— И что же тогда остается твоей маме? Я знаю, что ты не сопротивляешься из-за нее. Ты взваливаешь все на свои плечи. Это замечательно, но она скоро останется одна.

— Ты же не думаешь, что я не подумал об этом. Я думал, но... — он отпускает эту мысль.

— Просто знай, что если тебе когда-нибудь что-то понадобится или понадобится рассказать кому-то, я буду более чем счастлива быть в этот момент рядом. Это все, что мне нужно, чтобы ты знал. — Я улыбаюсь ему, надеясь, что на этом разговор закончится.

Грэм должен рассказать кому-то еще по поводу жестокого обращения. Это звучит плохо и эгоистично, но я больше не в силах носить в себе его секрет. Когда Вайолет спрашивает меня о разбитой губе или любой другой ране, с которой Грэм может появиться в школе, я не знаю, что ей сказать, поэтому молчу. Это становится бременем, бременем, которое я готова взять на себя, потому что люблю его. Я думаю, мы оба знаем, что в какой-то момент всего этого станет слишком много.

Глава 44

Грэм

На следующую ночь мы лежим в постели Кеннеди и делаем вид, что она не проверяет меня на наличие синяков.

— Ты прекратишь? Я знаю, что ты делаешь, и мне это не нравится, — я сажусь, заставляя Кеннеди сесть вместе со мной.

Кеннеди сидит у меня на коленях, потому что знает, что мой разум затуманивается всякий раз, когда она так близко к моему члену. Она хитрая. Ее родители ушли в кино, так что у нас есть несколько часов для себя. Конечно, мы намеревались использовать время по-другому, но как только Кеннеди снимает мою рубашку через голову, я знаю, что она делает. Так она проводит руками по моим ребрам, чтобы посмотреть, как я отреагирую. Я люблю ее за это, но мне как-то трудно быть с ней, когда она больше хочет осмотреть меня, а не получать меня.

— Мне очень жаль, — извиняется она, заставляя себя улыбнуться.

У Кеннеди вошло в привычку проверять меня на наличие любых признаков гнева моего отца. Прошло несколько недель с тех пор, как она рассказала о своих страхах. Ее осмотры являются следствием любви. Нет смысла расстраиваться из-за этого.

Я снова надеваю рубашку, спихивая ее с колен. Спрыгиваю с кровати, чтобы взять фильм, показываю ей обложку, зная, что это один из ее любимых. У Кеннеди есть только девчачьи фильмы. Она кивает в знак согласия и берет свое одеяло с подножья кровати, чтобы прикрыться. Я сажусь рядом с ней, как только включаю фильм, обнимаю ее, позволяя ей прижаться ко мне.

— Я люблю тебя, — шепчет Кеннеди.

— Я тоже люблю тебя, малышка, — смеюсь, качая головой, и целую ее в макушку, когда она расслабляется рядом со мной.

— Ты когда-нибудь думал, что скажешь это несколько месяцев назад? — она смотрит на меня с такой милой улыбкой, что у меня тает сердце. Эта девушка делает меня такой киской.

— Вовсе нет, — честно отвечаю я.

Кеннеди резко садится на колени, наблюдая за мной несколько мгновений.

— Иногда я не могу не радоваться, что ты сбил меня своей машиной той ночью, —пожимает она плечами, как будто ей должно быть стыдно за это откровение.

Раскрыв объятия, чтобы Кеннеди снова устроилась в них, где ей и место, я с трудом сдерживаю улыбку.

— Я чувствую себя до смерти избитым за то, что скажу это, но я тоже, Кен.

Мы проводим остаток ночи за просмотром фильмов, пока ее родители не приходят домой с пиццей. Мы встречаем их в гостиной, как только слышим, как открывается дверь гаража. Они знают, что я здесь. Кеннеди не обманывает их, но мы хотели бы дать им иллюзию, что ничего лишнего не делаем, пока их нет. Хотя обычно так и есть.

Я никогда не думал, что секс может быть еще лучше, чем в первый раз с Кеннеди, но, похоже, что просто трахать девушек не сравнится с тем, что мы с Кеннеди делаем друг с другом.

— Разве скаут не придет к тебе в эту пятницу? — Мистер Конрад просит поставить коробки на стол. Он всегда спрашивает меня о бейсболе. Приятно, когда взрослый человек интересуется моим будущим, как он и миссис Конрад.

— Да, сэр, — ответил я, внезапно занервничав.

— Я видел, как ты играешь в мяч, сынок. Тебе не из-за чего волноваться. — Мистер Конрад, очевидно, может читать меня так же хорошо, как и свою великолепную дочь.

«Сынок»? Хм… Мне нравится, как это звучит.

— Благодарю вас, сэр.

— Как твои родители отнесутся к тому, что ты уедешь из дома, когда закончишь учебу? Я уверена, что бейсбол отнимает много времени в колледже, — невинно спрашивает миссис Конрад.

Кеннеди вскидывает голову на вопрос матери. Выражение ее лица говорит само за себя. Мы никогда не обсуждали мою семью с ее родителями. Это неизведанная территория.

— Мой отец много путешествует. Я уверен, он даже не заметит, что меня нет. Что касается моей матери, то она будет скучать по мне. Мы очень близки, так что... — я ободряюще улыбаюсь им обоим.

— Кеннеди, ты в порядке? У тебя лицо белое, как у привидения, — замечает мистер Конрад.

Я поворачиваюсь к ней. Он прав. Она выглядит, как будто больна.

— Да, просто немного закружилась голова, вот и все, — объясняет Кеннеди, словно ничего не произошло.

— Ладно, не забудь, что завтра у тебя назначены процедуры, — говорит миссис Конрад.

«В течение нескольких недель, последовавших за несчастным случаем, я был уверен, что поеду с Кеннеди на прием к ее врачу. Они объяснили ей, что танцы не возможны в ближайшем будущем. Хотя это может занять некоторое время, она сможет вернуться в прежнюю форму если будет упорно работать. Кеннеди все еще нужна операция. Они надеются, что это исправит повреждение без необходимости второй процедуры. Я помню тот день, когда ее врач сообщил ей эту новость. Она выглядела опустошенной. Всякая надежда исчезла из ее глаз.

После мы с Кеннеди молча подходим к моей машине.

— Грэм... — она склоняется над центральной консолью, чтобы привлечь мое внимание. Я отвожу от нее взгляд, сосредоточившись на людях, входящих и выходящих из офисного здания.

— Извини, — я возвращаюсь к реальности от звука ее голоса.

— Ты задремал, малыш.

— Прости. Я задумался.

— Я заметила. Не мог бы ты рассказать мне, куда ушли мысли в твоей хорошенькой головушке? По выражению твоего лица я бы сказала, что в приятное место. — Кеннеди тепло улыбается мне, зная, что это именно то, что мне нужно.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить нервы.

— Кеннеди, однажды ты снова будешь танцевать, а я буду сидеть в первом ряду и смотреть. В тот вечер, когда впервые увидел тебя танцующей, я понял, что ты не та, за кого себя принимаешь. Ты была такой красивой. Ты двигалась с определенной целью, а теперь не можешь из-за меня. Ты не можешь делать то, что любишь, потому что я мудак и принял неправильное решение, изменившее твою жизнь! — У меня перехватывает горло, когда правда выплывает наружу. — Я мог бы легко убить тебя той ночью, и мне приходится жить с этим.

Кеннеди протягивает руку и берет мое лицо в свои маленькие ладошки. Я никогда не забуду ту ночь. Это не то, что можно забыть. В ту ночь Кеннеди рискнула ради меня, не зная, кто я такой. Она дала мне будущее, и вот я вываливаю свое дерьмо перед ней.

— Послушай меня. Я имею в виду, действительно послушай меня, потому что я не собираюсь больше повторяться. Как только я скажу то, что должна сказать, тема будет закрыта, понял? — Кеннеди указывает на меня пальцем, терпеливо ожидая ответа. Я киваю в знак согласия. — Та ночь изменила мою жизнь. Да, я боюсь, что танцы не могут быть моим первым выбором, но ничего из этого не имеет значения. Больше нет.

— Ты вообще себя слушаешь, Кен? Как ты можешь говорить, что это не имеет значения? — ее беспечное отношение к своему будущему начинало меня чертовски раздражать.

— Это еще не конец света. Будь у меня был выбор, я бы, конечно, пошла в колледж и танцевала бы до упаду, но не тогда, когда это означало бы, что у меня не будет тебя.