— Мы должны добиться вскрытия могилы Лены Воропаевой, — загробным голосом произнес Николаев.
— Да кто тебе это разрешит, глупый ты человек? Какие у тебя есть основания? Рассказ Левки нигде не запротоколирован, все это мои словеса и домыслы. И чтобы так просто раскопать могилу дочери мэра целого города, государственного человека? Да ни в жизнь! Так что это тебе так, для души. Заело меня просто все это, я и мотался к этому Левке, знал, что кроме него никто нам свет на это дело не прольет. Для проверки его слов я, кстати, съездил и в Феодосию, нашел девчат, с которыми Галя в общежитии жила, пока ей комнату не дали — подтвердили они и про родинку и про пятнышко на левом колене.
— Странно только, что они не уничтожили этого Левку сразу после того, как он выдал им информацию про Галю, — заметил Николаев. — Не любят они живых свидетелей…
— Странновато и мне, но один правдоподобный ответ я на этот вопрос имею. Джентльмен этот уголовного вида, с которым говорил Левка очень напомнил мне своей внешностью одного братана, специалиста по щекотливым вопросам, исчезнувшего неизвестно куда в марте того же года. И думается мне, что исчез он из машины «Жигули» темно-синего цвета, обнаруженной на обочине у дороги километрах в семи от места убийства Кирилла. Все концы когда-нибудь должны сходиться, я так полагаю. А ещё ходил слушок, правда, непроверенный, будто в те дни в Ялте видели Палого, довольно опытного киллера, в последнее время обитающего где-то под Новосибирском. Чуешь, откуда ветер дует, а, Павел Николаевич? Так вот, исчез этот джентльмен с лица земли, а хозяева решили больше никого в это дело не посвящать и не марать руки о ханыгу-сторожа. Не до него, словом, было. Галю убили, изуродовали ей до неузнаваемости лицо, подбросили рядом с Полещуком вместо Лены, а этого Левку оставили в покое. А тут кто-то ляпнул, что я Левкой сильно интересуюсь, может быть, и тот крутой, которого я в оборот взял. Не мог же я ему сказать, что деньги беру себе, как взятку за свою услугу. Вот я в общих чертах и объяснил ему, для кого деньги беру. А там народ тертый, и телеграф быстро работает… Так что, Левке теперь водочку разве что на том свете нальют, да и то навряд ли…
— А где же Лена? — тупо спросил Николаев.
Клементьев расхохотался в трубку.
— Ты уж слишком много от меня хочешь узнать, Павел Николаевич. Сам ведь знаешь, у кого про это надо спрашивать. И про местонахождение Лены и про сокровища. Только сомневаюсь, чтобы эта личность тебе что-нибудь ответила. Личность суровая, лютая. Сумеешь добиться вскрытия могилы и экспертизы — будешь великим человеком, но я и в этом сильно сомневаюсь… Ладно, пока..
— А ведь ты тогда догадался, — вспомнил его слова Николаев. — Что же ты тогда молчал, Григорий Петрович?
— Во-первых, фактов не было, одни догадки, во-вторых, больно уж здорово сыграли они эту сцену в мертвецкой, а в-третьих…, — вздохнул Клементьев. — дурак я, что тогда шум не поднял… Все! — И положил трубку.
… Бледное изможденное лицо Веры Георгиевны стояло перед глазами Николаева как навязчивый кошмар. В ушах звучали её слова о гордости, порядочности, о чувстве собственного достоинства. Вспомнилось опознание трупа убитой женщины в Ялте, когда она бросалась перед этим трупом на колени и целовала родимое пятнышко на ноге. На чьей ноге? На ноге девушки, которую зверски убили при её же участии? Но каком участии? Какую роль она играла во всей этой истории? Кто главное действующее лицо этой трагедии во многих актах? Будет ли эпилог? Как подступиться к ней? Только вскрытие могилы, других путей он пока не видел… Ведь уничтожены все свидетели, все исполнители, никого не оставили в живых…
Николаев включил телевизор. Передавали новости, они подходили к концу, шли новости культуры.
«В Париже западный коллекционер, пожелавший остаться неизвестным, приобрел у гражданина России несколько до того неизвестных полотен Ван Гога. Подлинность картин установлена. Цена приобретения не называется, но полагают, что речь идет о нескольких миллионах долларов. Кроме того, коллекционер купил подлинные письма Екатерины Второй и неизвестные рукописи Пушкина», — говорила дикторша.
Николаев выключил телевизор и бросился к своему «Жигуленку», на ходу накидывая пиджак.
Ехать было недалеко. Он остановил машину около подъезда и поднялся наверх. Позвонил. Открыл незнакомый мужчина.
— Здравствуйте. Мне Веру Георгиевну.
— А она тут больше не живет. Она нам продала квартиру. Мы с детьми разменялись.
— А она где?
— Вера Георгиевна в Южносибирск уехала к мужу. Ей теперь такая квартира не нужна. У неё теперь там, небось, особняк с прислугами, бассейнами. Муж-то её, Верещагин, мэр города, а городок у них сильно нефтью богатый. Не слыхали? Теперь они там сумасшедшие деньги сделают, так что здесь её не ищите…
Николаев не слушал. Он медленно спускался по лестнице. Вспомнились похороны на Востряковском кладбище, согбенная спина безутешной матери в стареньком холодном пальтишке. И роговые очки будущего мэра Верещагина. Как же он тогда смеялся в душе над доверчивым простофилей следователем…
… В конце мая Тамара и Верочка уехали путешествовать по Европе. Поездом до Праги, а потом — через Германию в Париж. Кольку оставили дома, очень уж плохи дела были у него в школе… Огромных трудов стоило Николаеву, чтобы заставить его закончить учебный год хотя бы на одни тройки.
Был Николаев и у прокурора. В связи с делами, которые он вел, он попросил дать санкцию на вскрытие могилы Лены Воропаевой на Востряковском кладбище для точного установления личности похороненной. Прокурор поглядел на Николаева, как на сумасшедшего.
— Вы в своем уме, Павел Николаевич? — спросил он. — Вы знаете, какую поддержку в высоких кругах имеет этот Верещагин? У него есть большие шансы в ближайшем будущем баллотироваться в губернаторы одной из областей Сибири. Через этого Верещагина делаются такие крупные дела… Ведь город Южносибирск богат нефтью и другими природными ресурсами. И если мы тронем такого человека, нам с вами не поздоровится.
— А каким образом стал мэром города мало кому известный директор завода? — спросил Николаев, хотя вовсе не желал задавать этот вопрос. — Ведь шансы у бывшего секретаря райкома Рахимбаева оценивались куда выше.
— Попал в струю, — лаконично ответил прокурор. — И ходили слухи, что он очень богат, этот Верещагин. То есть, начинал свою предвыборную кампанию с большими деньгами. А на чем он разбогател, никто не знает. На заводе, который он возглавлял года полтора, а до этого лет десять работал главным инженером, все чисто, документация в полном порядке, рабочие и инженеры довольны, Верещагина хвалят, как родного отца. Так что, забудьте про это, Павел Николаевич… Вы очень хороший следователь, умный и трудоспособный… Я слышал, что вас скоро должны представить к званию подполковника. Вами очень довольны, и особенно, кстати, в связи с раскрытием этого дела со взрывом и убийствами. Желаю успехов.
Николаев выходил из кабинета униженный и раздавленный. Все, чем он занимался второй год, было признано ненужным. Убийца четырех людей в машине, убийца Юркова и Мызина был найден, другой следователь доводил до победного конца дело об убийстве Лены Воропаевой и Андрея Полещука. И за все отвечал покойный Кирилл. Поубивал всех, хотел покончить с собой, но его застрелили на берегу моря с целью ограбления. Людей нет, и дел нет. Замкнутый круг.
…Числа десятого июня приехали Тамара с Верочкой. Николаев встречал их на Киевском вокзале. Они вышли из вагона веселые, переполненные впечатлениями.
— Ну как вы?
— Ой, Паш, сказка, — отвечала Тамара, целуя его. — Какой красивый город Прага! Больше всех мне понравился! И такой уютный, спокойный. А цены — все гораздо дешевле, чем у нас!
— Ну а Германия как? — спросил Николаев, заводя машину.
— Чисто, уютно, вылизано просто все. Все такие уверенные в себе, спокойные, радушные…
— А Париж? — Машина тронулась с места.
— Париж, Паш, сразу взглядом не окинешь и за такой короткий срок толком не оценишь. Есть что-то от нашего Ленинграда, но все равно это что-то ни с чем не сравнимое. Ну, Париж есть Париж, и этим все сказано. Были в Версале, на русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа. В Лувре два раза были, потом… Да, Паш, слушай. Что я тебе расскажу, ты не поверишь! Были мы на Вандомской площади, ездили смотреть Вандомскую колонну, обзорная экскурсия была по городу. Так вот — гуляем мы с Верой по площади, на ней снимался фильм «Фантомас», ну, самое начало, когда они ювелирный магазин грабят. Там на углу самый богатый отель в Париже, да чуть ли не во всей Европе, «Ритц» называется. Так вот. Подъезжает к этому самому «Ритцу» автомобиль. Черный «Мерседес», по-моему, шестисотый я, правда, плохо разбираюсь в этом, но все на него обратили внимание, и я обратила тоже. Так вот, останавливается этот «Мерседес» у дверей отеля, к нему швейцар подбегает, дверцы открывает. А из машины выходит, знаешь, кто?
