Молодой охранник-мужчина направился к стальной двери.

Дарби следила за секундной стрелкой, ползущей по циферблату настенных часов.

Прошло почти две минуты, и запищал зуммер. Замки щелкнули.

Охранник открыл дверь.

Дарби почувствовала, как сердце подступило к горлу и замерло, готовясь оборваться. Похожие ощущения она испытывала, десантируясь по тросу с вертолета на тренировке полицейского спецназа. На негнущихся ногах она прошла мимо охранника и вошла в комнату для свиданий.

Джон Иезекииль больше ничем не походил на человека, моментальный черно-белый образ которого запечатлелся у нее в памяти. Его густые светлые волосы приобрели тусклый желтоватый оттенок, какой она часто наблюдала у курильщиков. Мышцы у него стали дряблыми, и его бледная кожа в свете флуоресцентных ламп, висящих над головой, казалась почти прозрачной.

— Доброе утро, доктор Дарби МакКормик.

Она представляла себе, что он окажется обладателем сочного и густого баса. Голос же Иезекииля, легкий и воздушный, напомнил ей клерка за стойкой регистрации в отеле, готового услужить новой постоялице.

Вновь пропищал зуммер. Электронные замки щелкнули, закрываясь, и Дарби ощутила, как этот звук гулким эхом отозвался у нее в груди.

Она подошла к столу.

— Откуда вы знаете, что я — доктор?

— Я слежу за вашей карьерой еще с тех пор, как впервые прочитал о вас в газетах, — ответил он. — О вас много пишут. Вы — дознаватель по особо важным делам, Бюро судебно-медицинской экспертизы Управления полиции Бостона. Вы специализируетесь на судебно-медицинской экспертизе и девиантном поведении представителей преступного сообщества. Другими словами, таких людей, как я.

Дарби выдвинула стул и села. Иезекииль смотрел на нее через стол. У него были тусклые, безжизненные глаза мраморного бюста.

«Наверное, это от лекарств», — подумала Дарби.

Иезекииль страдает шизофреническим расстройством, причем депрессивного типа, вылечить которое труднее всего. Если верить истории болезни, в настоящий момент ему вводят нейролептик клозарил и литий, нормотимик, или стабилизатор настроения.

— Мне передали, что вы хотели поговорить со мной об Эми Холлкокс.

— Вы имеет в виду Кендру Шеппард, — поправил он ее.

— Кто это?

— Вы знаете, кто она такая. — Иезекииль подался на стуле вперед, и цепи его протестующе зазвенели. Он не отрывал взгляда от ее лица. — Ложь — плохой способ построить взаимное доверие. Я не скажу вам правды, если не смогу доверять, понимаете?

— Да.

— В таком случае, не лгите мне больше. В противном случае наша беседа закончится немедленно.

— Понятно. Почему вы хотели поговорить со мной именно о Кендре Шеппард?

— Вы проверили комнату на предмет подслушивающих устройств?

— Нет.

Похоже, он был озадачен.

— Почему?

— Прослушивание нашей беседы тюремными властями незаконно.

— Но камеры наблюдают за нами.

— Да, наблюдают, но, могу вас уверить, нас никто не подслушивает.

— А кто вас уверил в этом? Охранники по другую сторону двери?

— У меня нет с собой соответствующего оборудования, чтобы проверить, нет ли в этой комнате «жучков», мистер Иезекииль. Что, по-вашему, мы должны сделать?

— Сядьте рядом со мной. Я буду шептать вам на ухо.

— Мне это не нравится.

— Я не причиню вам вреда, если вас это беспокоит. Просто не могу. Взгляните.

Он попробовал поднять скованные кандалами запястья. Ему это, естественно, не удалось, Дарби знала, что они соединены с цепью на поясе, а сам он дополнительно прикован еще и к стулу.

— Это для вашей же безопасности, — настаивал он. — И для моей.

— Пусть так, но тюремные правила не позволяют этого.

— Попросите их об этом. Пожалуйста.

— Нет.

— Мне очень жаль, но тогда я не стану разговаривать с вами.

Дарби встала.

— До свидания, мистер Иезекииль.

— Будьте осторожны на улице. Она постучала в дверь.

— И обещайте мне держаться подальше от ФБР, — бросил ей в спину Иезекииль. — Я не доверяю этим сукиным сынам.

47

Дарби вышла в соседнюю комнату, под яркий и резкий свет флуоресцентных ламп, спрашивая себя, а не стоит ли пойти навстречу параноидальным желаниям шизофреника.

Иезекиилю было известно настоящее имя Эми Холлкокс. Кендра приходила к нему на свидание, они разговаривали, а теперь она мертва. Ее сын пытался покончить с собой, после того как человек, выдающий себя за федерального агента, ворвался в больничную палату, угрожая мальчику предупредительным арестом с целью защиты. Причем этот человек действительно был агентом ФБР по имени Питер Алан, который предположительно погиб двадцать лет назад, а сейчас лежал в морге.

Оба охранника смотрели на Дарби. Она рассказала им о просьбе Иезекииля.

Мужчина-охранник, Билли Мышца, покачал головой.

— Мы не можем разрешить ничего подобного ни за какие коврижки, — решительно отрезала охранница. — Этот заключенный известен своей дурной привычкой кусаться. Не дай бог, он отгрызет вам ухо, и до свидания.

— Он уже проделывал такие штуки? — спросила Дарби.

— Дважды. В последний раз он едва не проглотил ухо. Ему это не удалось, но он изжевал его так сильно, что хирург не смог пришить его обратно. Или вам хочется разгуливать с отгрызенным ухом?

— Оно будет отвлекать внимание от моих шрамов.

— А мне казалось, что докторам полагается быть умными.

— Я поговорю с директором Скиннером, — решила Дарби. — Где у вас телефон?

Поначалу Скиннер отказал наотрез. Но Дарби не сдавалась, приводя все новые доводы и не сводя глаз с Иезекииля на экране монитора. Тот пытался заглянуть под стол в поисках подслушивающих устройств.

Дарби уже некстати вспомнила рассказ Скиннера о том, что Иезекииль «застеклил» одного из медбратьев психиатрического отделения, как вдруг директор тюрьмы заявил:

— Ладно, делайте как знаете. Но если Иезекииль причинит вам вред, мое исправительное заведение не несет за это ответственности.

— Понимаю.

— Нет, я хочу, чтобы вы произнесли это вслух.

— Я беру всю ответственность на себя.

Снова оказавшись в комнате для свиданий, Дарби, после того как двери закрылись, взяла стул и, развернув его спинкой к столу, поставила рядом с Иезекиилем. Если он выкинет какой-нибудь фокус, у нее, по крайней мере, будет место для маневра.

— Вам нужно придвинуться поближе, — сказал он.

Она поставила свой стул вплотную к его.

— Благодарю вас. — Иезекииль улыбнулся, обнажив пожелтевшие кривые зубы. — Вы храбрая женщина, доктор МакКормик. Очень собранная, отлично владеющая собой. Уверен, если бы у вас была такая возможность, вы бы разорвали меня на части голыми руками.

— Вы правы. Именно так я и поступлю.

— Ценю вашу честность. Присаживайтесь.

Дарби ощутила запах табака, въевшегося в оранжевую робу заключенного, и медицинский запах шампуня, которым тюрьма дезинсектировала своих постояльцев. У Иезекииля оказались пожелтевшие от никотина пальцы и грязные ногти. Эти самые пальцы сжимали рукоятку пистолета, убившего ее отца.

Глаза Иезекииля больше не были безжизненными. Напротив, они стали яркими и живыми, в них засветилось удовлетворение.

— От вас чудесно пахнет, — заметил он.

— Не могу сказать того же о вас.

Он негромко рассмеялся.

— Что с вашим лицом?

— Несчастный случай, — ответила Дарби.

— Просто удивления достойно, как вы похожи на него, — на вашего отца, я имею в виду. У Томми были такие же темно-рыжие волосы и пронзительные зеленые глаза. Генетика вообще странная штука, вы не находите?

— Вы знали моего отца?

— Очень хорошо. Я восхищался им. Я могу придвинуться ближе?

Дарби кивнула. Цепи зазвенели, когда Иезекииль пошевелился. Она почувствовала, как его бакенбарды задели ее щеку.

Он приблизил губы к ее уху, так что теперь она слышала каждый его вдох. Изо рта у него исходил неприятный запах — так пахнет порыв жаркого и душного воздуха подземки, вылетающий из туннеля при приближении поезда.