Валера, озабоченно двигая светлыми бровями, прилег рядом и пощупал мой лоб:
— Горло болит?
Горло пока не болело, и блонди сей факт порадовал.
— Извини, малыш, я перестарался, похоже, — устало вздохнул он и зевнул.
И мне вдруг стало нестерпимо стыдно перед этим парнем, заложником моих истерик. Выбравшись из постели, я быстренько заглотил приготовленную на вечер дозу лекарств и юркнул обратно в тепло. Лерка обнял меня поверх одеяла, и я его не оттолкнул, хотя и хотелось. Мы долго лежали, глядя в потолок. Постепенно рука на моем животе перестала причинять страдание, я пообвыкся с ее тяжестью и незаметно уснул — лишь для того, чтобы через несколько часов проснуться в жару и в одиночестве, от привидевшегося кошмара, в темноте — уходя, мой нянь забыл включить ночник — и своими отчаянными криками всполошить весь дом.
Да, от снов даже транквилизаторы не помогали…
====== Глава 6. Сережа. Апрель 2012 года. Продолжение веселой ночи и часть утра. Осознание собственных сил. ======
Успокаивал меня Дима, выгнав Лерку, в своей спальне, долго и старательно, но, увы, я больше заснуть не смог — слишком боялся возвращения кошмара. Так и провалялся до рассвета, слушая похрапывание прикорнувшего под боком мужчины и дрожа от накатывающих волн страха, чувствуя себя при этом круглым дураком.
Когда за окном забрезжило, я, стараясь двигаться бесшумно, ужиком выполз из-под обнимающей меня руки, натянул треники и футболку и на цыпочках покинул спальню, оставив Диму досыпать. Мой бурчащий пустой желудок требовал пищи.
На кухне в любимом уголке у холодильника обнаружился Валера — злой, бледный и взъерошенный, с темными кругами вокруг воспаленных слезящихся глаз, парень, активно жестикулируя, ругался с кем-то по мобильному. Меня он заметил не сразу, и я стал невольным слушателем не предназначавшегося мне куска диалога. Точнее, монолога — ведь голос Леркиного собеседника звучал лишь для самого Лерки.
— …Я не могу ждать до завтра, пойми! — негромко, но с напором отчаяния уговаривал блондин прижатую к уху трубку. — Объясняю человеческим русским языком! У меня запаса всего на три дорожки! Ну, может, на три с половиной! Ты хочешь, чтобы я загнулся, да?
Он немного помолчал, слушая ответ, и, похоже, остался крайне недоволен. Аж на месте подскочил от возмущения и заговорил снова, на тон выше, почти срываясь на крик:
— Мне будет хреново, ты это понимаешь, идиот?! Я уже и сейчас на голодной дозе, меня колбасит вовсю! Запалюсь перед Димкой с ломкой, вообще бабла никакого не получишь! А вещи хорошие, дорогие, там даже ярлыки не сняты — продашь легко…
Принял ли предложение дилер, осталось мне неведомым, но судя по тому, как радостно разулыбался блондин, тот все-таки поддался на уговоры. А потом Лера поднял глаза и увидел меня. На его красивом подвижном лице попеременно отразилась целая гамма чувств — удивление, страх и злоба.
— Ты! — выдохнул парень, отшвыривая мобильник и обнажая в недобром оскале остренькие вампирьи зубки. — Давно уши греешь?!
Я отпрянул в коридор и торопливо замотал головой. Лерка в одно мгновение оказался рядом и толчком в грудь швырнул меня к стене. Вдавленный спиной в обои, я настолько перепугался, что едва мог дышать. А блондин продолжал напирать.
— Говори быстро, что понял из разговора! — рыкнул он, нависая сверху. — Или шею сверну, как куренку!
Почему я справился с накатывающей паникой и не заорал на весь дом, зовя на помощь? Элементарно: ради Лерки. Ведь этот парень так много для меня сделал и пока что ничегошеньки не попросил взамен, ни единого разочка. И сдавать его Диме мне показалось неправильным. Не здесь и не сейчас.
А Лерка продолжал меня плющить. Глаза у него стали совершенно бешеные.
— Ты — наркоман, — отрапортовал я на удивление твердо, будто доклад читал, и не прерывая зрительного контакта. — У тебя кончается дурь и нет денег. Зато есть полный шкаф ненадеванного брендового шмотья. Дилер согласился обменять тряпки на наркотик. Все.
Пальцы на моем горле сжались сильнее.
— И что ты думаешь об услышанном? — поинтересовался блондин, сверкая клычками.
Я накрыл его напряженные пальцы своими и ответил с предельной честностью:
— Ничего. Каждый самоубивается как умеет.
Лерка резко выдохнул, отпустил меня и отступил на шаг. Его пышные золотистые ресницы широко распахнулись в крайнем изумлении.
— Что? — мявкнул он.
И я, шизея от невесть откуда взявшейся храбрости, повторил не дрогнувшим голосом:
— Каждый самоубивается как умеет, — а потом добавил, добивая, фразу, произнесенную однажды Пашкой-санитаром: — И хуёт собственное счастье. Которое всегда возможно.
Потрясенный до самых глубин Лерка отступил еще на шаг.
— Интересный подход, — протянул он задумчиво, щурясь. — Мне нравится!
И я вдруг и сразу понял, почему парень наркоманит. От отчаяния, разумеется, и от общей безысходности. А еще заметил, что ему, похоже, плохо: он был намного бледнее обычного, скулы заострились, виски блестели испариной, а тело трусило мелкой трусью.
— Я слышал, что реланиум облегчает симптомы, — само собой вырвалось у меня предложение. — Могу отдать утреннюю таблетку. Скажу — выпил уже. Хочешь?
Лерка благодарно, кривовато, очень смущенно улыбнулся и покачал головой.
— Не могу, — ответил он, впрочем, совсем неуверенно. — Она тебе нужнее.
Я знал, чего боялся парень, и поспешил его переубедить.
— Обещаю не срываться в психи. Вообще из комнаты выходить до обеда не стану, чтобы никто не спровоцировал. Так возьмешь?
И Валера позволил себя уговорить. А как отказаться, ежели абстиненция набирает обороты? Я взял бедолагу за руку, отвел в мою комнату и выдал пилюлю. Приняв лекарство, блондин с обессиленным страдальческим стоном рухнул на кровать и скорчился в комочек, отвернувшись к стенке. Его продолжало колотить. Присев подле, я робко, словно боясь быть укушенным, протянул руку и тронул его за вздрагивающее плечо. Сам, впервые и добровольно, пошел на физический контакт.
— Лер, — окликнул, — может, еще баралгина принести? Или водки? Дима бар запереть забыл…
Блондин согласился и на водку, и на баралгин. Я притащил в комнату стакан и бутылку и смотрел, как он пьет, кривясь и без закуски, горькую мерзкую жидкость, как давится рвотными спазмами, занюхивая рукавом. И мне стало хорошо и спокойно, потому что я ударом под дых осознал собственное превосходство над этим более взрослым парнем. Ведь я мог контролировать себя без химии, пусть и с огромным трудом, а он — нет. Значит, получалось, я — сильнее? Выходило, что да…
====== Глава 7. Сергей. Все то же утро. Первый подвиг во имя дружбы ======
Время шло, а Валере становилось хуже и хуже. Мученик вырвал водку с баралгином почти сразу, а одной таблетки реланиума ему явно не хватало. Он уже и говорил с трудом, стеная и вскрикивая от нарастающих болей. Чем ему помочь, я не знал и совершенно растерялся, а потом вдруг вспомнил про закопанное под фиалкой «богатство». Бедный Лерка вмиг схавал раскисшее от поливки лекарственное месиво вместе с землей и обрывками корешков — не зря я, оказывается, нычку-то делал, вот и пригодилась, неожиданно — чуток приободрившись, покопался по карманам и извлек на свет несколько смятых соток.
— Ёжинька, — взмолился парень, чуть ли не вставая передо мной на колени. — Сбегай в суточный магазинчик, купи мне пару шоколадок, или я сейчас сдохну! Пожалуйста…
Я опешил. Выйти на улицу?! О-о-ох-х-х, нет! Там же полно чужих людей, машины ездят, шум. И плевать, что только через дорогу перейти — от одной мысли об открытом пространстве и возможной встрече с незнакомцами мозг застлала пелена слепого животного ужаса, а сердце сорвалось в пропасть. Но Лерка смотрел так жалобно.
И я подумал-подумал и решился: натянув капюшон куртки пониже на лицо и спрятав глаза за стеклами солнцезащитных очков, трясясь почище мечущегося в ломке блонди, зажав во влажном кулаке несчастные купюры, на подгибающихся ногах… Дважды мне казалось, что вот-вот грохнусь в обморок, и дважды пережидал навалившуюся дурноту, прислоняясь к попадающимся на пути столбам. И — я дошел. И купил три шоколадки. Самые простые, без изюма и орешков. А потом — и гораздо бодрее между прочим — вернулся обратно. Потому что понимал: Лерка загибается, и эти коричневые плиточки — его спасение. Он их съест сразу или частями, и ему станет получше. Моему единственному настоящему другу — а ведь Лерка, без сомнения, успел стать мне другом — будет лучше!
