Арпад прислал известие, что хочет новые переговоры. Игорь отложил встречу – прибыл человек от хана Кюльбея и новость принес хорошую: бывший бей, теперь уже хан, поднял степняков и шел на Арпада. Это в корне меняло расположение сил. Арпад не мог переправить войско на левый берег, где большая часть его народа застряла из-за схода льда. Ожидать милосердия от вечных врагов – печенегов, которые, в очередной раз, подловили противника, мог бы только наивный. А так же к Каневу по правой стороне шли еще три больших отряда печенегов.

– Будет теперь, как ерш на сковородке крутиться хан Арпад, – довольно потирал руки Свенельд.

После приветствия, Арпад перешел к делу, с него спала задиристость, но вера в свою удачливость и возможность обхитрить княжича продолжала лезть наружу.

– Я привел твоих людей, верни женщин!

– Всех привел?

– Всех! А ты?

– Кроме тех, что стали женами моим людям.

– Калым давай! – опять затянул старую песню хан.

– Заплати за проход по моей земле!

По словам хана, получались, что простые дружинники чуть ли не бейских дочек взяли, и калым взвился до небес, за каждую. Хан торговался так рьяно, что Игорь решил остудить:

– Ты прям как ромей или хазарин торгуешься. Женщин умыкнули. Калыма не будет.

Обмен, наконец, свершился. В этот раз Арпад не стал вымогать у Игоря откупиться.

Поутру остались лишь костры на левом берегу Славутича. Арпад ушел. А еще через пару дней со стороны угров раздались крики и плач, который был столь силен, что доносился до стен крепости – это люди Кюльбея резвились в лагере угров…

– Эх… Степнякам все достанется, – расстроился Свенельд, – А нам ни девок, ни золота…

– Домой пора. Ольх зовет. Скоро праздник. Засиделись мы здесь, – новость смягчила обстановку – всем хотелось в Киев.

Только не Ольге.

* * *

Киев, Подол встретил младшую дружину звоном топоров и новыми хатами, взамен сожженных. Все спешили выгрести мусор до праздника – Красная горка была не за горами. Закончился капельник, так называли март месяц, врывался ручейник – апрель. Солнце грело жарче, бежали ручьи, набухали и проклевывались почки, радуя глаз свежей зеленью. Весело щебетали птицы. От дома к дому ходили нарядные сваты, люди готовились отмечать свадьбы. А молодежь суетилась у лавок, прикупая красные платки и рубашки для хороводов и веселья на Красную горку. Яйца с прилавков сметались быстрее, чем куры успевали нестись.

С нетерпение ждали и первых купцов, как раз на праздник могли прийти первые лодии, поэтому отстраивались причалы, ремонтировались настилы. Киев воспрял и возвращался к привычной весенней суматохе.

Приезду Ольги искренне обрадовалась Евпраксия.

– Господи! Благодарю Тебя! Елена! – женщина искренне обнимала и целовала дочь, не могла наглядеться, ужасалась огрубевшей коже, осунувшемуся виду дочери. Немедленно заставила прислужниц готовить баню и привести княжну в надлежащий вид с помощью разных мазей.

Ольга настолько устала, что не сопротивлялась. Действительно хотелось быть красивой – видать весна действовала. Очень хотелось побыть просто девушкой, нарядиться в красивое, и ничего не делать. Лежать и отдыхать, отдыхать. В пол уха слушать Евпраксию, не реагировать на недовольство Диры.

Красную горку должны были праздновать пышно, много гостей пригласил Ольх. Поэтому столы накрывали в гридне, ближе к вечеру. А днем Ольгу навестили девушки с Лесной. Поляниц нельзя было узнать: красные шелковые рубашки, расшитые дивными цветами или орнаментом, богатые украшения и у каждой на голове красный плат. Сразу стало шумно и весело.

– Нельзя сидеть в доме в такой день! Леля не простит и суженного не подарит! Собирайся! – тормошили они Ольгу.

Евпраксия с улыбкой открыла сундук и достала оттуда рубашку красного цвета, девушки восхищенно погладили мягкую ткань, вздохнули – очень уж дорогой была вышивка, да быстро обрядили подружку. Венец на распущенные волосы и плат завершил наряд княжны. Смеющаяся группа вывалилась на двор и унеслась на Подол.

Все возвышенности напоминали разноцветную клумбу из молодых девиц. На некоторых холмах уже водили хороводы, другие только устанавливали скамьи и на вышитые рушники раскладывали дары Весне: молоко, сметану, раскрашенные яйца-писанки, сыр, масло. Третьи начинали выбирать среди собравшихся самую красивую – сегодня она представляла богиню Лелю, которую сажали на лавку, преподносили ей затейливые венки и клали их вокруг. Все это сопровождалось песнями, где-то грустными и печальными, а иногда озорными и шуточными, если к группам присоединялись молодые мужчины.

Пока спускались к Подолу, девушки трещали без умолку, удивляя Ольгу, потому что в походе и Каневе из них слова было не вытянуть. Девушки, где бежали, где шли, спешили куда-то, проталкиваясь через толпу гуляющих, чуть позже Ольга поняла, когда пришли. Рядом с капищем расположились и подготовили все к празднованию поляницы берегини Диры. Богатые наряды и красота девушек, статность привлекали внимание стоящих поодаль парней, среди которых виднелись и дружинники Игоря. Ольху и опаздывающих к веселью приветствовали дружно; как-то не совещаясь даже, не споря, единодушно, прокричали на роль Лели Ольху. Это было неожиданно и приятно. К тому же Ольга не знала ритуальных песен – не учила, да и Дира не говорила…

Хоровод водили только девушки, пели они чудесно, голоса можно было сравнить с серебряными колокольчиками, а освещаемые лучами доброго солнца и сиянием блеска красного шелка – действие завораживало и наполняло душу праздником. Теперь Ольга чувствовала, что она среди своих, близких подружек, окружена любовью и готова ее дарить от всего сердца, протягивая тонкими струнами к каждой танцующей девушке. Следовало встать и одарить венком каждую, и Ольга, сама не заметив как, начала кружиться вместе с ними, словно плыла в этом пронизанном счастьем воздухе пришедшей Весны. Она не замечала, что надевая венок, шепчет пожелания о любви и здоровье, как они к ней приходили, как она понимала что желает каждая? Может, это было то общее, что объединяло их, еще незамужних девушек, и не требовало заглядывания в душу – отгадка сияла во взгляде – счастливой и большой семьи, здоровых детей и достатка…

Когда ритуальная часть закончилась, вихрем налетели гридни, притянув с собою охапки сушняка, и зажгли костер. Теперь игралась только веселая музыка – откуда-то взялся гусляр, кто-то мощно отбивал такт на бубне, а свирель вдруг перестала плакать.

Вокруг плясали и кружили хоровод, никто не стоял в одиночестве и не грустил. Молодежь радовалась жизни и пришедшей весне. Ольга тоже влилась в хоровод и веселилась со всеми. Недалеко от себя она заметила княжича, рядом с ним Свенельда и Калинку.

– Калинка! – обрадовалась Ольга и закричала, освобождаясь от рук, что пришлось разорвать, чтобы выйти из хоровода. Та услышала, огляделась и взмахнув рукой бросилась навстречу. Они обнялись.

– Ох, княжна, ну настоящая Леля! – восхищенно, вместо «здрава будь», проговорила Калинка, отстраняясь.

– Да и ты, дорогая, не хуже! – Калинке с ее глазами цвета черной вишни очень шел красный шитый плат. От похвалы девушка покраснела.

– Куда же ты пропала? Я волновалась! – задала самый важный вопрос Ольга.

– Прости, княжна, сердце увело… – Калинка оглянулась в сторону Свенельда, – Замуж негаданно взяли.

– Ты жена Свенельда?! Что ж не сказали!

– Так только что стала, сегодня ж Лельник…

– Поздравляю!

Они подошли к мужчинам, Калинка взяла за руку Свенельда и прижалась к его плечу.

– Прости, княжна, что умыкнул ее, – поклонился Свенельд, снимая шапку.

– Тебе, парень повезло, однако, в один день и сразу двух! – рассмеялась Ольга.

– Завтра берегиня не досчитается многих, – улыбнулся Игорь, – Он и мне только сегодня сказал. Боялся, что умыкнет еще кто?

– Так, княже, такую красавицу только в тереме держать и окна законопатить! – ответил Свенельд, прижав жену.

– Дозволь сказать, княже, – подбежал запыхавшийся гридень, – Ольх требует – пир сейчас начнется.