатую стену.

– Ладно, падла, – выплюнул я кровь. – А вот так...

Я перехватил пистоль двумя руками и потянул за оба крючка. Бах! Бах! Громыхнул сдвоенный выстрел, и от ствола протянулась яркая полуметровая вспышка! Уже занесшего над перилами галереи ногу поджигателя смело прочь словно гигантской метлой. Крупные картечины, которыми я щедро зарядил оба ствола пистоля, сработали не хуже крупнокалиберного дробовика нашего времени.

Эх, какая же знатная буча поднялась после этого неожиданного выстрела! Каким резким был переход от оглушающей ночной тишины к громкому взрыву криков и воплей...

– Ратуйте, братья! Из пистоля стрельнули!

– Пымать, ворога!

– Псов, робяты выпускай!

Со стороны кухни вдруг раздался пронзительный женский визг. С громким грохотом свалилось и покатилось по камням что-то железное.

– А-а-а-а! Пожар! Пожар! Люди, горим!

Какой, к черту, пожар? Откуда?!

Заливаясь лаем, здоровенные псы вырвались из своих клеток и начали носиться по двору. Рядом, заглядывая в каждый закоулок, бегали десятка два стрельцов, размахивая бердышами.

– Горим! Спасайтесь! Воду, воду, несите!

– Что орешь, дура?! Какой пожар?!

– Помолимся, братия... Господи, помилуй мя...

Звонко бухнул большой колокол на одной колоколен. За ним вступились и другие, оглашая Москву тревожными громогласными колокольными переливами и перезвонами. Дворец наполнился топотом бегущих стрельцов, дворни.

– Государь где? Где Великий Государь? Где Государь?

Я же уже всего этого толком не видел. Туловище мое оседало по стене после сильного удара по голове. Перед полузакрытыми глазами мелькали какие–то огоньки, темные фигурки.

– Вот он! Вот он! – кто-то несся по деревянной галерее, топча сапожищами скрипучие половицы. – Вяжи его, Афонька! Крепко вяжи!

Над телом незнакомца, отброшенного дуплетным выстрелом к стене, склонился сначала один, потом второй.

– Смердит-то как... И крови сколько.

– Дурень, это земляной жир, что магометанине привозят... Пресвятая Богородица, он же не дышит... Кто же его так?

– Кто, кто? Вона князь Ядыгар, царев ближник, лежит весь в крови. Пистоль в длани. Он вестимо в лиходея и стрельнул... Лучше ворога этого помоги повернуть. Можа что у него сыщем.

Происходившее дальше у меня уже никак не отложилось в памяти. Все сильнее стучавшие в голове молоточки окончательно погрузили меня в забытье.

…. Боже, какие только потом в народе не гуляли пересуды о ночных событиях в Кремле... В подворотнях все больше говорили о чертях с копытами, рогами и хвостами, что пришли за чьими-то душами. Закутанные в платки женщины при этих словах охали и тут же начинали как заведенные креститься и всплакивать. Кабачная голытьба, приняв кружку другую браги, принималась шептать о каких смелых и добрых молодцах, что задумали той ночью царское золото «пощукать». Поговаривали аж о двух или трех возах золотой и серебряной утвари, что лихоимцы тайно вывезли из дворца. Лились разговоры о десятках пострелянных из пищалей и порубленных саблями стрельцов. Более же степенная публика только ухмылялась и посмеивалась, едва слышала разговоры о возах с золотой посудой. И лишь единицы в Москве знали, что поднявшийся в Кремле переполох имел совсем другие причины.

К счастью, мне лежавшему с перемотанной головой в постели и заботливо укутанному толстым пуховым одеялом, это было еще не известно. Иначе я бы уже наверное ржал как сумасшедший над этими гулявшими по Москве слухами.

– Что он? – собрав раскалывающую от боли голову, я открыл глаза и увидел стоявших рядом Ивана Васильевича и какую-то сморщенную от возраста бабку. – О, брате, слава Господу нашему, очнулся! Княже, снова ты жизнь мне спас, – от избытка чувств царь полез ко мне с явным намерением обнять и расцеловать. – Тяжек стал мой долг перед тобой, ой тяжек. Не знаю даже, как и благодарить тебя! Золота и каменьев тебе отсыпать или землицы может какой хочешь? – спрашивая, он внимательно всматривался в мои глаза, следя за моей реакцией; я же лишь морщился от сильной головной боли. – Не по нравы, вижу. А можа девку тебе какую посватать? А? Из хорошего рода, ядреную, чтобы деток тебе много принесла?

Предложение это тоже не вызвало во мне энтузиазма, так как сватовство и последующая за ним свадьба еще дальше отодвигала от меня перспективу убраться домой. И я снова застонал.

– Хорошо, княже, поразмысли пока, – Иван Васильевич хотел было уйти, но вдруг снова повернулся ко мне. – Ты вечор подымайся. Кормилица живо тебя на ноги поднимет... Посол аглицкий ко мне зван. Толковать с ним будем. У меня по правую руку встанешь...

А вот после этих слов я уже застонал точно не от головной боли. «Б...ь, ну как же так?! Свалить даже без проблем не получилось! Опять головняк заработал! По правую руку сидеть буду!!! Ваня совсем меня «под монастырь подводит!». Лучше сразу на шею мне повесить табличку с надписью – «Я фаворит, а вы быдло»... Черт, надо любой ценой добраться до собора! Вот, прямо сейчас и идти».