Черт был восхищен. Вот это женщины!..

На Самотеке, в квартире Дилевских, он познакомился с миловидной девушкой. Ее звали Ольгой. Черт явился с бомбой. Он собственноручно начинил ее мелинитом. Бомбами этого типа он особенно гордился: ведь это его идея — использовать для оболочки обычные гимнастические гантели. У кого они могут вызвать подозрение?

Но хранить гантели у себя дома он не мог. Андреева дала адрес Дилевских, сказала, что там можно на несколько дней оставить бомбы, потом за ними придут.

Но, очутившись в этой квартире, лицом к лицу с Олей, Черт почувствовал себя очень скверно. Ведь в каждом гимнастическом снаряде два с половиной фунта взрывчатки. Нет, он просто не имеет права оставлять этим милым мирным женщинам такой, с позволения сказать, гостинец.

Наверное, у Богомолова лицо было столь выразительным, что Ольга весело рассмеялась. Улыбнулась и ее мать.

— А вы помните те браунинги и маузеры, которые достались вам от какого-то отставного офицера? — Ольга лукаво заглянула Черту в глаза.

Откуда она может знать об этом оружии?

Действительно, прапорщик запаса Мейер, и по сей день работающий в статистике земской управы, где-то добыл небольшую партию револьверов. Но Богомолов передал их на хранение Карасеву с фабрики Шмита.

— Вот видите, я о вас знаю больше, чем вы о нас. — Ольга взяла Черта за руку и ввела в крохотную спальню. Два старинных, рассохшихся кресла с высокими спинками, маленькое дамское бюро и высокая кровать занимали все пространство комнаты. На стенах в облезлых, а некогда позолоченных рамках висели небольшие акварели, семейные портреты.

Ольга подошла к кровати, откинула белое, подбитое кружевами покрывало и приподняла перину. Богомолов ожидал увидеть все, что угодно, но только не револьверы. И наверно, те самые, которые он раздобыл через Мейера.

— Признаюсь, перина мне мало помогает, особенно донимают эти вот наганы, у них, знаете ли, барабаны не приспособлены, чтобы служить подстилкой для сна…

Олина мать деловито перекладывала наганы вниз, чтобы их выступающие барабаны не так подпирали тонкий слой пуха старой перины.

Да, эти люди вызывали у Богомолова чувство восхищения, гордости…

Красин, прощаясь, предупредил, что, по его мнению, рабочая Москва должна со дня на день выступить. И это выступление при благоприятных условиях перерастет в вооруженное восстание. Значит, они должны дать оружие, как можно больше оружия.

Пантелеймонов целый день крутился возле конторы начальника кабельной сети Петербурга инженера Красина.

Ужель не повезет? Вот тогда действительно скандал, его выгонят с треском. Ведь этот Черт мог и уехать. Как это ему раньше в голову не пришло узнать, кто вел за Чертом слежку, принять его, так сказать, с рук на руки? Неукоснительное правило, а он о нем забыл. Обрадовался, что не получил нагоняя из-за своих филеров.

И отойти нельзя. Вот незадача…

Но Пантелеймонову повезло. Иначе и не назовешь эту встречу лицом к лицу. Богомолов идет по Невскому с чемоданчиком в руке.

Хорошо, что Богомолов не знает в лицо столичных шпиков. Хоть и много в Питере «пауков» и «подметок», но попробуй вот так наскочи на того же Красина — вмиг узнает. А ведь и года не живет в столице. Но опытен, ох опытен! Наверное, специально приглядывался, да и все «паучьи» повадки знает. А этот, видно, непуганый. Ишь посторонился и снова вышагивает себе. Местечки выбирает, норовит по сухому пройти — под крышами, где дождь не намочил.

Вот бы в его чемоданчик заглянуть! С виду невелик, а, судя по тому, как его этот Черт несет, тяжел.

Пантелеймонов опытным глазом ощупывает карманы пальто Богомолова. Оружия, похоже, нет. Но, как говорится, береженого и бог бережет. После того как нескольких филеров прихлопнули в темных переулках, Пантелеймонов стал особенно осторожен. Правда, большевики против такой стрельбы по филерам, зато эсеры готовы палить среди бела дня на Невском. Пантелеймонов ныне без револьвера ни шагу.

Богомолов свернул к Московскому вокзалу. Пантелеймонов забеспокоился. Ужели его поднадзорный вот так, с первым попавшимся поездом, и укатит в Москву? А Пантелеймонову нужно бы еще и домой заглянуть, жену предупредить. Да и не обедал он сегодня, а это непорядок. Как-никак он человек в годах и с достатком.

У касс пусто. Пантелеймонов, не таясь, подошел к окошечку и встал вслед за Богомоловым. Тот взял билет на ночной поезд. Вагон пятый.

Пантелеймонов тоже купил билет на тот же поезд, в тот же вагон. Второй класс, значит, купе отдельные — ничего, он всю ночь будет стоять в коридоре и курить. К этому они привычные.

Черт не спешил уходить из вокзала. Странно, но физиономия вот этого господина, что покупает билет, ему знакома. Откуда? В Петербурге Богомолов бывал два-три раза, все столичные знакомые наперечет. Может быть, он встречал его в Москве или еще раньше — в Самаре или Астрахани?

Нет, только в Питере. Более того, он встретил этого господина не далее как несколько минут назад, когда свернул на Невский. Странные совпадения… Господин, так же как и он, решил прогуляться пешочком до вокзала? По всему Невскому? И под проливным дождем? Конечно, если учитывать, что в столице бастуют кондукторы трамваев, то такое совпадение возможно.

Но ведь он, Богомолов, не поехал на извозчике только потому, что за пролеткой легко проследить, а когда едешь с поднятым от дождя верхом, сам ничего не видишь вокруг.

Незнакомец доверия не внушает. К этому обветренному, грубо вырубленному, словно топором, лицу не подходит модная шляпа. Пальто добротное, но поношенное основательно. Хозяин, видимо, привык носить правую руку в кармане, вон как оттянут. Э, да карман отягощен чем-то тяжелым. Господин руку вынул, чтобы взять билет, а карман все равно отвисает. Пожалуй, шпик.

Да, да, шпик. Богомолов теперь в этом не сомневается. Конечно, «паук» слышал и когда отправляется поезд, и номер вагона, кассир любезно все это произнес вслух. И вот цена любезности… Теперь изволь отделываться от шпика.

Пантелеймонов, не взглянув на Богомолова, вышел из зала. Черт встал у окна. Он видел, как не торопясь господин перешел через площадь к стоянке извозчиков. Поторговался с ванькой и отбыл.

Значит, его все-таки «взяли на мушку», как любит выражаться Мирон. Теперь кто кого. Богомолов вышел на Знаменскую площадь. Постоял, прикурил и не торопясь направился в ресторан гостиницы. Он еще при приезде в Петербург отметил, что у этого ресторана огромные окна, из них площадь вокзала видна как на ладони.

Швейцар услужливо распахнул тяжелую дверь и потянулся за чемоданчиком. Богомолова бросило в дрожь… Как он мог забыть, что в чемоданчике двенадцать фунтов гремучертутных детонаторов и десять аршин бикфордова шнура! Тряхни чемоданчик посильней или неосторожно стукни о пол…

Черт решительно отвел руку швейцара. Небрежно сбросил пальто.

К счастью, у окна свободный столик. Официант убрал лишний стул. Теперь можно и осмотреться.

Площадь полна народу. В этой толпе заметить филера? Случай невероятный. Тем более внешность у него самая заурядная. Вот разве что шляпа! Но шляпу «паук» может и переодеть. Даже наверняка сменил, ведь это элементарно. А лица Богомолов не разглядел.

Что же все-таки делать? Остаться на сегодняшнюю ночь в Питере? Во-первых, если за ним прицепился хвост, нет никаких гарантий, что слежку ведет только один шпик. Едва поезд тронется, филер сразу же обнаружит, что его поднадзорный отсутствует. Выйдет на первой же станции, даст знать в Москву, протелеграфирует петербургскому начальству… Начнут розыски в обоих городах. Этак с почетным эскортом и домой прибудешь.

Надо искать иной выход.

На Москву идет еще один поезд. Билеты ему, конечно, поменяют… Нет, не годится. Тот же шпик с той же станции все равно на всякий случай предупредит московских коллег, и они чин чином встретят его на вокзале.

Попробовать улизнуть в самой Москве? То ли улизнешь, то ли тебя тут же, на перроне, и арестуют. Но, с другой стороны, если в Петербурге проследили, то и арестовать могли тоже в Питере, чемодан — такая улика, что потянет на виселицу. Значит, им важно в чем-то убедиться. Может быть, им нужны его связи?