Алексей взвыл от бессилия. Разрыдался в голос. Он кричал, выл, скулил и бился под мощной тушей чужака. Рвался к краю, к обрыву, в вечность. В несуществование. В небытие без боли и тоски. А приятный голос с хрипотцой шептал какие-то глупые, ненужные, лишние слова. Что-то успокаивающее, доброе, нежное, ласковое и, кажется, даже пошлое. Так неуместно пошло звучали эти «зайчик», «лапушка». Глупо, неприятно, никчемно. Но сам голос мягко обволакивал вязким густым туманом. Запутывал, успокаивал, лишал ярости, отнимал волю, погружал в тупое усталое оцепенение. Тушил огонь в скрученных мышцах. Заставлял тело обмякать. Превращал судорогу в крупную дрожь.

- Ну что ты, маленький. Не надо так. Всё хорошо. Слышишь? Всё хорошо.

Алексей безвольно лежал, тяжело дыша. Обессиленный собственной истерикой, вымотанный бессмысленной борьбой. Разбитый и рассыпанный по хрустящему железу осколками сознания. Прижатый незнакомцем к ребристому покрытию.

- Ну? Всё? Полежи так, ладно? Курить охота, хоть сдохни… Тьфу! Извини, - Мужчина отодвинулся, давая, наконец, свободно вдохнуть. Вытащил из кармана пачку сигарет и чуть не уронил. Выловил из другого громоздкую бензиновую зажигалку и нервно закурил.

Зажигалка на несколько секунд высветила его лицо до чётких линий. До сеточки мелких морщинок в уголках глаз. Такой человек, наверное, должен много и легко улыбаться. Или это заблуждение? Обычное такое лицо с крупными чертами. Не красавец. Не урод. Пальцы и губы заметно дрожали, от чего огонёк сигареты трепетал испуганным светлячком. Крупные толстые пальцы в странных мозолях. И такие полные губы с суховатой кожицей. Резко очерченная верхняя. Надтреснутая посередине нижняя...

- Полежи, ладно? Дай передохнуть. Сигануть я тебе всё равно не дам. Смирись, - то ли сообщал, то ли упрашивал мужчина между частыми нервными затяжками.

- Тебе-то какое дело? – спросил Алексей бесцветным тусклым голосом, - Что тебе от меня нужно?

- А я Бэтмена не люблю. С детства. Я в него не верю. С детства, ага. Поелику в каждом из нас живёт СВОЙ супергерой. К сожалению, в большинстве случаев это Человек-Долбоёб.

Окурок по широкой дуге полетел вниз, рассыпая вокруг себя фейерверк горячих искр.

- Очень смешно.

- Ну знаешь… Мне вот как-то тоже не шибко весело! Я сюда пришел отдохнуть от суеты, закатом полюбоваться, пивка выпить… А не спасать долбоёбов!

- А кто тебя просил спасать?! Маньяк! Супергерой ёбаный!– Алексей резко сел и схватился за гудящую голову. Сжал между пальцев спутанные светлые пряди волос и дернул. До острой боли, до слез.

- Я сейчас из тебя ёбаного сделаю, птичка-невеличка! Курица, бля! Пингвин больной! Летун недоделанный!

- Да пошёл ты, - парень уронил руки, и они с глухим стуком упали по бокам от него. Воздух входил в легкие неровными рваными клочьями.

- Пиво будешь? – неожиданно миролюбиво предложил этот неандерталец.

- Буду, - согласился Алексей, принципиально непьющий, тем более такой «плебейский» напиток.

Три бутылки пива Lowenbrau (это место для вашей рекламы) обнаружились тут же, возле граффити «Цой жив!» и припиской другой рукой «но Элвис начал первым». Коротко пшикнула крышка и джиннистый дымок потянулся из горлышка.

- Как тебя зовут? – спросил «маньяк», передавая бутылку и надёжно смыкая на ней всё ещё слабые пальцы парня. Убедившись, что эта бутылка не упадет, открыл вторую.

- Алексей.

- Лёшка значит.

Алексей чуть скривился от такой фамильярности.

- А я Степан. Из районных великанов самый главный великан.

Парень окинул фигуру Стёпы оценивающим взглядом и кивнул. Точно великан. Крупный. Высоченный, даже в сидячем положении. Широкий в плечах. Да и вообще… внушительный, как глыба. А грубоватые черты какого-то простого, обыкновенного лица вписывались в совокупность образа рубахи-парня, этакого работяги. Вот только голос выбивался из общего стиля. Степан ему не подходил совсем. Именно так: он не подходил голосу, а не голос ему. Потому что голос каким-то образом словно выступал впереди, на ведущих позициях, а всё остальное прилагалось.

- Дядя Стёпа-великан отсосал подъёмный кран! - с выражением продекламировал Степан и загоготал.

- Потрясающе, - буркнул Алексей и отодвинулся.

- Ты ничего не понимаешь в поэзии, - обиделся великан.

Снова сидели молча. Пили пиво, любовались. Казалось, город перемигивался огнями. Но это не так, в нём каждый огонек мигает отдельно. Сам по себе. Сам для себя. А всё остальное - иллюзия совпадений. И что делать, если сам себе ты не нужен? Тешить себя иллюзией того, что ты живёшь не один, среди людей? Среди людей. В центре толпы. Равнодушной, в сущности, толпы.

Все толпы, по сути, равнодушны к отдельным единицам. У толпы может быть единый порыв, и даже единая душа, в которую сливаются отдельные души в этом порыве. Но это делает её ещё более равнодушной и безликой, как всё, лишенное индивидуальности. Страшной. Человек всегда один. Даже среди людей. Даже когда не одинок. Неизбежно. Общность – временная иллюзия, утешение, самообман. Как в промозглой холодной тьме жмутся друг к другу искорки, в надежде обрести чуть больше тепла и света. Ещё хоть каплю жизни. Той невероятной, неописуемой субстанции, которой всегда не хватает в Городе. Её там очень мало, а жителей так много. Не хватает на всех. Не хватает. Вот и появляются энергетические вампиры, их распотрошённые, выжатые жертвы, и замкнутые в себе волки, лишённые жизни. Не живущие. Воющие на луну. Рассыпающиеся на личности внутри себя.

Уже не было храмовой таинственности зари, не пугали немые крыши. Алексею впервые понравился вкус пива, и он решил, что разгадал его секрет. Пиво надо пить будучи уставшим и голодным, умирающим от жажды, и тогда этот напиток божественен. А ещё он подумал, что ещё ни с кем так не молчал. Так просто. Так комфортно. В душе царила странная чистая опустошенность. Освобождённость. Проветренность. Штиль после бури. И не царапнуло неуместностью, когда Стёпа запел. Запел очень тихо, но ни один звук от этого не терялся. Запел давно знакомую песню, непривычно, в какой-то невозможной джазовой манере.

Давайте делать паузы в словах,

Произнося и умолкая снова,

Чтоб лучше отдавалось в головах

Значенье вышесказанного слова.

Давайте делать паузы в словах.

Казалось, его голос растекался в потемневшем воздухе. Сливался с ним. Переговаривался с небом. С низкими тучами над головой.

Давайте делать паузы в пути,

Смотреть вокруг внимательно и строго,

Чтобы случайно дважды не пройти

Одной и той неверною дорогой.

Давайте делать паузы в пути.

Алексей слушал завороженно. Как притчу, как внезапное откровение. Ловил каждое слово.

Давайте делать просто тишину,

Мы слишком любим собственные речи,

И из-за них не слышно никому

Своих друзей на самой близкой встрече,

Давайте делать просто тишину.

Что-то всколыхнулось внутри. Что-то правильное и неопределённое. Где-то на границе сознания родилось что-то новое. Или ещё только хотело родиться.

И мы увидим в этой тишине

Как далеко мы были друг от друга,

Как думали, что мчимся на коне,

А сами просто бегали по кругу.

А думали, что мчимся на коне.

По кругу. Всегда по кругу. А можно ли иначе? Умеет ли хоть кто-нибудь иначе? Алексею казалось, что он и не знает никого, способного вырваться из круга.

Как верили, что главное придёт,

Себя считали кем-то из немногих

И ждали, что вот-вот произойдет

Счастливый поворот твоей дороги.

Судьбы твоей счастливый поворот.

Да, а кто не ждет, тот не надеется. А кто не надеется, тот уже мертв. Заживо мертв.