— Я знаю одно: вонь в моей камере стала в десять раз противней с тех пор, как ты, пес, сюда явился. Может быть, потому, что ты жрешь дерьмо?

Лемпариус больше не улыбался, и взгляд его стал мрачен. Он уже хотел подойти к Конану. Киммериец слегка передвинулся на скамье, чтобы ловчее прыгнуть.

Но Лемпариус остановился и снова хмыкнул.

— Ха, но я еще не слаб мозгами, чтобы купиться на такой дешевый трюк! Тебе придется придумать что-нибудь другое. Смотри сюда, варвар!

Лемпариус поднял руку. Один из его спутников вышел вперед и встал рядом с сенатором. У этого человека был арбалет, и болт с крюком на конце был направлен прямо в сердце Конана. Лемпариус сделал второй знак. Еще один человек, вооруженный так же, как и первый, встал рядом. Постепенно тут станет очень тесно, подумал Конан.

— Далиус, он стоит слева, мастер стрельбы из арбалета, лучший во всей Коринфии. Может с десяти шагов пригвоздить к стене голову. На этом расстоянии мне достаточно произнести словечко «правый» или «левый», чтобы указать, какой из двух глаз пробить, если потребуется пригвоздить к стене твою голову.

Лемпариус помолчал несколько секунд, чтобы дать Конану возможность понять его правильно. Потом кивнул на второго стрелка:

— Карлинос пришел ко мне из Бритунии, где он был лучшим в своем деле. Хотя он не столь же меток, сколь Далиус, но вполне может с ним сравниться. Второй твой глаз будет пробит прежде, чем первый болт скроется в стене.

Конан развязно откинулся на лавке и вполголоса рассмеялся.

Было совершенно очевидно, что Лемпариус хотел заполучить его живым при любых обстоятельствах. Конан ничего не знал о планах этого человека, но он был уверен в том, что смерть варвара в расчеты сенатора не входит. Во всяком случае, пока не входит.

Позади стрелков послышался женский голос:

— Вот он!

Вместе с голосом в камеру ворвался аромат экзотической косметики. Запах и голос вызвали в памяти Конана воспоминание, и он сразу сообразил, где впервые слышал их: в харчевне! Это была та женщина, что наводила на него чары. Во имя Крома! Что здесь происходит, в конце концов?

Услышав женский голос, Лемпариус слегка отклонился в сторону, и Конан мгновенно увидел свой шанс, который заключался в том, что арбалетчики не станут стрелять без прямого приказания. Киммериец рванулся вперед. У него было мало надежды придушить Лемпариуса до того, как его добьют стражники, но радость врезать ему от души искупала все опасности, сопряженные с такой попыткой. Изо всех сил Конан лягнул его между ног. Сенатор побелел и застонал. Это киммериец еще успел заметить. Потом он снова погрузился в клубы красного тумана.

— …Я собственными руками вырву его сердце!

— Нет! Теперь он принадлежит мне. Ты его мне подарил.

Конан не мог еще ясно видеть, но слышал он хорошо. Он бы вскочил, если бы в тот же миг ему не пришли на ум кое-какие соображения. Он лежал теперь не на лавке в вонючей камере, а на мягкой постели. Может быть, пока его считают бесчувственным, он подслушает нечто такое, что пригодится ему в дальнейшем? Да и кроме того, он был связан мягкими, но прочными веревками. Поэтому киммериец притворился спящим, а сам начал внимать разговору.

— …вышел на него? — Это был голос женщины, которую сенатор называл Дювулой.

— Да так… Один забавный чудак по имени Логанаро явился ко мне с предложением продать варвара за порядочную сумму.

А это говорил Лемпариус. Имя… Где он слышал это имя? Логанаро… Ах да, тот толстый хорек, которого он встретил в безвестном трактире по ту сторону перевала!

Дювула спросила:

— Почему же он это сделал? Какую пользу ты собирался извлечь из варвара?

Конан не мог видеть лица женщины, но не почувствовать ее ярость было невозможно.

— Никакой. Но Логанаро упомянул, что ты заинтересовалась этим дикарем. Я хотел взять его для тебя — из чистой любезности,

— Любезность. Понимаю. И что же ты хотел у меня потребовать в обмен на эту… любезность?

— Дорогая Дювула, давай не будем изображать из себя торгашей. Ты абсолютно ничего мне не должна за этого болвана.

Возникла пауза. Конан размышлял, можно ли ему приоткрыть глаза. Он решился на это, но увидел только несколько розовых подушек, которые скрывали от него собеседников. Хотелось, конечно, пошевелиться, но вряд ли это будет умно. Он проверил путы: они держали прочно.

Снова заговорил Лемпариус:

— Вспомни, как у нас с тобой было раньше, бесценная моя!

— Ты отлично знаешь, что все кончено навсегда. Я больше не… дружу с мужчинами из племени людей.

— Но я изменил себя, Дювула! Теперь я сильнее, чем прежде.

Женщина засмеялась.

— Не считаешь ли ты мои способности настолько ограниченными, что надеешься открыть для меня что-то новенькое?

— Любовь моя, я ни в коем случае не хотел унизить твою божественную силу. Я только хотел объяснить, что добился новой мужской энергии, используя определенную… животную силу, которой прежде у меня не было.

Дювула опять засмеялась.

— Я уверена, что тебе далеко до моего Принца. Бьюсь об заклад.

— Возможно! Возможно! — Лемпариус понизил голос. — Я действительно смог бы удовлетворить тебя, любовь моя, Я это докажу, если ты только дашь мне такую возможность.

— Я знаю мужчин, таких, как ты, Лемпариус, и подозреваю, что ты обещаешь куда больше, чем можешь дать.

— Но один шанс, Дювула! Ты ничего не потеряешь, если позволишь мне доказать… мои способности. Если я обману твои ожидания, у тебя останется этот мешок мышц для твоего Принца. И если… нет, никаких «если». После того, как я докажу тебе, тебе уже не потребуется никакой Принц.

И снова повисло молчание. На этот раз более продолжительное. Конан попытался немного поменять положение, чтобы ему было лучше видно, но розовая подушка размером с кобылу намертво загораживала от него комнату.

— То, что ты говоришь, не совсем лишено смысла, Лемпариус, — сказала Дювула и после краткой паузы завершила: — Ну, хорошо! Давай, демонстрируй свои выдающиеся таланты!

— Здесь? Сейчас?

— Почему бы и нет? Твои люди так отделали этого варвара, что он будет спать еще целый день. А если он проснется, пусть поглядит, мне это не помешает. А что, у тебя это вызовет затруднения?

Лемпариус рассмеялся, но смех его прозвучал натянуто. ;

— Никаких, — сказал он. — Приступим!

До острого слуха Конана донеслось шуршание одежды. Он тут же использовал подвернувшуюся возможность и еще немного подвинулся: теперь он видел деревянную колонну и кусок балдахина, который, несомненно, относился к роскошной постели, на которой и лежал пленник. Спасибо хоть руки они связали ему так, что он мог дотянуться до веревок зубами. Медленно и осторожно поднес он руки к лицу, пока шелковый шнур не коснулся его губ. Он принялся жевать шелк. Ему стало ясно, что жевать придется еще долго.

— Чтоб Сэт унес этого проклятого варвара! — громко произнес Лемпариус.

— Что, Лемпариус, проблемы? — Голос Дювулы был сладок, как березовый сок по весне.

— Да ты же видишь! Я ранен! Этот подонок пнул меня ногой! Я… у меня адские боли в… если я попытаюсь…

— Какая досада! — перебила его Дювула. — Вот и ответ на все твои поползновения, а заодно и характеристика твоей «животной силы».

— Это не может считаться настоящим испытанием, Дювула!' Ты должна дать мне время оправиться от ран!

— Я должна? — Женщина рассмеялась. — Ну, положим, пару дней я могу еще подождать, пока мой Принц Копья не проснется к жизни. Я даю тебе три вечера, Лемпариус. Возможно, до тех пор мои капризы удовлетворит варвар.

— Ты издеваешься!

— О нет, Лемпариус, никогда. Просто у меня хорошее настроение. А варвар и в самом деле храбрый мужчина. Его сердце будет биться для меня в груди моего Принца. А до того я великодушно дарю тебе и ему три дня.

Конан услышал достаточно. Итак, он будет принесен в жертву какому-то гнусному магическому ритуалу! Он резко сел. Рядом с ним в постели покоился мертвый (или бесчувственный) черный человек героических пропорций.