— Я не потерплю в своем доме, когда муж бьет не то что мою дочь, а просто женщину и до тех пор, пока вы не извинитесь, я с вами разговаривать, не намерена.

— Ах не намерены, так катитесь в свою комнату, и лишний раз не попадайтесь мне на глаза.

Маша не верила своим ушам. Словно на неё вылили ушат холодной воды. Поскольку вслед за тем, как мать повернулась и вышла из комнаты, Николай послал в её адрес целый поток непристойных выражений. Он и до этого частенько выражался матом, но сейчас это было сказано с такой злостью, что Маше стало страшно. Страшно за себя, мать, и еще больше за детей.

После этого мир в доме наступил не сразу. Но главное, что Николай почувствовав себя иначе, стал вести себя по-хозяйски. Так продолжалось почти год.

За это время, Маша, которая ругала себя за трусость, за невозможность раз и навсегда положить этому конец и выгнать его, цеплялась за детей и пыталась всеми силами исправить положение. Она прилагала все усилия, чтобы наладить взаимоотношения, пыталась внушить себе, что любит Николая, что было, в общем-то, истиной и потому пыталась оправдать его поступки, создавшимся трудным положением, отсутствием работы, малыми детьми, которые постоянно чем-то болели, тещей, которая перестала общаться с Николаем, чем угодно, только не его характером. Она боялась сказать самой себе правду. Маша пыталась изо всех сил, но все было впустую. Чем дальше шло время, тем их брак становился лишь подобием такового.

Как-то, после длительного перерыва к Маше заехала Зоя. Они давно не виделись, и Маша была очень рада, что та приехала к ней. Зоя привезла детям гостинцы, и они сидели в комнате, когда неожиданно появился Николай, который еще с утра куда-то уехал.

— Ба, кого я вижу. Искательница сокровищ.

Зоя, которая недолюбливала Николая именно по причине того, что считала, что он просто хам по натуре и бездельник по жизни, моментально вспомнила свой давно утраченный стиль разговора с молодыми людьми и потому в присущей ей манере студенческой поры, ответила:

— Не всем же быть Ильей Муромцем.

— Это, в каком смысле?

— Так тот тоже лежал на печи, пока не пришла пора вставать на ратные подвиги.

— Ах, в этом смысле. Так ведь не все ищут славы на поле брани.

— Понятное дело, герои тоже в своей основе опираются на чьи-то образы, хотя бы отчасти.

Однако Николай, видимо не совсем уловив намек, не стал продолжать спор, и потому сказал:

— Если я вам не очень нужен, я, пожалуй, телевизор посмотрю, — и удалился.

От Маши не ускользнуло, что Зоя, как ни старалась, не смогла спрятать ухмылку со своего лица, вслед удаляющемуся Николаю. Как только за ним захлопнулась дверь, она произнесла:

— Маш, и это твой муж?

— Да, у него сложный жизненный период. Видимо ни у него одного.

— Угу, климакс называется.

— Что?

— Нет, это я так, в шутку. Мне не понятно, как такой здоровый мужик может сидеть у тебя на шее. Он что вообще не хочет работать?

— Хочет. Просто не может найти ничего подходящего.

— В Москве и не найти ничего подходящего? Маш, не смеши мои носки.

— Да, представь себе, — Маша стала заводиться, понимая, что Зоя права и в то же время, пыталась всеми силами выгородить Николая, — Вы все пытаетесь выставить его как лодыря. Это вовсе не так. Он может и хочет работать. Он ищет себя, пробует… — Маша запнулась, понимая, что ей действительно нечего сказать в оправдание. Да и зачем ей выгораживать его. Он действительно уже больше года нигде не работал, перебивался случайными заработками и даже не особенно помогал по дому. Она пыталась вспомнить, что он сделал, чтобы хоть чем-то помочь в воспитании дочерей, в ремонте, постепенно приходящий в упадок квартиры, и ничего не могла припомнить. Единственно, что могла вспомнить, закрыв глаза, это тоскливый взгляд мужа заглядывающего в холодильник и угрюмый вопрос:

— Как всегда, пожрать в доме нечего, — после чего он шлепал по полу в своих дырявых тапочках и почесывал грудь, поскольку предпочитал ходить по квартире по пояс голый.

— Маш, о чем грезишь? — вернула её к действительности Зоя.

— Так, ни о чем.

— Оно и видно. Нет, Маша, не понимаю я тебя. Хоть убей, не понимаю. Ты, как говорят в народе из одной в крайности, в другую. И в кого ты такая?

— В себя.

— Вот-вот, именно. Ладно, не мне тебя учить уму разуму.

— И не надо.

— А надо бы, честное слово.

— Возможно, Зой, знаю, что ты мне скажешь, только… Я сама должна во всем разобраться, понять и решить.

— Потому и молчу. Знаю, что говорить тебе что-либо бесполезно. И то что решишь сама, тоже знаю, потому и не переживаю за тебя. Точнее нет, переживать переживаю, потому что прежде чем что-то решить, много времени у тебя проходит… Всё молчу, а то если начну говорить, еще поссоримся.

— Мы с тобой, — Маша улыбнулась, — да разве мы с тобой хоть раз в жизни ссорились?

— Вроде ни разу.

— Вот, а все почему? Потому что знаю твой характер, добрый и отзывчивый. Ты переживаешь за меня, и я это знаю и ценю. Поверь, всё будет хорошо, вот увидишь.

— Так я и так в этом не сомневаюсь.

— Честно?

— На все сто.

Они рассмеялись, но то, как это сделала Маша, Зоя поняла, что это был смех сквозь слезы, и ей стало больно и обидно за подругу, и она готова была пойти и в пух и прах разнести Николая, за его отношение к жене.

И снова потекли дни, недели, месяцы суетной жизни, наполненной скандалами, и попыткой наладить в конец расстроенный механизм семейных отношений. Маша, видя, что деньги на исходе, а Николай, который, в конце концов, нашел себе работу в издательстве, но с весьма небольшим окладом, решила, что пора снова подыскивать работу. Для начала она снова стала брать переводы на дом. Пока дети маленькие, ей необходимо была надомная работа, а заодно немного подтянуть языки, которые она за это время подзабыла. За ночными бдениями у детских кроваток, она штудировала учебники английского и шведского языков. Пробовала снова начать учить греческий, но не могла, так как память каждый раз упорно возвращала её к тем дням, когда она жила с Василисом. Она почему-то тут же начинала сравнивать его с мужем и пыталась представить, чтобы тот накричал на неё, и уж тем более поднял руку. Это вызывало у неё печальное настроение, и потому она решила остановиться на двух языках. Переводов было не очень много, но Маша упорно искала малейшую возможность подработать. Вскоре ей предложили работу в фирме, которая занималась производственной деятельностью, и основным её партнером были шведы. Им требовался переводчик, и Машу взяли с испытательным сроком.

Первое время ей было весьма трудно, так как переводы бесед и текстов содержали очень много технических терминов, которых она не знала. Пришлось снова садиться за словари и учиться. И все же, несмотря на трудности, ей было много легче, чем семейные проблемы, которые по мере того, как она осваивалась и утверждалась на новой работе, становились все сложнее и сложнее.

Конец их семейным отношениям наступил через полгода. Это произошло так неожиданно, что Маше показалось, что Николай даже не понял, как получилось, что Маша вдруг резко изменилась в своем отношении к нему и совсем иначе проявила свой характер.

Все началось как всегда, с мелкой ссоры. Маша взяла с работы документы и сидела в отцовском кабинете и работала, обложившись кучей словарей. Открыв дверь, в комнату зашел Николай. Маша обернулась и спросила:

— Что-то случилось?

— Нет, ничего, когда спать пойдешь, время уже первый час ночи?

— Мне надо еще немного посидеть. Завтра совещание, а я так и не подготовила перевод. Очень сложный текст.

— Плюнь ты на него, пошли спать.

— Нет, ты иди, а я посижу.

— Что значит иди? Если я сказал, пойдем спать, значит пойдем.

— Не кричи, детей и мать разбудишь.

— Я разговариваю так, как считаю нужным, — снова повысив интонацию, произнес Николай.

Маша смотрела на него, не понимая, чего он добивается. Неужели он не понимает, что её работа, является основным источником существования семьи, или это его так задевает, словно она попрекает его этим.