— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что есть такие люди, которые появляются здесь и снова исчезают, как призраки. Спросите Купа. Он скажет вам то же самое.

— Этот коп был одним из тех, кого вы встречали в отеле?

— Я бы не удивилась этому.

— А как насчет других девушек в отеле, вы знали их? Бакстер откинула голову на спинку стула и уставилась в темное небо.

— Большинство из них умерли или сидят в тюрьме.

— Вы знали кого-нибудь из них?

— Кое-кто из них родился и вырос в Чарльстауне. Мистеру Салливану нравились местные девчонки. Наша гордость и все такое, говорил он.

— Кендра Шеппард была одной из таких девушек?

— Не знаю такую.

— Вы уверены? Она выросла здесь. Кстати, ее родителей убили не далее чем в трех кварталах отсюда. Мне кажется, что вы должны помнить об этом случае. Ее родителей застрелили во сне. А потом Кендра таинственным образом исчезла.

— Здесь многие умерли. Или исчезли.

— Мишель, зачем вы рассказали мне историю о себе и своей матери?

— Я подумала, что вам не помешает урок истории, док.

— Мне кажется, дело не только в этом.

Где-то вдалеке гулко хлопнули двери. Бакстер повела себя так, будто услышала выстрелы. Она вскочила на ноги и, вцепившись обеими руками в ограждение балкона, расширенными от страха глазами уставилась на группу людей, вооруженных ведрами, лопатами, носилками и ситами, которые стояли внизу, на улице, вокруг фургона. Со своего места Дарби разглядела невысокую и пухлую фигуру доктора Эдгара и его прическу в стиле Альберта Эйнштейна с развевающимися встрепанными волосами.

— Кто эти люди? — спросила Бакстер.

— Это студенты отделения антропологии. Женщина растерянно посмотрела на нее.

— Они помогут выкопать тела в подвале, — пояснила Дарби. — Мы нашли останки трех человек. Все женщины.

Бакстер ничего не сказала. Она смотрела, как студенты гуськом потянулись в дом.

— Этих женщин будет нелегко идентифицировать, — сказала Дарби. — Кто-то вырвал у них зубы и отрезал пилой пальцы на руках и ногах. Если вам известно что-нибудь, что может помочь нам…

— Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь.

— Не можете или не хотите?

— Нельзя поймать призрака.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду, что по-прежнему есть люди, которые приходят сюда и уходят, как призраки. И у них нет имен.

— Как тот мужчина, с которым вы недавно разговаривали?

Бакстер не сводила глаз с дома.

— Похоже, вы нормальная женщина, но вся штука в том, что здесь никто не станет разговаривать с вами. А с теми, кто все-таки рискнет заговорить, произойдет несчастный случай. Или они попросту исчезнут. У вас к поясу прицеплен значок? С таким же успехом вы можете быть прокаженной.

Дарби облокотилась о перила балкона рядом с Мишель и сказала:

— Кендра Шеппард жила в Вермонте вместе с сыном.

Никакой реакции.

— Кендра жила под чужим именем — Эми Холлкокс, — продолжала Дарби. — Они с сыном приехали в Белхэм несколько дней назад.

— Сколько лет ее сыну?

— Двенадцать. Человек, выдававший себя за федерального агента, вошел к нему в палату, и Шон, сын Кендры, испугался того, что ему придется уехать с этим человеком. И знаете, что он сделал?

Ответом ей было молчание.

— Шон попытался совершить самоубийство, — сказала Дарби. — Выстрелил себе в голову. Похоже, он носил с собой пистолет для защиты. Перед тем как убить себя, он сказал мне, что его мать боялась, что эти люди отыщут ее. И они ее нашли. В Белхэме. Хотите знать, что случилось с Кендрой?

— Не очень, если честно.

— Ее привязали к стулу и перерезали горло.

Бакстер перевела взгляд на балконное ограждение и длинным ногтем, на котором сверкали фальшивые бриллианты, луна и звезды, отколупнула чешуйку краски.

— Вы не знаете кого-то, кто мог бы поступить с ней так? — спросила Дарби.

— Нет.

— Вы знали, что Кендра Шеппард сменила имя и сбежала отсюда?

— Нет.

— Вы готовы подтвердить свои слова под присягой?

— Конечно, почему нет? Вы можете снять с меня показания прямо сейчас, если хотите. Вон там, под одной из ножек кухонного стола, торчит Библия. Мне нужно было подложить что-нибудь, чтобы он не шатался.

— Если вы боитесь, я могу устроить предупредительное заключение с целью защиты.

— У кого, у федералов? — Бакстер рассмеялась. — Нет уж, спасибо. Лучше я буду полагаться на себя здесь, в реальном мире.

Дарби сменила тактику.

— Мишель, то, через что вам пришлось пройти… не могу выразить словами, как мне жаль вас. — Она надеялась, что голос выдает чувства, которые она сейчас испытывала. — Вы не заслужили такого обращения. И никто не заслуживает.

— Мне не нужна ваша жалость. Я всего лишь хотела объяснить вам, как обстоят дела.

— Я могу направить вас к психоаналитику, который не возьмет с вас денег за свои услуги.

— Разговоры не изменят того, что произошло. Они не смогут стереть того, что осталось у меня в памяти.

— Это может помочь.

— Нет, спасибо. Предпочитаю амбиен и перкоцет. Вместе они способны творить чудеса.

Дарби положила на перила свою визитную карточку.

— Завтра, когда протрезвеете, позвоните мне, и мы поговорим.

Бакстер оттолкнулась от перил и затушила сигарету о карточку.

— Когда будете уходить, можете угоститься пивом на прощание. Не стесняйтесь.

Дарби закрыла за собой дверь в квартиру Бакстер. Она стояла в темном коридоре, испытывая странное головокружение и слабость в коленях. И не рассказ женщины был тому причиной. Унижения и изнасилования, которым неоднократно подвергалась Бакстер, серийные убийцы и насильники… эта история во всех ее вариантах не несла в себе ничего нового. Дарби собрала их уже целую коллекцию, начиная с той поры, когда только делала первые шаги в качестве судебно-медицинского эксперта, когда ее вызывали в больницу для обследования очередной жертвы — всегда молодой, красивой и уязвимой. Эти рассказы, услышанные из первых рук, и проводимые ею медицинские освидетельствования стали для Дарби своеобразной прививкой, и теперь она хорошо разбиралась в бесчисленных способах, с помощью которых мужчины причиняли женщинам боль и страх. Потом, перейдя в лабораторию криминалистики, она столкнулась со смертью. Она видела ее слишком часто, снова и снова с некоторыми вариациями выслушивала те же самые истории, и ее мозг, как и у всякого нормального человека, не имея иного выбора, вынужден был защитить ее и себя. Как хозяин заколачивает окна дома досками, чтобы уберечь их от следующего урагана, ей пришлось задраить люки своей души, чтобы не сойти с ума.

Но у любой крепости, даже хорошо укрепленной, всегда найдутся слабые места. И не имеет значения, сколько бурь и штормов она вынесла, каждый новый ураган отличается от предыдущего. У Дарби подгибались ноги и сердце обливалось кровью от того безжизненного — нет, лишенного души — тона, которым Бакстер рассказывала о личной драме, которую ей пришлось пережить. Дарби казалось, что сам Господь нашептывает ей на ухо историю этой несчастной женщины. Извини, но у тебя нет выбора, тебе придется смириться с этим, и все тут.

Что, собственно, и произошло. Бакстер не могла обратиться в полицию. А ее мать, единственный человек на свете, которому полагалось защищать ее, приказала своей дочери держать язык за зубами и отработать долг собственным телом. Господи Иисусе…

Дарби распахнула входную дверь и сразу же увидела Купа. Прижав к уху мобильный телефон, он ходил взад и вперед по тротуару. Куп увидел, что она идет к нему, сказал что-то своему абоненту и сунул трубку в карман.

Протиснувшись сквозь изрядно поредевшую толпу, он встретил ее на полдороге, прямо посреди улицы. За все годы совместной работы Дарби еще не видела его таким взбешенным. И испуганным.

— Давай расставим все точки над «i». Раз и навсегда! — выпалил он, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. — Все, что наговорила обо мне эта Типси МакСтейджер из «Симпсонов», о том, что я ходил на эти вечеринки, где мочил свой член, — полная и совершенная ерунда. Клянусь жизнью моей матери!