Поскольку скала, богатая палладием, уносилась прочь из системы Земля — Луна, Толкатель-4 затормозился и начал преодолевать крутой отвод, который должен был вернуть его назад, к подбрюшью масс-драйвера. Автоматически, без суеты, Толкатель-5 заскользил на свое место в дальний конец коромысла, готовый к приему следующей глыбы.

Мозес чувствовал себя так, будто его пропустили через мясорубку. Юношу торопливо запихнули в адаптированный для перегрузок костюм, вывели на низкую земную орбиту в стареньком ОС-модуле, потом передали на транспорт нео-Дзэн, обычно используемый в Окололунье для грузовых перевозок, и через вакуум доставили на маленький, гладкий кораблик, к которому было прикреплено то, что для любого обычного человека выглядело как гигантский гроб.

Пилот назвался Нагарджуной. Он утверждал, будто бы был Дроздом, что являлось явной ерундой. И все же, несмотря на свою обычную осторожность в общении с незнакомцами, Мозес ощутил какую-то симпатию к странному большеглазому молодому человеку в голубом противоперегрузочном костюме. В Нагарджуне чувствовалась скрытая сила и основательная честность, которой Мозес прежде в людях не встречал. Так что когда пилот сказал, что шанс остаться в живых у них невелик, юноша безоговорочно поверил — и решил учиться стойкости у Нагарджуны.

Черити пришла в ужас от опасностей, с которыми придется столкнуться ее сыну. И все же согласилась и даже напутствовала Мозеса, объяснив, почему ему необходимо пойти на риск с помощью причудливой, неапробированной технологии, поскольку она одна могла срочно переправить его на Юпитер. Он почувствовал горькую правду материнских слов и ее плохо подавленный страх. По правде говоря, Мозес был не слишком привязан к планете, где родился, и не испытывал большой любви к основной массе человечества — а почему он должен ее испытывать? Что оно сделало для него… именно для него? И теперь его снова используют в собственных эгоистичных интересах.

Выживание.

Он хорошо понимал, что это такое, однако его нисколько не заботило, выживет человечество или погибнет.

Хотя животные, о которых он заботился, тем не менее, были земными. Наверняка низшие формы жизни продолжат свое существование после зимы, вызванной столкновением. Возможно, многие из них даже не обратят внимания на то, что произошло. Но все друзья: большие кошки, дикие собаки, обезьяны и гиппопотамы, змеи и морские коты — без его помощи погибнут. Он должен их спасти.

Ради земных животных Мозес был готов отправиться хоть на край Вселенной. А имея дополнительный бонус в виде чужаков, вовремя подброшенный ему, он согласился лететь на Юпитер практически еще до того, как ему предложили.

Нормальный полет занимал два года. Этот полет продлится меньше недели. Или бесконечно.

Нагарджуна усадил Мозеса и пристегнул к узкому креслу.

— Пожалуйста, извинять, — сказал он на ломаном английском, — должен быстро. Расточительное время не один, понимать? — Мозес понимал мысль прежде, чем ее высказывали, — и кивнул. — Вы желаете сонный пилюля? Или спите циклически повторяться как нормаль?

Принять снотворное было бы трусостью, противоречащей принципам китайских беспризорников, среди которых Мозес вырос. Выживание обязывало выбирать менее приятное.

— Никаких пилюль, — сказал юноша. — Я хочу видеть то, что мы делаем.

— Будет неприятно. Много ускорения, много изменения в дельте-ви. — Пилот лучше ориентировался в английском, когда дело касалось технических деталей. — Вы будете чувствовать много больших толчков, понимаете?

Толчки были сущей ерундой по сравнению с тем эмоциональным насилием, которые Мозес испытал за свою короткую жизнь. Юноша снова кивнул.

— Сначала мы нырнем, затем крутимся и ускоряемся. Но это только начало, понятно? Затем происходит непостижимое. Тогда станете очень волосатым, не так ли? Ты только оставайтесь спокойными… Доверяйте мне. — Несмотря на недавнее замечание Кукушки, Нагарджуна вынужден был сказать о себе: — Я лучший.

Приготовления требовали времени. Немногие вели бы себя так спокойно, как Мозес, но немногие и воспитывались в таких условиях, как Мозес, где было смертельно опасным не только показывать страх, но и чувствовать его. Он находился в пассажирском кресле и внимательно следил за каждым движением пилота. Возможно, когда-нибудь он сам станет пилотом, подобно тетушке Пру.

Нагарджуна говорил в микрофон:

— Проверьте, Вайра I в щели? — Вайрой у Пали назывался удар молнии. Мозес не расслышал ответа, но пилот был им явно удовлетворен.

— Идем на первый виток, — сказал Нагарджуна. Он поиграл с различными кнопками. Крошечное судно подчинялось каждому его жесту. Мозес грудью почувствовал возрастающую силу тяжести, как будто его придавило большое животное. Животное становилось все тяжелее и тяжелее до тех пор, пока он не задался вопросом, сломаются ли ребра под таким напряжением… Потом животное исчезло.

Мозес чувствовал себя разбитым. До сих пор невесомость не беспокоила его, но на сей раз все было по-другому — из-за внезапного прекращения перегрузки?

Нагарджуна достал два санитарных пакета и бросил один пассажиру. Мозеса вырвало. К его удивлению, пилота тоже вырвало.

— Я сам в норме, — нетвердо произнес Нагарджуна. — Но если кто-то болеет… то я тоже. Реакция сочувствия, как говорит мой Учитель. Вы хорошо?

— Более или менее.

— Вы хорошо. Упорствуйте на своем чувстве. Поскольку вам очень скоро будет плохо!

Луна на плоскопленочных экранах быстро вырастала. Она изменилась от маленького шара до огромного изогнутого купола, потом стала прямой линией, черной с одной стороны, сияющей серебристо-серой — с другой. Экран четко был поделен пополам.

— Коррекция курса, — объяснил Нагарджуна. — Малыш, я думаю, что вы не будете больным, хорошо?

Курс судна неощутимо сужал поле зрения пилота на аварийном крошечном окне с двадцатью четырьмя цифровыми переменными. Позиция и скорость контролировались в очень маленьких доверительных интервалах, причем лимит ошибок равнялся фактически нулю. Такова одна из причин, почему ни один нормальный пилот не соглашался использовать эту стратегию, чтобы сократить нормальное полетное время до Юпитера — или куда-нибудь еще. Конечно, не все пилоты полностью нормальны, однако имелись и иные причины — причины, которые в данном случае, когда Земля находилась на грани уничтожения, даже не рассматривались, но очень существенные. Причины, о которых Нагарджуна пытался не думать.

Поверхность Луны неслась под ними со скоростью молнии. Мозесу объяснили теорию: они попытаются получить выигрыш, частично используя Луну, плывущую безмятежно по орбите. Для этого надо успешно пройти над ее невидимым полушарием и позаимствовать импульс, который ускорит крошечное суденышко до беспрецедентной скорости, в то время как тяжелый спутник Земли на йоту замедлится.

Нагарджуна знал, что на всех парах приближается наиболее критическая стадия их миссии, неустанно повинуясь своим собственным жестоким требованиям. Взгляд пилота скользил по числовым данным, в то время как компьютер выводил корабль на требуемую траекторию. Если была сделана ошибка, то пилот не в силах что-либо изменить. Их обеспечили едой на восемь дней, чтобы избежать избыточной массы. С нынешней скоростью потребуется четыре месяца, чтобы достигнуть Юпитера… Слишком медленно.

Нагарджуну прошиб холодный пот при мысли о том, что им предстоит выполнить и как. Технология Предпаузы упростила бы задачу — по крайней мере, если судно не перехитрит себя и не сделает какую-нибудь глупость.

Траектория распрямлялась, Луна отступала. Нагарджуна снова попросил, чтобы компьютер проверил курс; снова вздохнул с облегчением.

Теперь дело оставалось за масс-драйверами и их операторами. Да еще за новшеством типа «ночной горшок» в большом металлическом футляре, который странно походил на гроб.

Поскольку судьба палладия странным образом сходилась на крейсере Нагарджуны, пилот готовил себя к великому моменту. Он шел на лов рыбы в космическом океане с сетью на конце упругой веревки.