– Господи! – вырвалось у Джейн Хелльер. – Теперь мне страшно.

– Да, если случившееся рассматривать с такой стороны, то оно приобретает зловещий характер, а личность Эйми Даррант становится еще более загадочной, – продолжал рассуждать доктор Ллойд. – Кто она такая, Эйми Даррант? Почему эта ничего не представляющая собой компаньонка стала жертвой хозяйки? Что кроется за роковым купанием? Она пробыла компаньонкой Мэри Бартон всего несколько месяцев. Мэри Бартон взяла ее с собой за границу, и уже на следующий день по прибытии произошла трагедия. А ведь они производили впечатление таких милых, благовоспитанных англичанок! Да, сказал я себе, все это слишком фантастично, и решил отбросить свои предположения.

– Вы так ничего и не предприняли? – спросила мисс Хелльер.

– Дорогая моя, ну что я мог сделать? Свидетелей у меня не было. Большинство очевидцев подтверждало все, что рассказывала мисс Бартон. Мое подозрение строилось всего лишь на мимолетном выражении ее лица, которое могло мне просто привидеться. Единственное, что я мог сделать и сделал, – это позаботиться о том, чтобы найти родственников Эйми Даррант. Но, как вы уже знаете, результатов не добился. Не помогла и личная встреча с хозяйкой ее комнаты во время моего очередного приезда в Англию.

– Но вы все-таки чувствовали, что здесь что-то неладно? – спросила мисс Марпл.

Доктор кивнул.

– Сначала мне было стыдно за мои мысли, – сказал он. – Кого я пытаюсь заподозрить в совершении преступления – вполне порядочную, не лишенную привлекательности женщину? Я постарался, пока она оставалась на острове, общаться с ней как можно тактичнее.

Я помог ей уладить формальности с местными властями и сделал все, что сделал бы на моем месте любой англичанин для своего соотечественника за рубежом. И все-таки, несмотря на все мои старания, она, несомненно, чувствовала, что я отношусь к ней с подозрением, недолюбливаю ее.

– Сколько же еще времени она оставалась на острове? – поинтересовалась мисс Марпл.

– Я думаю, недели две. Дней через десять после похорон мисс Даррант она отправилась обратно в Англию. Потрясение было настолько сильным, что она не смогла остаться на зиму, как раньше намечала. Так она, по крайней мере, говорила.

– Она действительно была очень расстроена? – спросила мисс Марпл.

Доктор задумался.

– Пожалуй, по внешнему виду этого сказать было нельзя, – осторожно ответил он.

– А вы не заметили, не располнела ли она немного? – допытывалась мисс Марпл.

– Это интересный вопрос… Дайте подумать… Припоминаю… Возможно, вы правы. Да, можно сказать, она немножко пополнела.

– Какой ужас! – вздрогнув, сказала Джейн Хелльер. – Это все равно что располнеть от крови своей жертвы.

– Однако, с другой стороны, я, может быть, и не вполне справедлив по отношению к ней, – продолжал доктор Ллойд. – Перед отъездом она все же сделала попытку поделиться со мной тем, что могло бы в корне изменить ситуацию. Вероятно, совесть просыпается довольно медленно, и требуется определенное время, чтобы осознать содеянное.

Вечером, накануне отъезда с Канарских островов, она попросила меня зайти к ней. Она от всей души поблагодарила меня за помощь. Я, разумеется, сказал, что на моем месте так поступил бы каждый порядочный человек.

Немного помолчав, мисс Бартон спросила:

«Как вы считаете, можно ли оправдать того, кто сам, собственными руками вершит правосудие?»

Я ответил, что вопрос это сложный, но вообще-то я считаю, что нельзя. Закон есть закон, и мы должны чтить его.

«Даже если закон бессилен?»

«Я не совсем вас понимаю».

«Это трудно объяснить. Но вот если человек из благих намерений вынужден совершить такое, что расценивается как противозаконное действие, даже преступление…»

Я заметил, что, вероятно, многие преступники оправдывают свои действия таким образом.

Она вся сжалась.

«Это ужасно, ужасно», – пробормотала она.

Успокоившись, она попросила у меня снотворного, поскольку с тех пор не могла нормально спать.

«Все от этого страшного потрясения», – добавила она.

«Только от этого? И ничто другое вас не беспокоит? Больше вы ни о чем не задумываетесь?»

«О чем я еще могу задумываться?» – зло переспросила она, с подозрением взглянув на меня.

«Иногда причиной бессонницы бывает беспокойство», – невозмутимо пояснил я.

Она молчала. И вдруг спросила:

«Вы имеете в виду беспокойство о предстоящем или беспокойство о прошедшем, которого уже не изменишь?»

«И то и другое».

«Разве вернешь теперь? Нет смысла печалиться о прошлом. О-о, это бесполезно! Лучше не думать. Не думать».

Я выписал ей легкое снотворное и попрощался. По дороге домой я все время размышлял над ее словами: «Разве вернешь…» Кого? Или что?

Я считаю, что этот наш последний разговор в некоторой степени подготовил меня к заключительной встрече. Разумеется, я не предвидел такой развязки, но, когда она произошла, для меня она не оказалась такой уж неожиданностью.

Тогда Мэри Бартон произвела на меня впечатление не раскаивающейся грешницы, а женщины с убеждениями, которая действует в соответствии с ними и будет тверда, пока верит в них. И все же мне показалось, что тот разговор посеял в душе Мэри Бартон сомнения в своей правоте и что ее слова свидетельствовали о слабых признаках мучительного процесса переоценки ценностей и угрызений совести.

Прошло немного времени, и я узнал из газет следующее. В Корнуолле в конце марта в небольшом местечке, еще довольно безлюдном в это время года, в гостинице проживала некая дама по имени мисс Бартон. Бросалось в глаза ее странное поведение. Каждую ночь она бродила по комнате, разговаривая сама с собой, не давая спать соседям. Однажды она явилась к викарию и призналась, что совершила преступление. Затем она неожиданно встала и сказала, что зайдет в другой раз. Викарий посчитал, что она немного не в себе, и не принял всерьез ее слов.

На следующее утро мисс Бартон исчезла. В ее номере нашли адресованную коронеру записку следующего содержания:

«Вчера я попыталась рассказать все викарию, признаться ему во всем, но мне не позволили. Она мне не разрешила. Это можно исправить только одним способом – уйти из жизни. Жизнь за жизнь; я должна окончить свою жизнь так же, как это случилось с ней. Я тоже должна исчезнуть в морской пучине.

Я считала, что обстоятельства оправдают меня, но теперь понимаю, что ошиблась. Если я хочу получить прощение Эми, я должна последовать за ней. В моей смерти прошу никого не винить.

Мэри Бартон».

Ее одежду нашли на берегу в дальней пещере. Решили, что она разделась и заплыла далеко в море, где было очень опасное, стремительное течение.

Тела не нашли. Спустя некоторое время Мэри Бартон была признана умершей. Женщина она была богатая, и, поскольку умерла без завещания, все ее состояние перешло ближайшим родственникам – семье двоюродной сестры, проживающей в Австралии. В газетах ее смерть прямо связывали с трагедией на Канарских островах. Считалось, что на ее психику сильно подействовала гибель мисс Даррант. Заключение о причине смерти Мэри Бартон было типичным для таких случаев: самоубийство на почве временного расстройства рассудка.

Такова трагедия Эйми Даррант и Мэри Бартон. И здесь занавес опускается.

Воцарилась тишина, которую нарушил возглас Джейн Хелльер:

– Нельзя же останавливаться на самом интересном месте! Продолжайте, доктор.

– Видите ли, мисс Хелльер, это не рассказ с продолжением, это сама жизнь. И сама жизнь выбирает, где ей остановиться.

– Но я хочу знать продолжение, – запротестовала Джейн.

– Тут уж нам самим придется пошевелить мозгами, мисс Хелльер, – вступил в разговор сэр Генри. – Нам надо решить загадку доктора Ллойда: почему Мэри Бартон убила свою компаньонку?

– О да, у нее могла быть масса причин, – живо откликнулась Джейн Хелльер. – Да мало ли что… Например, она могла просто разозлить ее или, скажем, из ревности. Правда, доктор Ллойд не упомянул ни одного мужчины. Но сами понимаете… пароход… Всем известно, что такое морские путешествия…