Да и женщины вообще всё ещё посматривают на Жерара с вполне определённым интересом, и это приятно. Кстати, о женщинах: не забыть бы подарить что-нибудь Сюзан на день рождения. Сколько же ей исполняется? Ах да, она же ровесница Элизабет, значит, двадцать шесть. Жерар как-то задрал симпатичной секретарше Фонда Прево юбку прямо в своём кабинете (надо сказать, что она восприняла это с живейшим интересом), и с тех пор за полученное (и периодически получаемое снова) удовольствие ему приходилось платить, оказывая Сюзан определённые знаки внимания, не выходящие за рамки приличия (за этим необходимо было строго следить, ханжество – вещь страшная).

Мелькнул дорожный указатель. До города осталось с полчаса езды, но Жерар решил, что прямо в Лилль не поедет. Скоро будет ответвление дороги, и он свернёт. Каких-нибудь двадцать минут – и он окажется дома.

Жерар вынул сотовый телефон, нажал кнопку, вызывая из электронной памяти привычный номер, но потом передумал и спрятал мобильник. Нет, лучше уж он разбудит мадам Рану лично, поцелуем, и при этом положит на подушку жены букет цветов. Она вполне заслуживает такого – хотя бы за свою снисходительность к слабостям мужа.

Ага, вот и табличка «Sortie»…

Мсье Жерар Рану был человеком достаточно редкой и экзотической в наши дни профессии. Получив в своё время образование историка (со специализацией «История кельтских народов» – это было темой его дипломной работы, точнее, он работал над историей друидизма), Жерар в дальнейшем всецело посвятил себя археологии. Ему нравилось рыться в прахе древних могильников и дышать пылью архивов. Он много поездил по свету, принимая участие в международных археологических экспедициях на Тибете и в Мексике, в Египте и Месопотамии, в Европе и в Африке. Профессор Рану как-то неуютно чувствовал себя в современности с её вечной погоней за деньгами и суматошным ритмом жизни. Поэтому он успокаивался, погружаясь в седую старину настолько глубоко, что многие всерьёз считали его современным Паганелем, не видящим вокруг ровным счётом ничего, кроме своей науки.

Сам Жерар отнюдь не был склонен рассматривать себя неким чудаком, живым анахронизмом. Напротив, профессор археологии искренне полагал, что именно в истории можно отыскать ответы на самые волнующие вопросы сегодняшнего дня. Ведь люди, по сути своей, совсем не изменились с незапамятных времён, а всё происходящее в мире когда-то уже происходило (пусть даже в несколько ином антураже), так что результат известен заранее.

Обладая пытливым и живым умом, Рану интересовался и смежными с археологией областями, как то: историей религий, древними верованиями и преданиями, эзотерическими знаниями и историей человеческой культуры. Систематизируя материал, профессор анализировал его и приходил иногда к парадоксальным и неожиданным выводам, зачастую шокирующим в равной степени и его сторонников, и его научных оппонентов. «Любое явление подобно многогранному кристаллу – на него можно смотреть с разных точек зрения и видеть его по-разному» – это изречение Жерара Рану сделалось широко известным, и многие были с этим согласны. Но некоторые публикации профессора оказались попросту скандальными и вызвали бурю негодования среди ортодоксальных учёных мужей и яростные нападки на автора с обвинениями в шарлатанстве и в излишнем для «серьёзного учёного-материалиста» интересе к оккультизму и прочей подобной чертовщине.

Рану повезло, что его знания и граничащая с одержимостью увлечённость оказались востребованными. В прагматичном мире третьего тысячелетия от Рождества Христова спросом, как правило, пользовались более прикладные специальности, приносящие ощутимую и измеряемую в конкретных денежных единицах прибыль держателям акций и владельцам фирм и корпораций. Жерару повезло, что ещё не перевелись люди, искренне считавшие, что деньги – это далеко не всё, и готовые платить ему эти самые деньги (и очень неплохие, надо заметить) за то, что он копается в давным-давно минувшем. А ведь с узкопрактической позиции: разве увеличится сбор винограда в Шампани оттого, что некий Жерар Рану совершенно точно установит, что знание основ магии друидами древней Бретани помогло кельтам выстоять под натиском воинственных германских племён? Или выявленная им связь эзотерических систем майя и жителей Тибета окажет непосредственное воздействие на изменение котировок фунта стерлингов на Лондонской валютной бирже?

Но в том-то и состоит одно из важнейших достоинств человечества, что люди умеют забывать о сиюминутном и повседневном в своей неуёмной жажде познания нового. Если бы не эта черта расы людей, они, наверно, до сих пор кутались бы в звериные шкуры и грелись у дымных костров под каменными сводами пещер.

Жерар возвращался из Нормандии, где он руководил полевой практикой студентов и аспирантов (хотя что интересного можно откопать на юго-западе Франции, где всё перекопано сто лет назад – целью практики было просто привить будущим учёным навыки работы на месте и ознакомить их с методами и организацией этой работы). Командировка окончилась вчера, но Рану позвонил Марселю Прево, директору Фонда, спонсирующего археологические изыскания, и сумел выговорить себе день опоздания. Мсье Прево был непосредственным работодателем Рану и искренне влюблённым в историю человеком, однако придерживался весьма пуританских взглядов на брак, так что пришлось изворачиваться. Игра стоила свеч – Рану смог заехать к Аньез, и проведённая с ней ночь вполне вознаградила Жерара за угрызения совести, вызванные необходимостью врать шефу. Профессор собирался позвонить мсье Прево из дома и заехать к нему в офис после обеда с отчётом о выполненной работе.

Но отчёт был далеко не основной причиной запланированного визита к Марселю Прево (отчёт, в конце концов, можно отослать по электронной почте или факсом). Основная причина лежала во внутреннем кармане куртки Жерара, заботливо упакованная в замшевый футляр, в каких обычно ювелиры хранят изделия из драгоценных камней.

Находка оказалась совершенно неожиданной. Тем более неожиданной, что сделана она была там, где подобных находок в принципе не могло быть.

Под вечер, после окончания дневных работ, практиканты сидели у костра, разложенного у останков древнего капища друидов. Ныне оно выглядело всего лишь хаотичной грудой камней, и надо было обладать недюжинной фантазией, чтобы разглядеть в этих каменных обломках подобие знаменитого Стоунхенджа. Рассказывая о сгинувших племенах, Жерар мало-помалу увлёкся и заразил своей увлечённостью слушателей – хорошо владеющий предметом способен увлечь других. Парни и девушки слушали его заворожено, глядя на профессора блестящими от интереса глазами, в которых плясало пламя костра. А сам Рану их уже не видел. Перед ним представало нечто совершенно иное.

…Не было аккуратно возделанных полей, дорог и казавшихся игрушечными домиков. Вместо беспорядочного каменного мусора пламя выхватывало из темноты контуры величественного сооружения: кольцо из высоченных столбов из камня, соединённых друг с другом тяжёлыми прямоугольными плитами. И не было молодёжной студенческой компании, для которой самым важным представлялось разрешение её многочисленных любовных треугольников.

У костра – у огромного костра, пламя которого вздымалось вверх багровым парусом, – сидели люди в тёмных плащах с капюшонами, надвинутыми на их низко опущенные лица. Друиды.

А за их спинами, за границей освещённого огнём круга, в тени могучих деревьев (их давно повырубили ныне) толпились ещё люди – много людей. Поблескивало и позвякивало в темноте оружие, и резко пахло мокрыми звериными шкурами. Воины союза кланов ждали слова жрецов.

И звучал в ночи высокий и чистый женский голос, плетущий речитативом вязь неведомого заклинания, древнего, как сама земля…

Видение оборвалось, когда щеки Жерара вдруг коснулась тёплая струйка. Ощущение было такое, как будто прямо из травы, у самого края глубоко восшего в землю камня, забил узконаправленный источник инфракрасного излучения, причём источник достаточной мощности, иначе кожа не почувствовала бы лучика тепла. Профессор Рану замолчал на полуслове, присел на корточки и повёл ладонью над травой. Есть, вот оно!