— Зовет. Это правда. Но я не прощаю ему измену. И хватит об этом… А во второй раз мы ездили с Леночкой в Ялту в 1984 году, ей было пятнадцать лет. Мы снимали такую чудную комнатку, ближе к Мисхору. Андрея как раз забрали весной в армию, и она очень скучала по нему. А все соседские мальчишки были влюблены в нее, то и дело подбрасывали записочки, смешные такие: «Лена, я люблю тебя. Я не могу без тебя жить. Приходи к пяти часам в парк к фонтану.» Но она не ходила на свидания, она была такая грустная, серьезная. Совсем как взрослая женщина, которая ждет мужа из армии… А Андрей служил у черта на рогах, на Дальнем Востоке. Да… кто же тогда мог предположить, что их жизнь закончится именно здесь, в Ялте, и так страшно… Как же причудливы перипетии судьбы, а, Павел Николаевич?

— М-м-м-да…, — промычал нечто нечленораздельное Николаев, потрясенный этим безмерным человеческим горем. Чем он её мог утешить?

Чрез стеклянное окно кафе они увидели Кирилла в бежевом кашемировом пальто, мрачно слонявшемуся около гостиницы и беспрестанно курившему.

— Да…, — внимательно поглядела на Николаева Вера Георгиевна. — Вы, случайно, не подозреваете его в организации этого убийства?

— …Я не могу ответить на этот вопрос, я веду следствие, и здесь есть определенные законы…

— Понимаю, понимаю, но ведь я не просто так спрашиваю. Вы ведь знаете, я не люблю Кирилла, но справедливость прежде всего. Так вот, Кирилл каждый божий день приходил ко мне и требовал, чтобы я сказала ему, где Лена. Он подозревал, что я это знаю. Еще позавчера вечером у меня дома произошла совершенно дикая сцена. Он орал, бросался на меня с кулаками, говорил, что я помогла им, потворствовала их разврату, потому что всю жизнь ненавидела его. Он даже говорил в своем гневе какие-то странные вещи о том, что Лена и Андрей ограбили его семью. Я просто не поняла, что он, собственно, имеет в виду. По-моему, не то, что Андрей присвоил себе деньги их разорившейся фирмы. Что-то он такое говорил, что они чуть ли не ограбили их квартиру. А я рассказываю вам про это для того, чтобы вы знали — Кирилл к этому кошмару отношения не имеет.

… Вера Георгиевна пошла к себе в номер, а Николаев зашел в ресторан и показал официантам фотографии Лены и Андрея.

— Были, точно были, — возбудился черненький вертлявый официант. — Были позавчера, как раз моя смена. Очень красивая девушка. Они сидели вот за тем столиком и замечательный заказ сделали. Хорошо посидели. Красивая пара… Приятно, знаете, было на них смотреть. Сейчас в рестораны ходит, в основном, публика, так сказать, специфическая, так и ждешь, что пальба начнется, разборки всякие. А эти так тихо-мирно сидели, потом пошли танцевать.

— Сидели допоздна?

— Да, до самого закрытия. Последними выходили.

— Ладно, большое вам спасибо.

— Всегда готов. А что, — вдруг спросил официант. — Не те ли это самые, которых ночью…

Николаев многозначительно промолчал.

— Боже мой, боже мой, а я как-то сразу и не понял… Ай, ай, ай… Какие красивые ребята…

— Они все время сидели одни? К ним никто не подходил?

— Несколько раз подходили мужики приглашать даму на танец. Но она ни с кем не пошла. Но парень вел себя вежливо, улыбался всем, а то сейчас в ресторане и такое бывает — откажешь кому-нибудь, а тот пушку из кармана и бабах… Без слов, так сказать. Крутейшее время… Да, вот ещё — старичок один к ним подходил. Подсел к ним. Они долго разговаривали. Я этого старичка знаю — богатый старик… Ходит в дранье, но знаю — скупает старинные драгоценности. Впрочем, я лично этого не видел, но так люди говорят.

— Как можно найти этого старичка?

— Он живет где-то около Дома-музея Чехова. Зовут его Исаак Борисович. Посидел он недолго с ними и встал из-за стола очень недовольный, пожал эдак плечами и ворчал все время, пока к выходу шел…

Из номера Николаев позвонил Клементьеву.

— Исаак Борисович? Знаю, конечно. В ювелирных делах знает толк. Съездим к нему?

— И немедленно.

… Исаак Борисович долго рассматривал документы Николаева и Клементьева. Потом, наконец, впустил их в свой дом.

Николаев и Клементьев сели в засаленные кресла, стоявшие по углам маленькой комнаты. Над круглым столом висел огромный старинный абажур. На столе лежали какие-то старинные книги.

— Без предисловий, господа, — сказал Исаак Борисович. — У меня высокое давление, и я не люблю всяких стрессов. Мне идет семьдесят шестой год. Я знаю, за чем вы пришли. Наш маленький прекрасный город полнится слухами быстро. Ужасно…У-жас-но… Их убили в ту же ночь. Но я их не убивал. Этот несчастный молодой человек принес мне на днях старинный перстень с большим бриллиантом. Тут ходит слушок, что я имею деньги для покупки таких вещей. А я не могу купить себе элементарных лекарств. У меня букет болезней — я это ходячая медицинская энциклопедия. Стенокардия, бронхит, колит, геморрой, тромбофлебит — он принялся зажимать пальцы на руках. — А мое пенсии хватает лишь на корвалол и геморроидальные свечи. А этот бриллиантик с ходу бы потянул на несколько штук зелененьких бумажек, которые все так любят. А, вообще-то, он стоит гораздо дороже, колечко-то века эдак восемнадцатого. Его, наверное, носила какая-нибудь княгиня… Молодой человек принес мне это кольцо сюда, домой и попросил оценить его. Я так примерно в общих чертах оценил, но сказал, что я никак не в состоянии сделать такую, с позволения сказать, покупку. А потом он мне сделал странное предложение. Заявил, что он продаст мне его значительно дешевле, ну прямо ощутимо значительно дешевле. И предложил приехать в ресторан «Ялта». А у меня есть связи. Я подзаработать решил. Я бы продал его одному, как это говорится, крутому… Он купил бы, мои рекомендации для него гарантии. Я иногда подрабатываю консультациями по камням. Платят только гроши, они такие скряги, эти новые русские, новые украинцы. Но… перепадает. А тут… все накопления хотел отдать за этот камешек. Конечно, я подозревал, что колечко краденое, но… деньги нужны, врать не буду, у меня жена не вылезает из больницы, она почти недвижима, господа… Так вот, я явился в ресторан, а он заявил мне, что продавать не будет, что он нашел другого, более выгодного покупателя. Вот и все. Что с ним и с его дамой сделал этот покупатель, вы и сами прекрасно знаете. Жадность, как говорится, фраера сгубила, экскюзе муа за мой цинизм.

— Спасибо вам, Исаак Борисович. Но, вообще-то, надо в вашем возрасте быть поосторожнее, — посоветовал Николаев.

— Вы будьте осторожны в своем возрасте! — вдруг взорвался Исаак Борисович. — А мне бояться нечего! Я немецкую оккупацию пережил и жив остался! А потом ещё надул медицинскую комиссию и повоевал-таки годик, получил, так сказать, скромную моральную компенсацию за убитых в Житомире родителей, братика и сестричку. Я в Вене войну кончил, под вальсы, так сказать, Штрауса. А государство мне за это дало пенсию, вот такую…, — Он сложил пальцами кукиш и показал гостям. — И никто не станет сажать старого еврея за скупку краденого, дороже обойдется! Вы ещё имеете мне что-нибудь сказать?

Николаев и Клементьев больше не имели ничего сказать и откланялись под гневные взгляды Исаака Борисовича.

Далее события развивались довольно стремительно. В милицию позвонил неизвестный и сообщил, что знает место, где жили Лена и Полещук. Из милиции позвонили в машину Клементьеву.

— Никитский ботанический сад, — сказал Клементьев. — Они там снимали дом.

… Одинокий домик недалеко от берега моря. Вокруг на большом расстоянии никаких строений. Искать в кромешной тьме оказалось довольно трудно, они плутали на машине ещё с полчаса, пока, наконец, не поняли, о каком доме говорил неизвестный. Свет в доме не горел, и издалека его просто не было видно. Со всех сторон росли деревья, так что летом этот домик было бы вообще невозможно найти.

Дверь была заперта. Пришлось взламывать. Зажгли свет — две маленькие комнаты, разбросанные мужские и женские вещи, запах хороших духов, туалетные принадлежности… В холодильнике изрядный запас продуктов — мясо, овощи, фрукты, сыр, ветчина, бутылка вина, несколько бутылок пива…