– Мне все равно, как вы это назовете, – сказал Биверс. – Я только хочу сказать, что мы не должны сообщать полиции кое-какие детали, должны оставить их при себе. Кстати, полицейские время от времени поступают точно так же. Не распускать язык и глубже вникать в курс дела.
– А что мы можем сделать? – поинтересовался Конор. Биверс тут же изложил несколько возможностей.
– Например, у нас есть два-три факта, неизвестных полиции. Мы знаем, что Коко – Виктор Спитални, и мы знаем, что человек по имени Тим Андерхилл посетил наконец Нью-Йорк, а не киснет до сих пор у себя в Бангкоке.
– Ты не хочешь говорить копам, что мы ищем Спитални? – переспросил Конор Линклейтер.
– Мы немножечко поиграем в немых. Они сами разберутся, кого не хватает, а кто на месте. – Биверс наградил Конора довольно снисходительной улыбкой. – А вот вам еще один факт, который, на мой взгляд, очень важен для нас. Спитални упоминал имя этого человека, – кивок в сторону Андерхилла. – Разве нет? Чтобы заставлять репортеров приезжать к нему. Думаю, так было, судя по тому, что нашли в Гудвуд-парке. Вот я и говорю, что пора приниматься за дело всерьез.
– А как это сделать, Гарри? – спросил Андерхилл.
– В каком-то смысле эту идею подсказал мне Пумо, когда мы встречались перед отъездом в ноябре. Он говорил о своей девчонке, помните?
– Да, я помню, – обрадовался Конор. – Он говорил мне. Маленькая китаяночка морочила Тино, как хотела. Она публиковала для него объявления в какой-то там газетке. И подписывала их “Молодая Луна”.
– Тре бон, тре, тре бон, – пробормотал Гарри.
– Ты хочешь поместить объявление в “Виллидж Войс”? – спросил Майкл.
– Ведь это же Америка. Давайте проведем рекламную кампанию. Растрезвоним о Тиме Андерхилле по всему городу. Если кто-нибудь поинтересуется, всегда можем сказать, что хотим найти однополчан. Таким образом, нам не придется упоминать настоящего имени Коко. Думаю, нам удастся сорвать с этого дерева несколько персиков.
2
Они ехали в фургоне с тремя рядами сидений и багажным отделением на крыше. Даже внутри воздух был холодным, так что Майклу пришлось покрепче запахнуть пальто и пожалеть, что он не захватил с собой свитер, когда собирался в дорогу. Он чувствовал себя здесь чужим и одиноким. Пейзаж за окнами фургона казался одновременно знакомым и незнакомым. Казалось, прошло очень много времени с тех пор, как он видел все это в последний раз.
По обе стороны шоссе жались друг к другу, будто бы тоже спасаясь от холода, уродливые домишки. Темнело. Никто из пассажиров фургона не разговаривал. Даже семейные парочки.
Майкл вспомнил, как увидел во сне Робби, державшего фонарь.
26
Коко
Возвращение домой всегда проходит одинаково. И возвращаться всегда немного страшно. Кровь и Мрамор – они всегда дома. Ты должен проложить дорогу в пустыне и тогда сможешь потрясти небеса и землю, море и сушу. Иди в пустыню, потому что никому не удастся пережить его пришествие.
Ты возвращаешься к тому, что было недоделано, и теперь это тянет тебя сюда – недоделанное, сделанное плохо или просто не очень хорошо. Ты возвращаешься к тому, что разжевало тебя и выплюнуло, к тому, что сделал, хотя этого не следовало делать, к тому, что приближалось к тебе с доской, с веревкой, с кирпичом.
Все это было в книге, даже Кровь и Мрамор были в книге.
В книге пещера была рекой, по берегу которой бродил маленький голый мальчик, покрытый замерзшей грязью (но на самом деле это была кровь женщины). Он прочитал эту книгу с начала до конца и обратно. Так они говорили дома – с начала до конца и обратно. Коко помнил, что купил эту книгу, потому что когда-то, в другой жизни, он знал ее автора, но очень скоро книга выросла у него в руках до необъятных размеров и сделалась книгой о нем самом. Коко чувствовал себя так, будто он находится в свободном падении. Словно кто-то скинул его с вертолета. Тело его покинуло само себя, движимое таким привычным, таким знакомым страхом, оно встало и пошло в книгу, которую Коко держал в руках.
Такой знакомый всепоглощающий страх.
Он помнил самую ужасную вещь на свете. Это действительно было страшнее всего. Коко помнил, как его тело научилось покидать его. Это Кровь отпер вечером дверь спальни и скользнул в крошечную комнатку. От тела его исходил сырой и горячий запах мира вечности. Светлые волосы казались в темноте серебристыми.
Ты не спишь?
Всякий, кто не спал, мог видеть две полицейские машины и мог понять, что происходит. Машины стояли около дома, где он нашел пристанище, как бы предлагая войти в них.
Тот чернокожий сказал мистеру Партриджу, который сидел внизу за конторкой, о том, что Коко поселился в этой комнате. Тот поднялся в комнату Коко, и тогда его тело очередной раз вышло из него.
– Что это значит? – спросил мистер Партридж. – Вы, психи очень любите под конец приползать сюда. Что, нет другого места?
– Это мое место, а не ваше, – сказал ему Коко.
– А вот мы посмотрим, – сказал мистер Партридж и вышел, не забыв перед этим внимательно оглядеть стены комнаты.
Дети оборачивались и кричали ему вслед.
“Ты не агент по туризму, – сказал ему тот чернокожий. – У тебя у самого есть билет только в один конец”.
Коко повернулся и пошел вниз по улице, в сторону метро. Все необходимое лежало у него в рюкзаке, а какое-нибудь пустующее место всегда можно отыскать.
Затем Коко вспомнил, что потерял карты со слоном, остановился и обнял себя обеими руками. Перед ним возвышался Кровь, волосы его были серебряными, а голос холодным и злым.
Ты потерял их?
Вся жизнь Коко показалась ему вдруг такой же тяжелой, как наковальня, которую он нес в руках. Ему хотелось бросить наковальню. Теперь кто-нибудь другой может продолжить его работу – после всего, что сделано, закончить будет легко. Он может отойти от дел, Он может вернуться в себя. Или убежать.
Коко знал одно – он может прямо сейчас сесть в самолет и улететь куда угодно. В Гондурас летают самолеты компании “Нью-Орлеанз”. Он смотрел. Вы приходите в “Нью-Орлеанз” – и вот он ваш самолет. Птица-свобода.
Образ из книги, который так поразил Коко, проник в его мозг, и он видел себя потерявшимся ребенком, вымазанным засохшей грязью, который бродит вдоль грязной холодной реки посреди города. Собаки и волки скалят на него острые зубы, скрипит открывающаяся дверь, сквозь замерзшую грязь пролезают кончики пальцев, зеленые от начавшегося разложения. Страх и чувство потери охватывают Коко, и он бросается в поисках убежища к открытой двери.