Его голос звучал совершенно искренне, а выражение лица выдавало неподдельное беспокойство. «Неужели Дерек прав и это все просто игра? — растерянно подумала Аурика. — Не может быть». Доктор Вернон сейчас действительно переживал за нее — она прочла об этом в его глазах. Он был встревожен и не считал нужным это скрывать. Как такое может быть игрой?

Но она почти сразу вспомнила: родители всегда говорили, что любят ее, и это не помешало им выбросить дочь из дому как нашкодившую кошку. Или это тоже была игра определенного рода, игра в хорошую приличную семью, которую дочь-некромантка могла осрамить перед всем белым светом?

Лучше притвориться, что дочь уехала к дальним родственникам. Надолго. Навсегда. Никто не станет проверять.

— Все в порядке, Август, — улыбнулась Аурика. Что-то странное было в докторе Верноне: сейчас, глядя на него, Аурика хотела, чтобы он ушел, и в то же время с неменьшим пылом хотела, чтобы остался. Она и сама не знала почему. — Вам не о чем переживать.

Вернон понимающе прикрыл глаза и произнес:

— Тогда я счастлив. И раз уж с вами все в порядке, а ваш супруг все равно отсутствует, то я хочу пригласить вас на прогулку. На набережной с самого утра высекают ледяные скульптуры, давайте посмотрим. Готов держать пари, вы никогда не видели ничего подобного.

— На прогулку? — Аурика невольно поежилась. — В такой мороз?

— А что такого? — Вернон рассмеялся, развел руками, и Аурика вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которая боится того, чего бояться не следует. — Взгляните на меня — мороз не такой суровый, каким кажется отсюда. К тому же свежий воздух будет вам полезен, поверьте врачу. А румянец оживит ваше бледное личико, поверьте мужчине.

Аурика почувствовала, что краснеет.

— Я уже говорила вам, что вы наглец? — спросила она.

— «Наглец» еще не означает «Прекратите», — улыбнулся Вернон и шутливым жестом приложил руку к сердцу. — Даю вам честное слово, что вы не замерзнете и не заболеете. Полчаса на свежем воздухе, потом сытный горячий обед в «Пафнутии» — вепрево колено и кружечка глинтвейна, — и вы будете веселы, словно птичка.

— Хорошо, — сдалась Аурика. — Но если я простужусь, то пожалуюсь на вас мужу.

— И он превратит меня в крысу, — усмехнулся Вернон. — Не спорю, у меня ужасный характер, но с вами я буду идеальным. Идемте, дорогая! Устроим веселье.

Вернон оказался прав — мороз был сильным, но не настолько, чтобы запирать себя в четырех стенах. Экипаж быстро доставил их на набережную, и Аурика удивилась тому, сколько народу пришло посмотреть на скульпторов, которые лихо орудовали резцами, высекая из прозрачных ледяных глыб снежных дедов и русалок, волков и медведей. Среди веселой толпы сновали разносчики глинтвейна с канистрами на спинах; румяные торговки, надевшие на шеи веревки с калачами и бубликами, словно ожерелья, кричали во всю глотку, предлагая свой лакомый товар; возле маленьких прилавков можно было отведать горячих блинов с икрой — их пекли прямо здесь, на здоровенных черных сковородах, под которыми пылало почти адское пламя переносных печурок.

Аурика никогда не видела ледяных скульптур, и зрелище заворожило ее, пленило так, как ребенка пленяет наряженная новогодняя елка. Прозрачные, наполненные бело-голубым сиянием, скульптуры казались живыми, просто замершими на какое-то мгновение. И эта внутренняя живость испугала Аурику тогда, когда она увидела череп.

Скульптор, закончивший свою работу, старательно наносил крошечной кисточкой какую-то прозрачную жидкость внутрь глазниц. Стоило Аурике шагнуть поближе, как глаза черепа вспыхнули золотым огнем, заставив ее вздрогнуть. Доктор Вернон, стоявший сзади, взял Аурику за руку, и она была ему искренне признательна за этот простой дружеский жест.

— Что это? — спросила она. Череп был высечен вместе с позвоночником, и Аурику вдруг пронзила уверенность, что они были словно вырваны из тела.

— Это оберег от упырей, — охотно откликнулся скульптор. Молодой, бородатый, разрумянившийся от мороза, он выглядел по-настоящему счастливым. — Как в сказке. Взяла красная девица череп, засветила в нем огонь и пошла в темный лес. Хотели упыри ее сожрать, а череп сверкнул на них глазами, они и рассыпались.

Аурика поежилась. Ну и сказочка!

— А все потому, — подал голос доктор Вернон, — что это был череп ее погибшего жениха. Он и мертвый защищал свою любимую.

— Какой ужас! — воскликнула Аурика.

Скульптор рассмеялся.

— Ужас, конечно, — ответил он с прежней охотой. — Но я надеюсь, что этот череп защитит город от упыря. Девушки нам и самим пригодятся.

Аурика поежилась. Ледяной череп так и притягивал взгляд, а страшная сказка не отпускала. К огромному сожалению Аурики, у нее было превосходное воображение. Она тотчас же представила, как идет по ночному лесу, среди деревьев стелется туман и кто-то следует за ней по пятам. В руке у Аурики дрожат окровавленные позвонки, вырванные из тела, и череп шевелится, рассыпая во все стороны огненные искры из глаз.

— Идемте, — выручил ее доктор Вернон. — Пожалуй, свежего воздуха довольно с нас обоих. Теперь обед!

«Пафнутий» оказался небольшим ресторанчиком на набережной. Несмотря на мороз, в нем было столько народу, что Аурике и Вернону едва сумели подыскать столик в самом дальнем углу заведения. В ресторанчике было жарко натоплено, и Аурика, устроившись на деревянной скамье, сразу же забыла ледяные страхи. Возле огромного камина спала собака, на стенах висели старинные знамена и ржавые сабли — одним словом, это место не могло не впечатлять. «Древняя романтика», — подумала Аурика. Она никогда не была в подобных местах, ведь благородным барышням не следует их посещать, и теперь заинтересованно смотрела по сторонам.

Официант поставил на стол высоченные кружки с глинтвейном, и Вернон одобрительно произнес:

— Только в «Пафнутии» глинтвейн готовят правильно. Апельсины, корица и яблоко — все, как полагается.

Аурика осторожно придвинула к себе кружку, сделала небольшой глоток и почувствовала, как по всему телу разливается огонь, окончательно изгоняя память о морозе снаружи. В ее родном доме никогда не варили глинтвейн — зимы в Запольских землях мало чем отличались от поздней осени, так что в дополнительном обогреве не было надобности.

— А почему ресторан называется «Пафнутий»? — поинтересовалась Аурика.

— О, это презабавнейшая история! — Вернон откинулся на спинку скамьи и, катая кружку в ладонях, продолжал: — Пафнутием звали мраморного дога короля Зернуса. И он прославился тем, что, когда короля пришли свергать сыновья, Пафнутий лег на брюхо возле хозяина и зарыдал. Он не мог, разумеется, броситься на принцев, его надрессировали не трогать королевскую кровь, но отказался покидать Зернуса. Эта преданность так всех впечатлила, что собаку не разлучили с хозяином, они вдвоем отправились в изгнание, и Пафнутий умер от горя, когда скончался король.

Собака, лежавшая у камина, подняла голову, задумчиво посмотрела на гостей и снова опустила ее на тяжелые лапы.

— Этот пес тут в честь того Пафнутия? — предположила Аурика. Собака ей понравилась: она напомнила Хвата, который жил в будке рядом с флигелем сторожа. Гроза всей округи, Хват обожал Аурику и, когда она появлялась возле его будки, всегда выбирался, грохоча тяжеленной цепью, потом падал на спину, раскидывал в стороны лапы и приглашал чесать брюхо. Когда Аурика покидала дом, Хват тоскливо завывал, вскинув к небу громадную уродливую морду, словно чувствовал, что она уходит навсегда.

— Совершенно верно, — кивнул Вернон. — Здесь все очень верноподданническое, символичное и монархическое.

Официант притащил здоровенный поднос, на котором, поддетое на специальные металлические рогатки, красовалось громадное вепрево колено: поджаристое, ароматное, истекающее прозрачным соком. На подносе под коленом обнаружились маринованные овощи всех сортов и несколько соусов в белоснежных мисочках.

Запах действительно был просто невероятный, от него даже голова закружилась. Только теперь Аурика поняла, насколько проголодалась. И отчего-то ей стало очень весело.