«Сверхдетерминация» предполагает возможность выхода за границы, очерчиваемые этой альтернативой: по утверждению Альтюссера, основной чертой материалистической диалектики является именно ее способность выявлять основной конфликт - однако при это осуществлять это средствами «конкретного анализа конкретных обстоятельств». Марксистское извлечение «рационального зерна», скрывающегося под «мистической оболочкой» гегелевской диалектики как раз и означает освобождение гегелевского противоречия от его «простоты» - от того факта, что, хотя оно проявляется в различных сферах культурной и материальной жизни, хотя и включает в себя все предыдущие стадии развития, все эти проявления остаются внешними для его «единственной и простой силы».
«Будучи кругом кругов, сознание имеет лишь один центр, и только он его детерминирует: поэтому ему необходимы круги, имеющие иные, нежели оно само, центры, то есть децентрированные круги, для того чтобы оно в самом своем центре могло быть затронуто их воздействием, короче говоря, для того чтобы его сущность могла быть сверхдетерминирована ими»[17]. Именно это требование «затронутости внешними центрами», не-коллапсирования в предзаданную простоту и остается невыполненным у Гегеля. И именно этот коллапс является определяющим для идеалистического характера гегелевской диалектики: «вся конкретная жизнь того или иного народа должна рассматриваться в качестве овнешнения-отчуждения одного внутреннего духовного принципа, который в конечном счете есть не что иное, как наиболее абстрактная форма самосознания этого мира: его религиозное или философское сознание, то есть его собственная идеология»[18].
Однако именно поэтому материалистическое переворачивание гегелевской диалектики никак не может сводиться просто к тому, что единый принцип, будучи извлеченным из области «идеологического» и «духовного», трансплантировался в область «экономического». «Экономический детерминизм» не в меньшей степени детерминистичен, чем детерминизм духа. Перенос «простого противоречия» в сферу «материальных потребностей», замена «детерминации мыслью» «детерминацией потребностью» ни в коей мере не означает «переворачивания» - это скорее «проворачивание» свернувшегося винта, попытка заменить одну высшую инстанцию, втискивающую все богатство конкретного в опустошающие и иссушающие формулы учебников, другой. Подлинно же материалистическая теория противоречия сохраняет конфликты в их различенности - и дает отчет о том, как именно аккумуляция разнородных, относящихся к разным плоскостям, несводимых к какому бы то ни было единству факторов делает возможным активизацию - поверх них, но без их отмены - основного противоречия.
Именно в подобного рода анализе путей активизации противоречия через аккумуляцию гетерогенного, через удерживание вместе различенных и не теряющих своей независимости событийных рядов и состоит суть ленинской теории революции и «слабого звена»: «Для того чтобы ... противоречие стало активным в сильном смысле этого слова, чтобы оно стало принципом разрыва, необходимо такое накопление обстоятельств и тенденций, что какими бы ни были их истоки и их направленность (а многие из них по необходимости, в силу их происхождения и их направленности парадоксальным образом чужды, даже абсолютно противоположны, революции) они, тем не менее, сливаются в единстве разрыва, тем самым позволяя объединить огромное большинство народных масс в атаке на режим, который его правящие классы бессильны защитить»[19]. Противоречие, «вводимое в игру» локальными конфликтами, не может мыслиться в отрыве от «активизирующих» его конкретных столкновений: оно детерминировано ими в той же мере, в какой детерминирует их; «различия, конституирующие каждую из присутствующих в игре инстанций (и проявляющие себя в том накоплении, о котором говорит Ленин), если они образуют сплав реального единства, отнюдь не исчезают как чистый феномен во внутреннем единстве простого противоречия»[20].
5
«Единство разрыва» в теории «слабого звена» становится возможным именно благодаря удерживанию-вместе-разделенного: гетерогенность событийных рядов не аннигилируется указанием на некоторую «сверх-причину», уничтожающую их множественность. И в то же время эти ряды и порождаемые ими события связаны. И именно «накопление» событий и стычек, которые соединены несмотря на принадлежность к абсолютно разным континуумам, умение удерживать эту связанность без связанности и выявлять то сражение, фрагментами которого являются эти разрозненные стычки как их «совпадение» и является условием «активизации разрыва».
Однако в условиях доминирования Имманентного Невозможного эта почва коинсидентального, на которой только и возможно разрешение проблемы сверхдетерминированного, не может быть удержана. Альтюссер ставит вопрос - но ответ, даваемый им, подчиняет уровень «аккумуляции протворечий» круговому движению от обстоятельств к противоречию и обратно. Основной конфликт у Альтюссера оказывается данным как отсутствующее nрисутствие, как бесконечная череда смещений: ясность и отчетливость коинсидентального оказываются подчинены бесконечному ускользанию. Удерживание-вместе-разделенного продолжает оставаться подчиненной первичной и стоящей за ним инстанции: пусть этой инстанцией является уже не божественная воля и не абсолютный дух, а вечно ускользающая данность неданного.
Для того чтобы предотвратить коллапс в идеализм, необходимо дополнить альютессровский вопрос коинсидентальным ответом. Только утверждение реальности совпадения, основывающееся на теории, размыкающей цепи, которыми оно намертво приковано к Имманентному Невозможному, способно стать основанием метода, позволяющего осуществлять сверхдетерминирующее выявление основного конфликта. И, соответственно, только такое утверждение может быть подлинным основанием для нового просвещения - и для окончательного размыкания границ поля теологического.
Лежащая в основе коинсидентального метода операция разрешения состоит из двух этапов. На первом путем детерриториализирующего «накопления» совпадений выявляется суть основного противостояния. Это - фаза дефиниции /definition/. Подобно тому, как поджигание тополиного пуха делает видимыми трещины в асфальте, операции этапа дефиниции позволяют очистить конфликт от налипающих на него и искажающих его внешних слоев идеологического, психологического и патологического в целом.
Благодаря этому освобождению, впервые придающему реальность основному конфликту ситуации, выявляется находящаяся в его центре точка сингулярности: тот центр циклона, вокруг которого разворачиваются столкновения, то, что стоит на кону в противостоянии. Эта точка стоящего на кону и есть узел замыкания ситуации. Трансформация этого узла является основным содержанием второго этапа, этапа резолюции /resolution/, превращающего империалистическую воину в гражданскую. Здесь речь идет уже не о выявлении основного конфликта, а о его трансформации: эта трансформация, изменяющая степень разрешения и высвобождающая совпадение из замораживающего панциря нестерпимого, осуществляется путем раскалывания ядра - движения зума, совершаемого в точке сгущения и размыкающего первосомкнутое.
6
Дефиниция
Революционизация повседневности и проблема террора: вот две основные проблемы, которые в первую очередь позволяет решить метод материалистической диалектики совпадений. Коинсидентальное выявление основного конфликта делает возможной динамическую калибровку поля выявления противоречий и переход от уровня общностей типа «гражданского общества», «культуры», «общественной производственной деятельности» к микро-уровню обыденного и бытового[21]. Предзаданный и абстрактный способ выявления основного конфликта неминуемо превращает его в «чересчур крупный» для приложения к этому уровню; областью революционной политики оказывается лишь общественное, а к частному она может быть приложена лишь опосредованно. Проницаемость партикулярного для детерминации «основным конфликтом», превращение всей жизни в поле боя остается лишь требованием; попытка же исполнения этого требования неминуемо ведет к перекрытию воздуха для частного и бытового, а в пределе - и к уничтожению партикулярной жизни как таковой, то есть к террору.
