— Богатые люди не любят вставать рано, а вы, наверное, прежде чем разбогатеть, служили в армии?
— Было дело.
— И как, не тянет вернуться?
— Если бы там платили нормальные деньги, ни за что бы не ушел.
— Вот проблема сегодняшних дней, — Чурбаков внимательно следил за тем, как Подберезский допивает коктейль, — профессионалы в одном занимаются другим — не своим делом.
Бывший генерал-лейтенант умел на время забывать об истинной цели встречи и поэтому временами казался собеседнику неподдельно-искренним. Так произошло и с Рублевым.
«Да, ворюга, но что-то в нем хорошее есть. Генералы — особая порода, — подумал Рублев. — Только вот незадача, где провести грань между жестокостью и требовательностью, желанием хорошо жить и стяжательством?»
Он по-показному зевнул, потянулся и бросил Чурбакову:
— Значит, завтра в семь подъем.
— Отлично. Люблю когда люди спешат дела делать.
Номер и впрямь оказался хорошо обставленным, окно, затянутое сеткой от комаров, чуть приоткрыто.
Но несмотря на это в комнате было тепло, работал калорифер. Свежее белье, на кроватях расстелены полотенца, в ванной горел свет.
— Ты смотри, обо всем позаботился, — изумился Комбат, увидев, что на стеклянной полочке в ванной комнате лежат зубные щетки в упаковках и тюбики зубной пасты, такие маленькие, что их хватит почистить зубы раза три-четыре, не больше.
Комбат открутил на весь напор воду, переключил смеситель на душ. Шумело так, что расслышать друг друга можно было только приблизив головы.
— Слушай сюда, Андрюха. Ты узнал этого мужика?
— По-моему, да, это генерал-лейтенант Чурбаков.
Комбат приложил указательный палец к губам:
— Говори потише. Думаю, здесь микрофоны понатыканы. Ведь ему теперь важно каждый наш шаг отследить. Как считаешь, что надо делать?
— По-моему, все идет как надо.
— Я тоже так считаю, но представь себе, что испытывает сейчас Бахрушин. Наверное, на ушах стоит. Мы-то знаем где находимся и что с нами происходит, а он нет.
Знает только, что оба мы исчезли, а с кем, куда — загадка. Да еще Альтову ввалит за то, что нас упустил.
— — Нехорошо получилось, — согласился Подберезский, — но телефоны-то тут в пансионате все отключены.
— Должен быть рабочий, — уверенно сказал Комбат.
— Тут особо не полазишь, — прикинул Подберезский, — обязательно кто-нибудь из этих двоих охранников следом увяжется. Да наверное, и еще люди в здании есть.
— Я вот что тебе предлагаю: когда выйдем в номер, ни слова о деле. Попробуешь выбраться через окно.
Этаж второй, спуститься на землю и залезть потом назад можно. Дойдешь до ближайшего поселка и телефон там разыщешь. Позвонишь в Москву Бахрушину, сообщишь где мы и что происходит — в общих чертах. Только не говори о «Янтарной комнате» открыто, а намеками.
Леонид Васильевич мужик сообразительный, поймет.
Подберезский кивнул:
— Хорошо.
— Да смотри, поскорее возвращайся, а я тут если что за двоих отбоярюсь.
Рублев не выключал воду. Вместе они вышли в номер. Теперь разговаривать было небезопасно даже шепотом. Борис Иванович знал какие чувствительные микрофоны существуют на сегодняшний день и незачем зря выдавать свои планы.
Слава богу, рамы в этом пансионате были новые, петли не скрипели и фрамугу удалось открыть настежь.
Но вот сетка — мягкая, металлическая. Порвать такую не представляло особого труда, а вот то, что Подберезский выберется на улицу и потом вернется, следовало сохранять в тайне. И снова пригодился походный перочинный нож Комбата, который служил ему верой и правдой уже не первый год. Лучше всего для текущих целей подошла маленькая вилка на два зубчика. Ею Комбат аккуратно подцеплял шляпки обойных гвоздей, которыми прибивалась сетка, и вытаскивал их из рамы.
«Хорошо хоть стеклопакеты не догадались поставить или денег пожалели», — злорадствовал он в душе.
Вскоре гвоздей насобиралась целая пригоршня и часть сетки Комбат аккуратно заправил между двойными рамами. Во время этой операции он посматривал на улицу. Голые, без листьев деревья, лишь один дуб желтел в свете фонаря. Свет на окно не падал, так что вряд ли кто мог рассмотреть их приготовления.
— Андрюха, успеха! — одними губами произнес Комбат, напутствуя Подберезского.
Тот машинально проверил хорошо ли закреплен пистолет в кобуре и перебросил ноги на улицу.
«Да тут и ребенок мог бы справиться», — подумал Андрей, увидев, что прямо под окном проходит неширокий карниз из выступающих кирпичей.
Он оперся на него носками ботинок, ухватился рукой за раму и мягко спрыгнул на прибитую к земле дождем траву.
Комбат удостоверился, что Подберезский приземлился удачно, махнул ему рукой, и Андрей тут же скрылся в густых кустах, хрустнул лишь пару раз, а затем все стихло — лишь шум дождя, да постукивание голых веток друг о друга.
Борис Иванович немного прикрыл раму и почувствовал, что ему страшно хочется спать. Это ощущение пришло внезапно.
«Вроде бы и выпил мало, и предыдущую ночь спал как положено. Все-таки — режим дело большое, — подумал Рублев. — Приучишь себя ложиться в одиннадцать, так и можешь на часы не смотреть».
Правда, его могло бы насторожить другое. Обычно хватало легкого усилия воли — и сон как рукой снимало. А тут слабость разлилась в мощном теле.
«Стоит отдохнуть» — Комбат погасил верхний свет и зажег настольную лампу — так, чтобы Андрей не перепутал окна, когда будет возвращаться.
Борис Рублев предполагал, что на ночное путешествие Подберезского уйдет час, максимум, полтора. А значит, можно вздремнуть. Он настроил себя на то, чтобы проснуться ровно через сорок пять минут и даже не снимая рубашки, лишь сбросив пиджак и сменив брюки на спортивные штаны, лег поверх одеяла. Он провалился в сон почти мгновенно и если бы в это время сидел в кресле, то не имел бы сил подняться. Андрей же тем временем успел обойти, прячась за кустами, дом. Он передвигался пригибаясь, чтобы никто не смог его заметить. Машин возле санатория не оказалось, если не считать разобранного до шасси старого ГАЗ-51, стоявшего на колодках.
«А вот и центральный вход» — Андрей подобрался поближе и посмотрел на вывеску.
Если судить по ней, пансионат принадлежал областному управлению кино-видеофикации. Но на ней все еще красовался герб Советского Союза, так что, возможно, до вывески просто ни у кого не дошли руки. Зато в коротком тексте содержалась и подсказка: «Управление Калининградского облисполкома». То, что это не подмосковный Калининград, Андрей понимал. Чтобы добраться туда, не стоило лететь полтора часа на военном транспорте.
Подберезский пожалел о том, что впопыхах забыл надеть свитер и теперь мерз в куртке, надетой поверх тонкой рубашки.
Замер, прислушался. Где-то неподалеку проехала машина.
«Шоссе близко. Выберусь туда и пойму куда идти».
Андрей, петляя между деревьями, по газону добрался до забора — литого, бетонного и, легко подтянувшись на руках, оказался по другую сторону. Редкий молодой лес, рядами посаженные елки. Идти приходилось пригнувшись, чтобы не зацепиться за сухие переплетенные ветви. Дождь сюда не доставал, пахло мхом, сухой листвой и грибами. Ущербная луна, временами возникающая между низко бегущими тучами, то заливала лес ртутно-призрачным светом, то пряталась, и тогда мир погружался в кромешную тьму.
Андрею казалось, он идет уже добрых полчаса. Но когда взглянул на часы, понял, прошло всего лишь десять минут с того времени, как он покинул пансионат.
На душе у него повеселело.
Лес кончился внезапно, под ногами захлюпала вода.
Андрей стоял на краю небольшого болотца, отделявшего его от шоссейной насыпи. Он попробовал было сунуться вперед, но тут же увяз. Пришлось идти вдоль дороги.
Это раздражало. Дорога так близко — каких-то метров семьдесят, а добраться до нее не доберешься. Но вот впереди за поворотом открылась горка, прилегающая к насыпи.
