— Вроде бы нет, Вадим Семенович, мужик похоже солидный. С охранниками, с пушками, все как положено. И туп, как сивый мерин.

— Ты мне про тупость «новых русских» не рассказывай. Они только прикидываются простачками, а в уме считают почище макинтоша.

— Чего-чего? — не понял Шеришевский.

— Лучше компьютера считают.

— А, да, да, — согласился коллекционер-посредник. — Так что ему сказать?

— Погоди, подумаю.

Вадим Семенович уже знал о Рублеве. Верные люди уже трижды за сегодняшний день ставили его в известность о появлении какого-то лоха из Якутии с огромными деньгами, желающего купить что-нибудь этакое.

Ведь все-таки Комбат напустил пыли изрядно, и вся Москва, вернее, вся антикварная Москва уже о нем знала. Но все, что не предлагалось, якутского бизнесмена — Рублева не устраивало напрочь.

— Знаешь что…

— Что? — спросил Станислав Борисович.

— Давай сделаем так. Ты с ним встреться. Сейчас кто-нибудь из моих ребят привезет кусок «Янтарной комнаты» — ту панель. Ты ему ее покажешь и скажешь, что ее в принципе можно купить, но стоит она…

— Сколько называть? — опередил Чурбакова Шеришевский.

— Если он согласится, заинтересуется, то о цене буду говорить я.

— А мои какие проценты?

— Не бойся, не обижу. По-моему, ты не беден?

— Да, благодаря вам, Вадим Семенович.

— Ладно, не прибедняйся. Я вас, евреев, насквозь вижу. Небось, где-нибудь за рубежом солидный счет?

— Что вы, что вы! Все на коллекции уходит.

— Коллекция у тебя, конечно, пустячная, правда, я в этом не понимаю.

— Конечно, такого, как у вас, у меня нет. Да и вообще ни у кого такого нет, — польстил Чурбакову Шеришевский.

— Да, ты правду говоришь. Словом, сейчас тебе Свиридов привезет кусок «Янтарной комнаты» и ты поговори со своим «новым русским», может ему понравится.

— Такое всем нравится.

— Вот и хорошо.

Положив трубку, переведя дыхание и допив коньяк из бокала, Шеришевский вытер пот с бледного лба, вновь набрал воздуха и позвонил Пигулевскому.

— Слушай, Дмитрий Исакович, есть у меня кое-что.

— Что именно?

— А вот этого я тебе не скажу, хоть ты мой старинный приятель. Для интерьера штучка, целую комнату можно ей обделать по богатому. Привози его ко мне, завтра я весь день дома, жду, уладим.

— А мои проценты?

— Не обижу, — ответил Шеришевский той же фразой, которую услышал от Чурбакова.

— Ну и хорошо, — сказал Пигулевский и в свою очередь набрал номер Бориса Ивановича Рублева и имел с ним короткий разговор.

В назначенное время Комбат и его охрана подъезжали к отелю «Метрополь».

— Как и прежде, вы ничего не говорите, все решаю я, — предупредил своих парней Борис Иванович. — И на всякий случай будьте настороже, хотя этот мужик-антиквар не очень похож на бандита.

— Скажете, тоже, — заметил Альтов, — все они не похожи на бандитов. За счет этого и живут. Продают свою пристойную внешность, люди им верят. А они людей дурят.

— Дурят, но не убивают.

— Это.., не скажите. Убить можно и чужими руками.

Пигулевский появился у машины, едва джип въехал на платную стоянку.

— А вот и наш проводник, — Комбат опустил стекло и протянул руку. — Здорово, Исакович! — сказал он, оглядывая Пигулевского с ног до головы. — Ладненький у тебя плащик, где покупал? Я тоже такой хочу.

— Что вы, что вы! Если хотите, могу устроить по оптовой цене, без накруток.

— Нет, не хочу, — поморщился Комбат, — мне подкладка не нравится. Да и холодно у нас в таких плащиках ходить, разве что его соболем подбить, вот тогда ничего будет. Садись, Исакович, потолкуем.

— Нам уже ехать надо.

— Как ехать? — напрягся Комбат, словно не ожидал подобного поворота.

— У меня есть один знакомый, известный коллекционер. Он свою вещь из рук ни за что не выпустит.

— Тогда, если не выпустит, зачем мы к нему едем?

— Не выпустит, пока деньги не увидит.

— Ну, деньги-то мы ему покажем, — пробурчал Комбат, похлопывая себя по нагрудному карману. — Что же такое он хочет мне вдуть?

— Я и сам только догадываться могу, но что-то чрезвычайное, чего ни у кого нет. Дешевкой он не торгует.

— Это хорошо. Хотя сомневаюсь. Ну ладно, поехали.

Говори, Исакович, куда рулить. Если что плохое, назад — пешком потопаешь.

— Хорошо, — согласился Пигулевский, он себя чувствовал неуютно в окружении этих людей, больше похожих на громил, нежели на бизнесменов. И представил, если они не застанут Шеришевского дома, то его могут просто-напросто спустить пинками с лестницы и забросить в кусты.

Но Шеришевский оказался на месте — маячил в окне. Комбат посмотрел на дом, где была квартира коллекционера, причмокнул языком:

— А вот здесь неплохо было бы площадку выкупить и сделать квартиру. Слушай, Исакович, ты случайно не знаешь сколько бы она могла стоить?

— Я думаю, квартиры здесь дорогие, все-таки центр.

Потолки высокие. Тысяч под триста будет.

— Фигня, — Рублев сказал это так неопределенно, что Пигулевский не понял о чем собственно речь: то ли о квартирах, то ли о деньгах.

— Тысяч триста говорю, Борис Иванович.

— Чего так дешево? Скидка — клопы и тараканы в доме водятся?

— Кому дешево, а как мне, такие деньги и не снились.

— Тебе не снились, а мне надоели, — сказал Комбат.

Джип подкатил прямо к подъезду, заехав широкими колесами на бордюр.

— Здесь, что ли? На каком этаже?

— В доме лифт есть.

— А мне все равно. Я могу и пешком, не гордый.

— Этаж второй, — сказал Пигулевский.

— Ну, пойдем, ребята!

В окне исчезло лицо Шеришевского, бледное и чуть-чуть испуганное.

Комбат подмигнул своим ребятам, дескать, будьте наготове, ожидать можно всего, чего угодно. Хотя и Подберезский, и Альтов были готовы к любым неожиданностям.

Поднялись. Дверь квартиры была уже открыта.

— Вот это Станислав Борисович Шеришевский, а это Борис Иванович Рублев, бизнесмен, наш гость.

— Очень приятно, — раскланялся коллекционер, — проходите, пожалуйста.

— Взаимно.

Комбат недовольно огляделся по сторонам, будто ожидал подвоха. Но в квартире царили тишина и полумрак. Вообще, у Шеришевского, как и у любого коллекционера, шторы на окнах были всегда закрыты, чтобы свет не портил картины, рядами висящие на стенах.

— Проходите в гостиную.

Вначале вошел Подберезский, за ним Комбат, а замыкал шествие Альтов.

— Знаете, Борис Иванович, — сказал Шеришевский, — я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз.

— С глазу на глаз? У меня секретов нет.

— Но так, знаете ли, будет мне спокойнее, — и он покосился на Пигулевского.

Тот согласно закивал.

— Да-да, Борис Иванович, такие уж люди коллекционеры, они всего боятся.

— Чего меня бояться? Я что, кусаюсь? Ну, хочешь, так хочешь — с глазу на глаз. Пошли. Куда ты меня поведешь?

— Проходите в кабинет. Может, коньяка?

— Нет, пить я не хочу. Показывай, что у тебя есть.

Шеришевский аккуратно прикрыл за собой дубовую толстую дверь и начал издалека:

— Вы слышали что-нибудь о «Янтарной комнате»?

— О чем, о чем? — переспросил Борис Иванович.

На самом деле он кое-что слышал, но решил изображать из себя простака до конца.

— Известная вещь.

— Это что за комната, из янтаря, что ли?

— Да, из янтаря.

— Слышал. Так ее же украли фашисты — по сей день найти не могут.

— Оно-то так. А вот скажите, если бы вам ее предложили, вы бы ее купили? — Шеришевский исподлобья взглянул на Комбата. У того на лице появилось вначале замешательство, а затем широкая улыбка почти на все зубы.

— Без вопросов, любезный. Правда, смотря сколько она стоит. Ведь насколько я понимаю, стоит она немало, и места много занимает.

— Так-то оно так, но если быть откровенным, то эта комната вообще не имеет цены.

— Подробнее можно? Конкретнее? Я вообще, знаете ли, люблю конкретно, четко и определенно.