— Перестань, пожалуйста, повторять, как попугай, одно и то же и объясни, что это за машины, — потребовала Сондра.

— Объясню, это нетрудно, — ответила Марсия. — Машиной фон Неймана называется любое устройство, которое способно создать свою точную копию, используя вещество окружающей среды. Например, тостер, который может не только поджаривать хлеб, но и из подручных кухонных принадлежностей сооружать своих близнецов, будет тостером фон Неймана. Очень старая идея, названа так по фамилии ученого, который ее придумал. Сам фон Нейман мечтал не о тостерах, а о межзвездных кораблях, — продолжала Марсия. — О роботах-исследователях, которые могли бы перелетать из одной звездной системы в другую, изучать их и там воспроизводить себя в нескольких десятках экземпляров, используя в качестве материала астероиды. Потом уже то же самое делал бы уже не один робот фон Неймана, а эти несколько десятков. Они бы постоянно размножались, а область исследований расширялась со всевозрастающей скоростью. Результаты работы каждая машина сообщала бы родной планете. Представляешь, какая грандиозная перспектива!

— Подожди! Харонцы ничего такого не делают, — возразила Сондра. — Они не путешествуют, не исследуют и не воспроизводят себя…

— Нет, они все это делают, — не согласилась Марсия. — Вспомни, экзобиологи нашли у них в генах три внеземных генетических кода. Это значит, что хотя, возможно, наши харонцы и не путешествуют, но их предки посетили как минимум три звездные системы, где была жизнь, не считая Земли. Чтобы отыскать эти звездные системы, нужно облететь громадное пространство, попутно изучая каждую встреченную на пути систему. И посмотри, сколько их здесь, несомненно, они воспроизводят себя!

Сондра пристроилась у пульта связи и задумалась.

— Ну, хорошо, хорошо. Я поняла. Но это еще не все. Кое-что все равно неясно. Почему Колесо спрятано внутри Луны? Зачем Гости с неба разъезжали столько времени в астероидах? И для чего похищать Землю и нападать на другие планеты? Постой-ка! Идея бессмертного космического корабля. Она мне что-то напоминает. Другую старую идею.

Она с минуту подумала. И наконец вспомнила.

— Семяносный корабль, вот что! Межзвездный корабль, больше рассчитанный на колонизацию планет, чем на их исследование. Логика подсказывала, что большую часть космического корабля займет система жизнеобеспечения, поэтому ее решили исключить. Вместо нее в корабль следовало поместить замороженные генетически совершенные зародыши или оплодотворенные яйца, а то и просто запас спермы и яйцеклеток. Не только разумных существ, но и животных, насекомых, любых форм жизни, которые есть под рукой. Да хоть, если разыграется воображение, тиранозавра[13]. Всех их предполагалось собрать и запустить в полет. Отыскав приемлемую для жизни планету, семяносный корабль садится на нее и оживляет свои зародыши. По мере их роста корабль, или специальные роботы, или еще кто-то обучает их. Так воспитывалось бы первое поколение поселенцев. Хорошие разработчики могли бы запрограммировать корабль на осуществление генной корректировки, чтобы первое поколение выжило на любой планете. Направленная эволюция.

— Но это не имеет никакого отношения к нашему случаю, — возразила Марсия.

— Прямого отношения, — уточнила Сондра. — Но давай приложим эту идею к идее фон Неймана. Допустим, мы решили построить семяносный корабль фон Неймана. Семяносный корабль, который знаком с генной инженерией; он может воспроизводить не только генетический код существ с родной планеты, но настолько умен, что анализирует другие найденные в пути коды и использует все, что может пригодиться. Например, земную ДНК. Представим себе машину, которая создает свои копии, машину, запрограммированную воспроизводить себя и разносить по звездам новые семена, распространяя жизнь повсюду. Машину, которая способна изменять и совершенствовать и себя и найденные ею формы жизни. Используя не астероиды, а живые планеты, подобные Земле. Извлекать из них в качестве сырья не только неорганику, но и саму жизнь.

Марсия кивнула.

— Согласна. Но наши харонцы не такие. У семяносных кораблей, которые ты описала, нет причин прятаться в астероидах.

— А может, есть, просто мы их пока не видим, — сказала Сондра. — Может, они на время впали в спячку, и гравитационный луч их разбудил. — Но тут она нахмурилась и покачала головой: — Подожди. Мы забыли про червоточины и их гравитационные способности.

— Давай вернемся немного назад, — сказала Марсия. — И обсудим предыдущие этапы развития харонцев, а не нынешний. Это было миллионы, десятки или сотни миллионов лет назад. — Она чуточку подумала: — Предположим, что в то время харонцы представляли собой семяносный корабль фон Неймана. Но вдруг что-то нарушилось, по крайней мере, с точки зрения проектировщиков. Скажем, эволюция корабля пошла в неожиданном направлении.

Марсия положила листки сообщения, которые до сих пор держала в руках, на стол и вернулась к своей кушетке.

— Перед первым кораблем ставилась основная цель — распространять жизнь, а воспроизведение и все остальное было подчинено главной задаче. Но потом про это забыли, или что-то изменилось. В конце концов ведь машины все делают. Допустим, машины решили, что важнее создавать собственные копии, и главная задача стала для них прикладной, подчиненной. Предположим далее, что корабли самочинно изменили программу воспроизведения и в новые поколения своих сородичей стали вкладывать, как основные, строительные навыки. Главная цель была переформулирована, и началось бессмысленное размножение. Создание новых кораблей стало инстинктом, превратилось в бессознательную потребность. Возможно, корабли кромсали и соединяли разные ДНК или то, что они применяли вместо ДНК. Брали гены тиранозавров, собак и коров и сливали их с генами разумных существ. Садясь на новую, полную жизни планету, корабли находили там подходящий наследственный материал и смешивали его в адской мешанине.

— Стоп, — Сондра не могла согласиться. — Ни одно человеческое существо не позволит, чтобы машина изменяла человеческую ДНК.

— Люди, конечно, не позволят. Нам претит сама мысль об этом. Но здесь мы говорим не о людях. Разве так уж невозможно, что инопланетянам чужды моральные запреты? Мне тоже противно об этом думать, но представь себе, как быстро все может измениться, какая трагическая эволюция может постигнуть вид, который допускает подобные опыты на себе.

Они продолжали развиваться, — продолжала Марсия. — Машины переделывали себя, формы жизни эволюционировали, машины изменяли собственные программы, направляя собственную эволюцию. Семяносные корабли создали машины, которые специально вывели и вырастили животных, до такой степени нуждавшихся в механических компонентах, что без них не смогли бы выжить. И наконец, грань между живым существом и машиной совершенно стерлась, харонцы попросту перестали ее различать. Все виды — и живые харонцы, и машины, и рабочие животные — слились в один чрезвычайно сложный симбиоз. Назовем его мультивидом.

— Ладно, — одобрила Сондра. — Но главными все же оставались корабли. Семяносные корабли стали господствующей формой харонцев. Они больше не нуждались в постороннем разуме, направляющем их деятельность. На каком-то этапе те, кто заварил всю эту кашу, полностью вымерли. Но они должны были быть! В конечном счете ведь первые корабли строили живые, думающие и чувствующие существа.

— Бесспорно, — сказала Марсия. — Возможно, мы не во всем правы, но если мы согласимся с гипотезой, что сегодняшние харонцы первоначально возникли как семяносные корабли фон Неймана, построенные существами вроде нас, то, чтобы стать такими, как сейчас, они, конечно, должны были измениться, подвергнуться мутации. И они продолжают развиваться. Непонятно только, какое место в нашей схеме занимают Лунное колесо и Мультисистема. При чем тут они?

Сондра почесала в затылке.

— Давай попробуем подобраться с другого конца. Подумаем об их биологии и технологии, о том, сколько времени занимает цикл выращивания, как они жили и умирали. Итак, корабль с компьютером, хранилищем программ для машин и трюмом, загруженным спящими животными или замороженными зародышами, стартует и путешествует от одной звезды к другой. Могут пройти десятки, сотни тысяч лет, пока он найдет систему с планетой, где есть жизнь. Возможно, первоначальная программа не разрешает кораблю тратить это время впустую, заставляя его заниматься генными и программными исследованиями. Наконец подходящая планета найдена, корабль садится на нее и при необходимости генетически переделывает привезенные растения и животных, пока только в целях выживания на новом месте. Полученные таким образом мутанты (одним из предков которых были разработчики корабля) выходят на планету, выращиваются как можно быстрее, добывают из планеты сырье и строят новые корабли, возможно, тысячи или миллионы кораблей. Кораблестроение, как и все остальное, становится рефлексом, сложным инстинктом. Только что созданные корабли берут на борт замороженных пассажиров или что-то в этом роде и выходят в космос на поиски новых миров. Может быть, лишь одному кораблю из тысячи или из миллиона удастся достичь новой звезды, уцелеть и воспроизвести себя, но этого достаточно, чтобы весь цикл повторялся снова и снова.