– В том-то и дело. Мы с ней такие разные… То, что кажется ей нормальным, для меня хуже смерти. Сперва она удивилась, потом впала в ярость. Она кричала, что я неблагодарная идиотка, что в мои годы пора уже знать, на чем держится мир.
– И ты с той поры об этом знаешь, – с мрачной усмешкой подытожила Селия.
– Боюсь, слишком хорошо. Сын графа явился с визитом и сразу набросился на меня, как на законную свою добычу. Я никогда прежде не допускала мысли, что мужчина из общества может вести себя так грубо и бесцеремонно. – Она передернула плечами и вымученно произнесла: – «Что ж ты убегаешь от меня, голубка? Тебе предстоит сделаться заправской шлюхой, как твоя маменька. Девицы твоего разбора всегда этим заканчивают».
Тонкие пальцы Селии сомкнулись на ее запястье.
– Так он тебя…
– О нет, только пытался. – Она никому еще не рассказывала о ночи своего бегства из Парижа, а позабыть об этом хотелось навсегда. – Маман и граф присутствовали на каком-то пышном празднестве в честь Наполеона. Это было незадолго до того, как он пошел войной на Россию. Все тогда были воодушевлены его многочисленными победами. Все, кроме меня. Война между Англией и Америкой была неминуема, а мне больше всего на свете хотелось вернуться домой. Хотя там, конечно же, все изменилось. Бабушки и дедушки уже не было в живых, их дом и земельные угодья перешли по наследству дяде. И все же это был мой родной дом, где меня приняли бы с радостью. Той ночью я вспоминала свое беззаботное житье в Виргинии и никак не могла заснуть. Я спустилась в библиотеку за книгой… Было поздно, в камине едва тлел тусклый огонь. Слуги давно спали в своем флигеле. – Она обеими ладонями сжала свой пустой стакан. – И тут откуда ни возьмись появился он. Вынырнул из-за высокого книжного шкафа и уставился на меня так нагло и многозначительно, что я сразу поняла: маман и ее любовник нарочно все это подстроили. Они все трое сговорились против меня. И от этой мысли мне стало так жутко, что я едва не лишилась чувств. Ты уже слышала от меня, какими словами он тогда обзывался. Не стану их повторять. Стоило ему приблизиться, как я схватила со стола тяжелый том и с силой ударила его по голове. Он никак этого не ожидал и совершенно растерялся. Я выиграла несколько драгоценных минут и сумела улизнуть из библиотеки. Остаток ночи провела в кладовой, за полкой с кругами сыра. – Губы ее дрогнули в горько-насмешливой улыбке. – От меня потом целую неделю разило сыром, представляешь? Селия кивнула.
– И он тебя не нашел?
– Нет. Я слышала, как он бегал по особняку, из комнаты в комнату. Все повторял с бранью, что рано или поздно до меня доберется и что маман вправе решить мою участь. Я думала иначе…
– Вот дрянь! – с чувством произнесла Селия. – И за такое мать тебя выгнала из дому, да?
– Я не дала ей такой возможности. На рассвете он наконец-то убрался из особняка маман, а я сложила свои вещи в дорожный мешок и сбежала.
– Боже, но ведь у тебя, наверное, совсем не было денег?
– Немножко было. К тому же я продала свои драгоценности. И все же этого недостало на оплату места на корабле, идущем в Америку. А вскоре объявили войну, и цена даже на палубные места подскочила чуть ли не вдвое. Мне пришлось бы совсем туго, если б не театральная группа, как раз перебиравшаяся из Парижа в Лондон. Я встретила этих славных людей дождливым днем в одном из кафе на окраине Парижа. Мы разговорились, и содержательница труппы предложила мне к ним примкнуть. Сказала, будто у меня талант, только его надо развить и отшлифовать.
Селия энергично кивнула:
– И я всегда говорила то же самое. Талант у тебя есть, но сердце не принадлежит театру. Значит, это не твой путь, дорогая. Послушала бы ты меня, Лаура. Мужчины обращают на тебя внимание. Взять хоть того же толстяка Эмори. Ведь его привлек в нашу уборную вовсе не твой талант, а твоя роскошная внешность, твои манеры, твое умение подать себя. Хорошеньких девушек в Лондоне тьма, но таких, как ты, – единицы. У тебя есть кураж!
Лаура вспомнила режиссера одного из маленьких лондонских театриков, еще так недавно с презрением уверявшего, что у нее полностью отсутствует кураж.
– По-моему, ты единственная это подметила.
– Да полно тебе! А Эмори? А мой Белгрейв? Они оба от тебя без ума. Здесь тебе не Париж. Ты легко можешь обзавестись покровителями, которые станут выполнять все твои капризы, но при этом будут вести себя как джентльмены, а не как свиньи. Поверь моему опыту, дорогая! Знаешь, я могла бы хоть сию минуту покинуть сцену и жить в свое удовольствие на деньги Белгрейва, но мне нравится играть. Я без этого не могу. Благодаря покровителям у меня есть возможность выбора. Вот к чему я все это говорю.
На Лауру внезапно навалилась свинцовая усталость. Она сникла. «Сколько еще можно выносить эту каторжную жизнь?» Надежда вернуться домой, скопив необходимую сумму, делалась все призрачнее, а вместе с ней убывали и силы.
– Пожалуй, не все французские аристократы такие же негодяи, как сын графа. Во всяком случае, его отец обходится с маман весьма галантно. Я давно могла бы пойти по ее стопам, но для этого вовсе не надо было покидать Париж и терпеть все лишения, что выпали на мою долю здесь. Все дело в том, что честь и доброе имя для меня не пустой звук. Я храню целомудрие, представь, вовсе не для будущего мужа, а просто… чтобы не ронять себя… Чтобы не утратить самоуважения. Вернувшись домой, я хочу высоко нести голову…
– Если будешь вести себя так, как теперь, то скорее умрешь с голоду, чем вернешься в свои колонии, – убежденно произнесла Селия. – Раскрой же глаза, милая, и посмотри правде в лицо. Жизнь – это борьба.
Помолчав, Лаура со вздохом выдавила из себя:
– Если бы мне все же пришлось… искать покровителя, ты могла бы посоветовать, как в этом не ошибиться?
– С молоком или с лимоном?
– С молоком, s'il vous plait. – Лаура не сводила глаз с рук мадам Деверо, грациозно порхавших над столом. Вот она налила сливок в чашку из тонкого фарфора и обратила к собеседнице улыбающееся лицо без единой морщинки. Лаура взяла дымящуюся чашку за прихотливо изогнутую ручку. – Merci.
Мадам Деверо снисходительно кивнула.
– По-моему, это просто чудесно, – произнесла она на безупречном английском, – что вы француженка. Английские джентльмены без ума от наших с вами соотечественниц. И это несмотря на недавнюю войну. Какая неприятность, в самом деле. К счастью, этот досадный эпизод остался в прошлом.
– Но я только наполовину француженка, – возразила Лаура. – Мой отец родился в колониях, мадам, от родителей-англичан.
Мадам Деверо пренебрежительно махнула тонкой ладонью, словно навсегда отметая колониальное прошлое отца Лауры.
– Для наших целей, дорогая, вам выгодно быть чистокровной француженкой, n'est-ce pas? Вот на этом и порешим! – Она задорно тряхнула тщательно уложенными седыми кудрями, выжидательно уставившись на Лауру синими глазами из-под полуопущенных век. – Селия вам, надеюсь, рассказала, каковы наши условия?
Лаура покосилась на подругу, сидевшую справа от нее в старинном кресле с высокой спинкой. Селия поставила чашку с блюдцем на колени и энергично кивнула.
– Oui, madame, – пробормотала Лаура.
– Вот и отлично. Но на всякий случай еще раз повторю, что помогаю джентльменам из хорошего общества найти себе скромных, красивых и образованных спутниц. Что касается самих джентльменов, то я тщательно проверяю их рекомендации, предоставляемые кем-либо из пэров и, разумеется, английским банком. – Она снисходительно улыбнулась, поймав на себе испуганный взгляд Лауры. – Приходится быть осторожной, дорогая. Все надо предусмотреть. В столь деликатном занятии любая ошибка может стать фатальной. Поэтому от юных леди я, в свою очередь, тоже требую безупречного поведения и абсолютного повиновения, ясно?
У Лауры задрожали руки. Она поставила блюдце с чашкой на колени и затравленно кивнула:
– Да, мадам.
– Великолепно. У вас чудный акцент, и голос звучит немного глуховато. Это заставит мужчин ниже к вам склоняться. А что за волосы! Вьющиеся от природы, оттенка дорогого бренди. Чистейшая кожа, глаза как изумруды. Можете быть уверены, вы в самое ближайшее время обзаведетесь покровителем. – Сделав внушительную паузу, мадам без обиняков спросила: – Вы все еще девица?
