– Тише, тише… Идемте я вас уложу, раздену. Тише.

– Разденешь, в рот возьмешь, – Вам спать надо.

– Сам разденусь! – рявкнул Борщев. – А эти что здесь делают? А ну валите отсюда!

Кругом! – уже по-военному скомандовал он, увидев человека в милицейской форме. – Кругом, шагом марш! Упал, отжался! – и подполковник Борщев после этой фразы, обильно сдобренной матом, пополз на четвереньках вглубь квартиры.

А молодой сержант с лицом, покрасневшим, как праздничное знамя времен застоя, двинулся вниз по лестнице, проклиная себя и своего пожилого напарника, которому захотелось зайти во двор ночного клуба.

* * *

Домой в Смоленск подполковник Борщев возвращался так, как возвращается побитая дворовыми шавками собака к своему хозяину.

Он понимал, что разговор с полковником Иваницким ему предстоит не простой. И скорее всего, отделаться лишь одним разговором не удастся.

Время от времени у подполковника возникало желание бросить все к черту и смотаться куда-нибудь подальше – желательно, за границу. Но пока что у Борщева не было для этого нужной решительности, не настолько сильно его ударила жизнь в лице доблестной милиции.

Да и понимал он прекрасно, что стоит ему дернуться, как влиятельные люди из Министерства обороны, связанные с ним одной финансовой цепочкой, тут же перекроют ему все ходы-выходы, из-под земли достанут. И достанут совсем не для того, чтобы наставить на путь истинный.

«И дернул же меня черт напиться! – досадовал на себя подполковник, хотя тут же находил утешение. – С каждым может случиться».

Но это объяснение устраивало лишь самого себя и никак не годилось в оправдание перед начальством.

Он уже узнавал пейзажи, скользившие за окном машины. Такси с московскими номерами остановилось не доезжая до Смоленска на минском шоссе.

– Все, дальше я не еду, – сказал подполковник Борщев, расплачиваясь с таксистом.

Тот немного настороженно смотрел на странного пассажира, который сошел практически посреди поля, лишь небольшая дорога вела отсюда в лес. Дорогу перекрывал знак «Въезд воспрещен!»

«Уж не свихнулся ли дядя?» – подумал водитель машины с московским номером.

Борщев вышел и никуда не спешил. Он поставил свой чемоданчик возле ног и подождал, пока уедет такси. Незачем шоферу видеть куда именно он направится, ведь дорога вела к законсервированному полигону, о существовании которого в этой местности не извещал ни один указатель.

Когда машина исчезла за горкой, Валентин Витальевич с тяжелой душой двинулся по дороге. Он все замедлял и замедлял шаг, стараясь как можно дольше оттянуть момент своего появления в воинской части.

«Вот и знакомый КПП, который я столько раз миновал и никогда еще у меня на душе не было так тяжело».

Нет, в Москве ему никто не выговаривал за проступок, лишь только с утра позвонил Григорий Александрович и поинтересовался его самочувствием. Но сделал это таким тоном, что нетрудно было догадаться, генерал имел бы счастье увидеть Борщева в гробу.

«Наверняка Иваницкий уже в курсе».

Борщев открыл дверь и выслушал рапорт рядового, несущего службу на КПП.

– ..За время вашего отсутствия происшествий не было, – донеслись до него последние слова молодого солдата.

Солдат резко отнял руку от пилотки и замер, дожидаясь приказаний.

– Вольно, – машинально проговорил Борщев и шагнул к выкрашенной в зеленый цвет двери, ведущей на территорию полигона.

– Товарищ подполковник, виноват! Забыл доложить, что товарищ полковник распорядился направить вас к нему.

– Понял, к нему и иду…

– Он приказал доложить ему, лишь вы появитесь.

– Докладывай.

Борщев махнул рукой и даже не оборачиваясь, вышел из КПП. Теперь его глаза не радовали ни побеленный бордюр, ни чисто подметенные дорожки. Завидев в отдалении с десяток солдат, марширующих с метлами на плече, он свернул в сторону и пошел по некошенной траве.

На опушке леса виднелись приземистые здания складов. Оттуда можно было пробраться незамеченным к своему дому. Борщеву не хотелось ни с кем встречаться, не хотелось ни с кем разговаривать. Все еще болела голова, хоть и прошло около суток с того момента, когда он проснулся и припомнил все, что произошло ночью с субботы на воскресенье.

Подполковник брел, волоча ноги, по высокой траве, когда услышал шум мотора. Обернувшись, он увидел «Уазик» начальника полигона, который приближался к нему. Машина ехала без дороги – прямо по траве. Командирский «Уазик» поравнялся с Борщевым, дверца открылась и из-за нее выглянул мрачный полковник Иваницкий.

– Ну что? – вместо приветствия поинтересовался он.

Отвечать было нечего.

– Вроде бы нормально.

– Садись, – проговорил Иваницкий, освобождая место для своего заместителя.

Всю дорогу до штаба Иваницкий молчал, лишь изредка бросая на Борщева недовольные взгляды. Шофер делал вид, что не замечает недовольство своего начальника.

Его дело везти, а не вдаваться в подробности. Мало ли чем мог прогневить Иваницкого Борщев?

* * *

В штабе к вечеру было уже пусто, и шаги полковника и подполковника глухим эхом разносились по полутемным коридорам. Иваницкий остановился возле двери своего кабинета и пропустил вперед своего заместителя. Обитая дерматином дверь закрылась и только тогда полковник Иваницкий дал волю своим чувствам:

– Ты, скотина! – он подошел вплотную к Борщеву, и тот попятился.

– Сам не знаю… – стал оправдываться подполковник, но на Иваницкого не возымели никакого действия его жалкие оправдания.

– Тебе жить плохо стало? Деньги карман жгут? – полковник резко ударил Борщева кулаком в живот, но облегчения от этого не почувствовал.

Тот перегнулся пополам и даже не подумал защищаться.

– Напился, как скотина, угодил в милицию и там еще хорохорился!

– С каждым может быть…

– С каждым? – переспросил Иваницкий, хватая Борщева за плечо и заглядывая ему в глаза. – Со мной такое произойти может, а?

– С вами нет.

– Ас Григорием Александровичем?

– Тоже – нет.

– То-то! – полковник оттолкнул Борщева.

Тот еле удержался на ногах и если бы не шкаф, то рухнул бы на пол.

– Все было совсем не так, как тебе рассказали, – пробормотал Борщев.

– А ты знаешь, что мне рассказали?

– Догадываюсь, но это ошибка, они…

– Подстилку чернозадую себе нашел! Ты еще лимузин найми и на нем на службу езди.

– Случайно получилось.

– Еще не хватало, что бы ты специально в милицию сдаваться пошел.

Борщев наконец отдышался и опустился на стул, ощупывая свой живот обеими руками. Он сидел, потупив глаза, не решаясь больше ничего говорить, понимая, что виноват и исправить содеянное уже невозможно. Эта покорность немного охладила полковника Иваницкого.

Он обошел письменный стол, сел в свое кресло начальника.

– Ладно, черт с тобой, Борщев. Такое и в самом деле с каждым может случиться.

Но что бы больше – ни-ни! – и он сунул под нос своему заместителю сильно сжатый кулак. – Хорошо хоть догадался никаких документов с собой не взять. Так что будем считать, дело улажено. Можешь идти и чтобы завтра занялся машиной.

– Это как всегда, не волнуйтесь.

– Пошел вон! – крикнул Иваницкий, грохая кулаком по столу.

Уже сидя у себя дома подполковник Борщев немного умерил свою злость. Он понимал, начальник прав и если занимаешься противозаконным делом, нельзя расслабляться до невменяемого состояния.

* * *

На удивление подполковник Борщев эту ночь спал безмятежно, как ребенок, будучи совершенно уверенным в том, что все самое неприятное позади, и что завтрашний день будет таким же, как уже сотни прошедших дней на этом полигоне. А там уйдет остаток товара, и тогда можно будет подумать о той вилле, которая у него есть, и которую он еще ни разу не видел. Но несколько цветных фотографий, присланных агентом по торговле недвижимостью на имя Анжелики, он хранил бережно.