Встретив Ойстейна на улице, немудрено было испугаться, но в нашем доме он вёл себя как хороший парень. Впрочем, и мой сын мог вызывать у прохожих ту же реакцию, но я строила свои отношения с его друзьями в зависимости от того, как они вели себя со мной. Среди них я не видела ни одного, кто занимал бы в жизни моего сына такое же место, как Ойстейн в начале их знакомства. Но спустя некоторое время Варг сильно разочаровался в нем. Он несколько месяцев жил вместе с Ойстейном, и, наверное, увидел вещи в совсем другом свете.
И что же произошло, пока Варг жил в Осло?
С полной уверенностью сказать не могу, но по-моему Варг испытал шок от более близкого знакомства с Ойстейном. Его иллюзии об образе, который создавал себе Ойстейн, развеялись как дым. На поверку он оказался не тем, кем представлял его себе Варг. Я помню, Варг был очень расстроен, когда узнал о том, что Ойстейн сказал в прессе после поджогов церквей. Варг был просто удручён.
Помимо того, я знаю, что Варг не хотел больше подписывать с ним контракт на издание своих пластинок, потому что Ойстейн не выполнил своих обязательств. Он был должен Варгу уйму денег, но вместо того, чтобы выплатить ему хоть что-то, он купил себе очень дорогую мебель, и вообще весьма неразумно транжирил свои деньги. Взаимное доверие было подорвано из-за того, что очень многие обязательства, принятые на себя Ойстейном, им не выполнялись, как, например, по поводу распространения записей Burzum.
Поэтому Варг потерял всякое доверие к этому человеку. Когда же Варг заключил договор с кем-то другим, их отношения переросли в открытую вражду. Я не знаю, что произошло после этих поджогов, но Ойстейн был вынужден из-за них закрыть свой магазин. После этого я слышала, как он хвастался, что сможет всю оставшуюся жизнь жить, продавая по почте альбомы Burzum. Так что магазин ему был уже не нужен. Если он рассчитывал зарабатывать себе на жизнь таким образом, а Варг порвал с ним отношения, то попятно, что источник его доходов вскоре бы иссяк. Так что Ойстейн тоже был сильно удручён тем, что их отношения расстроились…
Как Вы думаете, что привело Варга к его сегодняшним взглядам?
У меня нет ясного объяснения откуда у Варга появились такие экстремистские взгляды. В нём живет некий повстанческий, бунтарский дух, благодаря которому он подчас оказывается идущим в одиночестве против всеобщего течения.
Может, его мировоззрение более сродни инстинктивному выходу эмоций, нежели продуманной идеологии?
Это было поначалу. Теперь же, как мне кажется, отстаиваемые им идеи продвинулись далеко вперёд. Он понимает о чём говорит.
С Вами он делился своими мыслями?
Ему всегда нравилось разговаривать с теми, кто, как я, не соглашался с ним. Это укрепляло его в своих собственных убеждениях. Он очень часто говорил после таких разговоров: "Всё, я больше не буду утруждать себя разговорами с тобой — ты безнадёжна!" Но, на мой взгляд, он был ещё более безнадёжен, чем я.
Когда Вы узнали о его причастности к поджогам?
Первые подозрения зародились у меня после того, как он однажды сказал мне, что, по его мнению, все полицейские — дармоеды, потому что не могут поймать поджигателей церквей.
Когда они сожгли первую церковь, в Асане, мы поехали на уик-энд в горы, но Варг отказался поехать с нами. Когда я разговаривала с ним по телефону, он спросил меня, слышала ли я о поджоге этой церкви. Я ответила, что да, слышала и добавила, что это ужасно. Я спросила, согласен ли он со мной, и он ответил «нет». Он думал, что это здорово, и это прямо-таки огорошило меня. Но, конечно, я даже не могла подумать, что он был одним из тех, кто поджёг эту церковь.
Как Вы думаете, зачем они жгли эти церкви?
Я пыталась добиться от него, зачем они сделали это, и у меня сложилось, впечатление, что за этим не стояло ничего, кроме забавы. Не думаю, что они руководствовались какими-то серьёзными идеологическими мотивами.
Пресса создала Вашему сыну имидж «Графа», но не способствовал ли он сам этому?
Всё это из-за того первого интервью, которое он дал. Всё последующее отношение к нему прессы проистекало из той злополучной статьи. Он сам подстрекал журналистов на это, в попытках представить из себя некую важную фигуру и произвести фурор и сенсацию. Они (Варг и журналисты) заводили друг друга в каждом интервью. Принцип всех этих интервью, статей, был таков; чем хуже — тем лучше. Этот образ теперь пристал к нему. И когда он попытался донести до прессы какие-то другие идеи, это был уже глас вопиющего в пустыне. Его слова проскакивают на страницах газет только если эти пройдохи хотят исказить их смысл.
Вы можете сказать об интервью в Bergeas Tidente?
Она привела меня в замешательство, ведь в ней говорилось о моём сыне! Перед тем, как я прочла эту статью, он сказал мне, чтоб я не воспринимала её очень уж серьёзно, потому что там много чего было преувеличено газетчиками, и что статья мне не понравится. Он добавил ещё, что хочет связаться с теми журналистами, потому что они слишком уж много приврали в этой статье. Но всё равно я не ожидала подобной статьи. Мне кажется, Варг был очень недоволен тем, какую прессу получал его проект, Burzum. Он думал, что эта статья пойдет на последней странице и будет небольшой, но вместо этого она заняла всю первую полосу,
Когда в Варге впервые проявились его расистские взгляды?
Я думаю это началось, когда мы жили в Ираке.
Варг Викернес
Когда ты впервые начал интересоваться всем, что связано со Второй Мировой войной и Третьим Рейхом?
Трудно сказать. Когда мне было три года, моя семья переехала на улицу, которая называлась Odinsvei, "Дорога Одина", и я часто играл во дворе с соседским мальчиком. У него были солдатики-немцы, но он всегда хотел играть «американцами», потому что в его понимании они были величайшими героями всех времён и народов. В конце концов мне досталась роль «фашиствующей» стороны, потому что мальчишка был лет на пять старше меня. А потом я прикипел к своим солдатикам. Дальше больше. У меня появился интерес ко всему немецкому, и когда мы играли с друзьями в войну, я бегал в шлеме СС, с немецкими ручными гранатами и «Шмайссером» со свастикой. В один прекрасный момент мы вдруг задались вопросом; "А что такое эта свастика?" Вот так это и началось; в 15 лет я был скинхедом — этого, кстати, никто не знает! Мне говорят, что я внезапно стал нацистом, но стал я им отнюдь не внезапно. Повторюсь, до этого я был скинхедом. В моём развитии было несколько разных периодов: где-то в 91-м я интересовался оккультизмом, в 92-м меня привлекал Сатанизм, в 93-м — мифология и т. д.
Как Ваша мать относится к Вашим расистским взглядам?
Вы знаете, большинство отцов в душе боятся того, что их дочь в один прекрасный день приведет в дом черномазого ниггера. Так вот, моя мать постоянно раньше боялась, что я приду домой с черной девушкой! Она очень скрупулезна в расовых вопросах. Она выросла в очень религиозной семье, а где-то в 12–13 она заявила своим родителям буквально следующее: "Дева Мария была шлюхой, потому, чтo она даже не знала имени отца своего ребёнка!" Она настолько же моя мать, насколько мой друг.
Как ты относишься к своему отцу?
Я с ним почти что не контактирую. Мои родители разведены. Он ушёл приблизительно 10 лет тому назад. Для меня это не было большим ударом, я был даже рад, что избавился от него — от него исходили одни лишь неприятности, он постоянно меня доставал. В молодости он служил на флоте, поэтому воспитывал нас, как боцман матросов, я только и слышал что приказы и команды. Но, с другой стороны, для меня это был хороший жизненный урок. Дома у меня висел флаг со свастикой, и это приводило его в бешенство. Но он был лицемером — с одной стороны, его убивало присутствие в городе цветных и чёрных, а с другой, ему не нравилось то, что я был нацистом. Он материалист до корней волос, как, впрочем, и моя мать, но это её единственная отрицательная черта. Правда, это тоже имеет свои плюсы — она очень рациональный, трезво смотрящий на жизнь человек, она помогает мне вести дела, а в бизнесе мне нужен человек, которому я мог бы доверять, который умело распоряжался бы моими деньгами. И я доверяю ей полностью, я знаю, что она сделает всё "в лучшем виде".
