— Айрин Мартин, так она зарегистрировалась в отеле. Но мы-то знаем ее настоящее имя.

— Как это случилось? — продолжал допытываться Пенн. — Вы видели?

— Никто не видел. Ее обнаружили несколько минут назад. Она лежала на тротуаре в переулке между отелем и кинотеатром.

— Как же так? Кто убил ее?

— Может быть, это сделал тот, кто привез ее сюда, чтобы она опознала Райхо. А потом решил, что она слишком много знает. Но не исключено, что и сам Райхо застукал ее. Так или иначе, а нам она теперь помочь не в состоянии. — И Шоли криво усмехнулся. — Так куда ж мы отсюда двинем — прямо в полицейский участок?

— Этот визит придется отложить, — сказал Пенн. — Я просил Коновера собрать совещание. У меня есть для них маленькое сообщение.

— Ни за какие деньги не хотел бы пропустить этого спектакля, — мрачно заметил Шоли. — Встретимся в дирекции.

Сказав Шоли, что едет прямо на работу, Пенн погнал машину домой. Бев встретила его в прихожей. Едва взглянув на его мрачное лицо, она тут же сказала:

— Ты не нашел ее!

— Почему же, нашел, — ответил Пенн. — При мне труп этой женщины увезли в машине «скорой помощи». Ее выкинули из окна отеля, в котором она остановилась.

— Какой ужас! — прошептала Бев. — Убийцу поймали?

— Пока нет! — ответил Пенн, удивленно разглядывая жену. Бев была в шляпе и перчатках. — Куда это ты собралась?

— Я думала, ты вот-вот позвонишь, и мы пойдем в полицию.

— Видишь ли, я нарочно заехал домой, чтобы просить тебя: никуда не выходи. Запри все окна и двери и не впускай никого. Я еду на работу.

— Джим, но я же хочу помочь тебе. А если буду сидеть тут, как в клетке...

— То я не буду за тебя беспокоиться, — закончил Пенн и, взяв ее руку, затянутую в перчатку, притянул к себе. — Пока я уверен, что ты в безопасности... — И замолчал, как завороженный глядя на руку Бев.

На тыльной стороне белой перчатки неясно проступал чернильный отпечаток заглавной буквы Р.

Напряженное молчание длилось секунду, и потом Пенн жалко рассмеялся.

Он готов был заподозрить собственную жену. Вот куда завело его разыгравшееся воображение.

— Мы в расчете, Бев, — хрипло сказал он, — за сегодняшний полдень.

— Ничего удивительного, — ответила она, — мы просто одинаково сходим с ума. Но разве не такими же буквами были напечатаны письма?

— Похоже, что такими же.

— Тогда где я могла запачкаться? — Бев нахмурилась, пытаясь вспомнить. — Собираясь в клуб, я надела эти перчатки. Совершенно новые. Погоди, что дальше... Сижу в клубной гостиной, меня зовут к телефону, я разговариваю с Вейном Александером... и теряю сознание. Что было потом, не помню. Очнулась на диване в кабинете управляющего. Если только я не задела рукой о какое-нибудь только что вывешенное объявление.

— Отпадает, — сказал Пенн. И объяснил:

— Тогда отпечаток был бы зеркальным. А на твоей перчатке буква отпечатана как полагается. Значит, ты имела дело с литерой из шрифта. Если бы это произошло до твоего обморока, ты наверняка заметила бы, а раз для тебя это новость, значит, все произошло, когда ты была без сознания. — Он взял Бев под руку и подвел к дивану. — Ложись и постарайся вспомнить, как ты тогда лежала, когда пришла в себя там, в клубе.

Бев покорно легла, бормоча:

— Нет, не могу вспомнить.

— Неважно, — перебил Пенн и, хмурясь, наклонился над ней. — Теперь предположим, что одна из литер, литера Р, например, выпала из коробки и затерялась. Она могла лежать на ковре рядом с диваном или застрять среди диванных подушек. И ты могла прижаться рукой к штампу.

— Понимаю. Но ты можешь объяснить, каким образом в кабинете заведующего клубом очутился детский печатный набор?

— Я-то не могу, — процедил Пенн. — А вот управляющий, надеюсь, сможет. Ну, мне пора.

Шоли, обеспокоенно глядя на лифт, нетерпеливо расхаживал по коридору.

Наконец дверцы лифта раздвинулись, и из кабинки вышел Пенн.

— Вы ползаете, как черепаха, — укоризненно проворчал Шоли, — я успел подумать невесть что.

— Вы чересчур впечатлительны, — ответил Пенн. — А где все, у Коновера?

— Ждут. И увидите, что они сейчас с вами сделают.

Сопровождаемый Шоли, Пенн пересек пустую приемную и вошел в просторный кабинет вице-президента фирмы. При его появлении большинство вздохнуло с облегчением, но кое-кто раздраженно.

Пенн садиться не стал.

— Я хотел бы извиниться, что заставил вас так долго ждать. Приехать раньше я просто не мог.

— Не будете ли вы так добры изложить причину, из-за которой собрали нас в столь поздний час? — начал Коновер. — У всех у нас есть семьи.

— У меня тоже, — ответил Пени. — Вчера я был настолько глуп, что позволил копаться в моей частной жизни. Сегодня я хочу, чтобы вы все знали, что прямо отсюда я отправлюсь в полицию, то есть сделаю наконец то, что надо было сделать с самого начала.

Все обеспокоенно зашевелились. Коновер умиротворенно проворковал:

— Ну-ну, Джим, я понимаю, в каком напряжении вы находитесь, но зачем же входить в такой раж? Мы обязаны блюсти интересы фирмы.

— Блюдя эти интересы, я позволил запятнать свое имя и ежесекундно рискую жизнью. Сегодня вечером я чудом остался в живых, но была убита одна женщина. Этого можно было избежать, если бы мы поступили как разумные люди, а не как стадо испуганных баранов.

Ему показалось, что на некоторых лицах он читает одобрение, но Коновер резко возразил:

— Власть — это прежде всего чувство ответственности. Руководители нашего ранга не имеют права действовать исключительно в собственных интересах. Мы все вынуждены нести этот крест.

Пенн наклонился к нему:

— "Вулкан" может требовать от меня одного — честно трудиться и честно жить. Все остальное — мое личное дело. — Он быстро пересек кабинет и остановился перед Коновером. — А теперь я хотел бы, чтобы вы вернули мою частную корреспонденцию.

— Должен ли я понять вас так, что вы отказываетесь от должности?

— После того как мое имя будет очищено от подозрений, вы получите от меня официальное заявление. — Пенн перевел дыхание. — Если только вы не намерены кое-что переменить у себя.

— Переменить? Что именно? — спросил Коновер и сузил глаза.

— Отношение к нам и к тому, что мы делаем, восстановить доверие. Все началось с подслушанного телефонного разговора. Меня не интересует, насколько такая практика распространена, я знаю только одно — этому нет оправдания. Если мне не доверяют, пусть увольняют. Но шпионить за собой я не позволю.

Коновер возразил:

— Но мы вынуждены обеспечивать секретность.

— Обеспечивать секретность — пожалуйста. Подозревать всех и вся — нет! Пока вы подслушиваете наши рабочие телефоны. А что у вас на очереди? Установка микрофонов в наших ванных и телекамер в наших спальнях? Потом вам понадобятся исчерпывающие досье на наших жен и детей? Я не могу работать, когда кто-то за мной шпионит. И уверен, что не может ни один уважающий себя человек. — Он взглянул на Коновера и обвел взглядом всех остальных. — Виноваты мы все, и я так же, как и вы. Мы с самого начала должны были сказать свое слово. И вот сегодня я сказал его.

Все молчали, когда Пенн закончил.

— Я никогда не говорил, что каждый из вас не может иметь своего мнения. Однако... — Коновер откашлялся.

Его перебил Вудро, ведущий инженер:

— Я думаю, настал момент, когда я могу кое о чем вам рассказать. Мне предложили работу на одном из заводов к северу отсюда. Возможно, для вас это уже не новость, поскольку у нас тайное быстро становится явным, и еще — поскольку я согласен с Джимом, то...

— Подождите, — сказал Коновер, — я не вижу связи...

— Я тоже присоединяюсь к Джиму и Вуди, — перебил его начальник отдела снабжения. — Их настроение полностью совпадает с моими желаниями. Особенно в том, где они говорили о восстановлении доверия.

Послышался еще один голос:

— Я хотел воздержаться, но, если уж на то пошло, и мне хотелось бы кое-что предложить.