Я машинально прикоснулась к скуле, хотя синяк давно зажил без следа — спасибо лекарствам Лайзо.

Даже если и забыть о риске для жизни, оставалась еще репутация. Маркизу тогда стоило больших усилий, чтобы инцидент со взятием меня в заложники не просочился в прессу. Наверняка пришлось даже злоупотребить служебным положением, чтобы надавить на газеты. Я, безусловно, понимала мотивы дяди Рэйвена, но все равно попытка решить за меня, что мне делать, вызывала приступ глухой злости.

Я позвонила в колокольчик и приказала Магде вызвать Лайзо.

— Мистер Маноле, — начала я, едва он переступил порог. — Будьте так любезны, найдите еще раз Эллиса. И скажите ему, что он может спокойно прийти в кофейню через четыре дня. Маркиз уезжает на север страны по делам и пробудет там неделю.

— Будет сделано, леди, — поклонился Лайзо, скрывая улыбку.

Почему-то вспомнилось предсказание Зельды. Не сделала ли я сейчас шаг навстречу ему?

Впрочем, еще до разговора с Эллисом мне предстояло решить одну проблему. И, в отличие от интереса к расследованию, частично объясняющегося привычкой быть в курсе последних новостей и желанием пойти наперекор дяде Рэйвену, она касалась напрямую моей личной жизни.

И — статуса в обществе.

— Магда, — негромко окликнула я служанку, составляющую на стол чашку с горячим шоколадом, приправленным чили, и вазочку со свежей творожной выпечкой. — Ты ведь давно работаешь у нас в доме, так?

— Давненько, — охотно подтвердила она и улыбнулась: — Скоро восемь лет сравняется. Сперва прачкой трудилась, после меня экономка заприметила да и в помощницы себе взяла. Ну, а потом-то сама леди Милдред, да пребудет она на Небесах в покое, к вам меня приставила. С тех пор так и работаю.

— Значит, восемь лет… — я механически постучала карандашом по губам. — Честно признаться, последние годы для меня прошли как в тумане. А детство я провела, за исключением самых ранних лет, в пансионе Святой Генриетты, поэтому не могу вспомнить кое-что очень важное. Магда, скажи, как леди Милдред праздновала день рождения?

Про отца я спрашивать не решилась. Он в силу характера избегал шумных праздников и свое рождение отмечал среди бывших сокурсников в «Клубе Двадцати Трех», но раз в год устраивал в замке Эверсан бал в честь именин моей матери и годовщины свадьбы — эти даты совпадали… Но подражать отцу мне не хотелось. Во-первых, к балу нужно было бы готовиться за несколько месяцев. Во-вторых, слишком дорого выходило. В-третьих, подобные мероприятия были все же привилегией семейных пар, вдов или холостяков, но никак не девиц, числящихся в невестах.

Да и замок после пожара так и не восстановили.

— Леди Милдред… — Магда растерянно прижала к груди поднос. — Ну, на деньрожденье-то у нее, значит, в кофейне бывало сборище. Без танцев всяких там, только разговоры. Вот, помнится, придумала она раз, чтоб всякий гость пришел с историей про привидения, а нет истории — так и входить нельзя. И после эти истории за столом по кругу рассказывали.

«Тоже не подойдет… — Мне стало тоскливо. — Надо было заняться приготовлениями еще до Сошествия, но сначала этот маскарад, потом продление аренды, потом судебная тяжба… Святые небеса, как же бабушка все успевала?»

Подленький голосок, который принято называть логикой, напомнил, что у леди Милдред сначала были прекрасные родители, затем муж, а после — сын. И в одиночку графством она управляла лишь последние четыре года перед своей смертью, и устроила за это время лишь один званый ужин. Не из-за траура — а потому, что слишком многому ей нужно было успеть меня научить.

— Ах, да, Магда, можешь идти, — спохватилась я и отпустила служанку, терпеливо ждущую дальнейших вопросов. — Спасибо за помощь.

— Рада стараться! — присела она в неловком реверансе и засеменила к двери.

А я осталась наедине с пустым листом бумаги — и собственными мыслями.

Конечно, форму для праздника я выбрала давно — званый ужин. Это будет мое первое мероприятие такого рода после снятия траура. Тематические вечера в кофейне не в счет — там я выступала в роли хозяйки «Старого гнезда» и всего лишь соблюдала традицию, начало которой положила леди Милдред. А званый ужин мне пришлось бы провести именно как леди Виржинии, графине Эверсанской и Валтерской.

Отсюда вытекал и список гостей — старые знакомые, друзья семьи, несколько влиятельных персон, добрые отношения с которыми пошли бы на пользу делам и укреплению положения в обществе, два-три врага, которым неплохо было бы утереть нос — к примеру, дядю по маминой линии… Почти все — аристократия, древняя кровь. Для развлечения нужно было пригласить кого-то из людей искусства. Эрвина Калле, пожалуй, Эмили Скаровски и Луи ла Рона. Знаменитый на всю Аксонию художник, популярная романистка да самый известный в Бромли репортер, в том числе освещающий светские хроники — чем не культурная программа вечера? Вместе с леди Вайтберри и леди Клэймор они не дали бы гостям заскучать. А вот приглашение новоиспеченной четы Уэстов, Лоренса и Джулии, было бы уже лишним — слишком эпатажные фигуры в свете обвинений, предъявленных недавно этому семейству.

Мне, знавшей истинную подоплеку истории, подобные суждения казались оскорбительными. Но я прекрасно понимала, что есть время для бунта и есть время для ритуальных плясок.

Ужин по случаю двадцатилетия графини Эверсанской и Валтерской — это ритуал.

Но, Святая Роберта, как же мне хотелось бунта!

Ведь мое двадцатилетие — это не просто юбилей, круглая дата. Это настоящее совершеннолетие, не формальное, какое было в восемнадцать; это мое доказательство себе, что я могу жить сама, без опоры на кого-либо. Это мой первый год в одиночестве — в трауре после бабушкиной смерти, в эйфории от свалившейся на меня свободы поступать как вздумается, в невыносимой тяжести первых ошибок и в опьянении от первых побед.

Я находила друзей и теряла их, брала ответственность за чужую судьбу в свои руки, старалась не засыпать над занудными цифрами бухгалтерских книг, балансировать между вызовом обществу — и ролью леди, гнала от себя дурман романтики и поддавалась ему на одну-единственную ночь маскарада…

Я училась быть собой.

И поэтому на праздник в честь двадцатилетия так хотела созвать, не тех, кому должнобытьтам — но тех, кто былсо мною весь этот год. Тех, кто сделал меня мною.

На мгновение прикрыв глаза, я выдохнула — и достала из стопки бумаги еще один чистый лист.

Через час на моем столе лежали два списка гостей — для званого ужина и для встречи в кофейне.

В самом верху первого значилось «маркиз Рокпорт».

Второй открывало имя Эллиса.

Кажется, это было правильно.

С тех пор, как я подготовила списки гостей, прошло три дня. До официальной рассылки приглашений оставалось еще примерно полнедели. Но людей со второго листка я начала потихоньку зазывать сразу же, по мере того, как они приходили в кофейню. Их было немного, и некоторые из них оказались сразу в обоих списках — как Эрвин Калле, например, или Глэдис. Кое-кто в «Старое гнездо» не заглядывал вовсе — взять хотя бы Лоренса и Джулию Уэстов, лишь недавно вернувшихся из свадебного путешествия. Их приходилось навещать, чтобы пригласить лично.

А на сегодняшний вечер у меня был намечен визит Эллиса — и разговор о расследовании… и не только.

— Леди Виржиния, все двери мы закрыли, кроме черного хода, — сообщил Георг, неодобрительно поглядывая на меня; причина его недовольства была ясна как день, но менять решение я не собиралась. — Вы уверены, что хотите, чтобы я проводил миссис Хат? Ведь тогда вы останетесь здесь в одиночестве.

— Ничего, со мною будет Мэдди, — улыбнулась я.

Мадлен задергивала занавески, беззвучно напевая что-то себе под нос — получались у нее только забавные шипящие звуки, но мы все уже привыкли к этому — и слегка приплясывая в такт. Но когда она меня услышала, то обернулась к Георгу, стукнула себя кулачком в грудь, указала пальцем на меня и состроила воинственную рожицу.