— Не совсем.

— Хорошо, я вам все нарисую, — вздохнула Анна. — Это не слишком сложно и наверняка где-то уже было, но мне наплевать, считайте, что это открытие только мое. Ну что, будем работать?

— Да уж. Вы странная женщина, у вас стройная фигура, привлекательное лицо, над которым так поработают гримеры, что ваш банкир будет просто без ума…

— Вам надо просто передать мою индивидуальность, — нетерпеливо перебила его Анна. — Я не девочка, мне двадцать восемь лет, и мой банкир держит меня совсем за другое. Ясно?

— Что ж, в конце концов, вы платите.

— Вот именно.

…Это была тяжелая работа. Они снимали дубль за дублем и никак не могли понять, отчего дама сердится. Ведь все делается по высшему разряду. Анна ругалась, убегала со съемочной площадки, порой и до рукоприкладства доходило. Наконец она просто их всех напоила. И дело вроде бы пошло. Песенку она назвала «Синий шар». Этот шарик цвета ультрамарина здорово смотрелся среди золотой осенней листвы. Анна ежедневно подолгу и с удовольствием наблюдала, как этот шар улетает в высокое синее небо. На съемки ушла неделя, хотя обычно группа успевала отснять клип за день.

А через месяц ролик впервые появился в эфире. Анна долго уговаривала Ленского посмотреть его заранее, подсовывала видеокассету, но тот был непреклонен. Хотел, чтобы все было так, как он, Владимир Ленский, задумал с самого начала.

В этот вечер они вновь расположились на диване: Анна слегка дрожала. Она было попыталась убежать и закрыться у себя в комнате, но Ленский железной рукой вернул ее обратно.

— Нет уж, ты сиди, Нюра. Кстати, хорошо, что у тебя такая фамилия, и псевдоним придумывать не надо. Другие мучаются, изобретают, а тут папаша с мамашей постарались: поет Анна Австрийская. А что? Звучит!

— Да замолчи ты. Хватит уже издеваться.

— Ну, не я это начал…

— Все, поехало, гляди, радуйся.

И действительно на экране появилась Анна в синем пальто, полетели золотые листья, задвигалась стрелка циферблата. Ленский смотрел молча. Песенка была короткой, но Анне показалось, что прошла целая вечность. Клип закончился, а Ленский все еще сидел и молчал. Анна нырнула под теплый полосатый плед и громко заревела. Ленский потрогал ее за плечо.

— Ты чего? А ну-ка вылезай!

— Я больше не буду тебе грубить, — пискнула она, пряча голову.

— Да? А зря.

— Почему? — Она высунула нос из-под пледа.

— Знаешь, ты была права насчет той девки: у тебя действительно получилось лучше.

— Шутишь?

— Признаю свою ошибку. Мне это нелегко, учти.

— Тебе правда понравилось?

— Ну это нормальный средний уровень. Насчет гениальности ты сама понимаешь…

— Да, конечно. Но неплохо?

— Неплохо, согласен. Слушай, Нюра, это все, что ты можешь, или тебя еще на что-нибудь хватит?

— На что?

— Ну, может, тебе стоит выпустить альбом? Сколько таких песенок ты наскребешь?

— Не знаю.

— Попробуй.

— Я попробую, если пойму: то, что я сделала, нужно еще кому-нибудь, кроме тебя…

А песенка и вправду прижилась. Долгих лет жизни ей, конечно, не полагалось, не классика же, но через пару недель после выхода в эфир она вдруг зазвучала из всех киосков. Анна и сама не ожидала, что ей так понравится ездить по улицам на машине с тонированными стеклами, останавливаться возле рынков и, оставаясь для всех невидимой, слушать свой голос. Не сильный, но своеобразный, чуть вибрирующий на низких регистрах.

А ей еще так много хотелось сказать людям! Ведь они наконец-то слушают ее! Анна написала еще одну песню, потом еще. Стала брать уроки нотной грамотности, чтобы услугами композиторов больше не пользоваться, обойтись только сотрудничеством с аранжировщиком.

Она теперь все время была занята и ужинала даже позже Ленского, иногда глубокой ночью. Как-то раз он все же перехватил ее в дверях и настоял на том, чтобы этот вечер провести вместе. Был затоплен камин, Ленский расположился в любимом кресле с бокалом вина в руке, Анне налил шампанского. Они долго молчали, отдыхая после напряженного рабочего дня, потом Ленский как-то странно усмехнулся и сказал:

— У тебя вроде дела пошли.

— Да? Тебя это сильно задевает?

— Представил себе вдруг, что будет, если я разорюсь, а ты своими песенками заработаешь кучу денег и станешь независимой. Сразу выгонишь или как?

Она надолго задумалась. Ленский ждал, не собираясь переводить разговор на другую тему. Анна решилась:

— А знаешь, с чего это я буду тебя прогонять? Живи. Держат же другие кота или собаку, а я животных не люблю, у меня от их шерсти все чешется. Ты много не ешь, места много не занимаешь, не линяешь. Зачем тебя выгонять?

— Я старею. Кота ты можешь молодого найти, а со мной одна морока будет: таблетки, сиделки, питательный бульон.

— Да? Надо же о ком-то заботиться. Зато ты будешь безобидный, а с выпавшими зубами много не поговоришь.

— А ты мне разве их не вставишь? — поинтересовался Ленский.

— Еще чего! Сколько лет мечтаю, чтобы ты хоть иногда помолчал!

— Ну, а что дальше?

— Дальше? Помрешь — похороню, — пообещала Анна. — Даже памятник огромный поставлю, хочешь? Буду носить к нему цветочки, сидеть на лавочке, вздыхать и вспоминать, как ты меня когда-то подобрал на улице.

— В компьютерном магазине, — уточнил Ленский.

— Да? Ну это существенно меняет дело!

— Ладно, хватит. Пока еще я диктую условия: марш в постель!

— Я устала.

— Неважно. Не забывай, что пока еще я оплачиваю всю эту музыку.

Анна вздохнула и поплелась в спальню. Она уже слишком хорошо знала Ленского, чтобы понять, что он просто испугался. Да-да, испугался, что их совместной жизни придет конец! Анна рухнула в постель, и пока Ленский принимал душ, успела заснуть. Она не слышала, как тот вернулся в спальню, вздохнув, натянул на ее голые ноги одеяло, осторожно лег рядом и долго не мог уснуть. Он все думал, думал, думал…

Сына успехи матери никак не порадовали. Напротив, Сашка сделался агрессивен и, кажется, стал вновь ревновать ее к работе. У мальчика теперь было все, но он отчего-то с самого первого дня своего появления в этом огромном доме сторонился его хозяина. Их отношения не складывались, в конце концов Ленский просто оставил мальчика в покое, передав его на руки гувернантки и шофера, который возил Сашку в элитную гимназию. Занятия там продолжались с утра до вечера. Анна считала, что у сына все в полном порядке. Ей и без того хватало в жизни проблем.

Например, Малиновский начал вдруг проявлять странную активность. Анна уже так привыкла к тому, что он держится на почтительном расстоянии, что сначала даже и не почувствовала резкого сокращения дистанции. Однажды он подловил ее одну, когда Ленский на пару дней улетел за границу. Анна страшно устала и, уж конечно, не сообразила сразу, зачем приехал Денис, — ведь Ленского нет, а на часах уже десять вечера. Хотя и для непосвященных все было так очевидно!

Из вежливости она предложила ему ужин и свое скромное общество, сидела молча, он же не умолкал и уходить не собирался. Анна чувствовала, что это ее все больше и больше настораживает. Если бы она так не измоталась за день, то выпроводила бы Малиновского сразу, не дожидаясь, когда он от слов перейдет к делу. Но сидеть в мягком кресле было так приятно, а Денис все подливал и подливал в стаканы, и голос его так нравился Анне. Она надеялась, что, если не будет с ним кокетничать, Денис опомнится и уберется восвояси. Но сама даже не заметила, как очутилась вместе с ним на диване. Поистине, это был профессионал!

Тут Анна опомнилась и решила свести все к шутке. Отстранилась и стала застегивать бюстгальтер.

— По-моему, вполне достаточно. Если у тебя дошла очередь до очередной рыжеволосой девицы, то это буду не я.

— О чем это ты?

— Дима давно рассказал мне о твоих привычках. Сначала брюнетка, потом блондинка, следом рыжая. В эту очередь я не хочу.

— Анюта, и ты веришь в эти глупости? — Он ласково остановил ее руки, все еще не справившиеся с застежкой. Потом был этот поцелуй. Анна почувствовала, что колени дрожат, в голове шумит, перед глазами все плывет, пройдет еще секунда, и он сможет сделать с ней все что угодно. В конце концов, надо взять себя в руки! Но какого же труда стоило от него оторваться!