Судья удовлетворённо кивнул.

— Что ты скажешь на это? — обратился он к Айерену. — Готов ли ты следовать священному пути мудрецов и пророков, если суд предоставит тебе такую возможность?

— Я войду в Пещеру Света только вместе с моим народом. Ибо не себя пришёл я спасти, но всех идущих за мной.

— Хочу спросить достопочтенных жрецов Пещеры Света, был ли в истории случай, чтобы человек, приступающий к порогу священной Пещеры, был до того привлечён к императорскому суду?

Не говоря ни слова, жрецы отрицательно покачали седыми головами.

— Как известно, мудрейшие жрецы не бросают слов на ветер. И всё же им наверняка есть что сказать по существу дела.

В ответ, после некоторой паузы, с места поднялся Митлиранк — глава коллегии жрецов городских храмов. Это был высокий грузный старик с крупными, но не вульгарными чертами лица и большими, почти всё время слезящимися чёрными глазами.

— Я прошу высокий суд и всех присутствующих набраться терпения, ибо моя речь будет не столь краткой, — начал жрец негромким голосом. — Всем известно, что ещё в древние времена боги открыли великому Вэйниру план строительства особого храма, который надлежит возвести во дни сомнений и смущения духа людского. Всем также известно, что тайное знание о Храме Спасения было передано Вэйниром нам, жрецам. И все эти долгие века жрецы хранили это священное знание. Но вот день настал… — Голос Митлиранка немного сорвался. Чувствовалось, что он пребывает в сильнейшем волнении. — Сейчас я открою… я должен открыть вам тайное знание. Таково решение Совета Жрецов. Жрецов храмов и жрецов Пещеры Света. И это имеет прямое отношение к делу Айерена из Тандекара, прозванного Фервурдом.

Все знают, что алтарь древнее храма. Ещё не научившись возводить стены, люди ставили в отмеченных местах алтари из неотёсанных камней и, созерцая творение богов, соединяли на алтаре как в центре мира силы Земли и Неба, стихии четырёх сторон света и собирали воедино распадающийся мир. А затем, дабы собранная упорядоченность мировых стихий обрела устойчивость и силу, вокруг алтаря стали возводить стены, и четыре угла священного дома смыкались с кругом небосвода. Но между бесконечным кругом небес и четырёхугольником земли есть ещё и третье — человек, соединяющий воедино первоначала вселенной.

Жрец перевёл дух и обвёл глазами притихший зал. Единственным человеком, кто не смотрел в это время на него, был подсудимый — Айерен из Тандекара. Опустив голову, он смотрел себе под ноги.

— И вот что завещал нам Вэйнир, — продолжил Митлиранк. — «Когда сердца людские дрогнут, когда не услышат их молитв боги, когда не найдут люди утешения ни у ближних, ни у дальних своих, когда распадётся мир на добрую и злую половины и ничто, кроме этих половин, не станет быть, — придёт время великой жертвы». Таковы были слова Вэйнира. А дальше он передал жрецам тайное знание о великой жертве и об алтаре Храма Спасения. Всякий алтарь есть символ божественного первочеловека, приносимого в жертву высшим силам во имя преображения мира. Он есть всеобщее бытие, приносимое в жертву и воплощаемое в мировом порядке, кристальный образ которого и есть сам храм. От духовного первочеловека, сущности всего сущего, рождается космический разум, а от него и первый человек в его телесной форме. И всякий алтарь возводится так, будто в нём замурован «золотой человек» — первожертва божественным силам. Его голова обращена к востоку, ноги — к западу, а руки и ноги касаются северо-восточного и юго-восточного углов алтаря. Сторона же основания алтаря равняется длине тела «золотого человека» с вытянутыми руками, кирпичи делаются по длине его ступни. И далее говорится в завещании Вэйнира: «Когда изойдёт время творцов мира и придёт время спасителей, явится „золотой человек“ в телесном обличье. И замурован будет в алтаре Храма Спасения. И мир обновлён будет». Так вот… — Митлиранк вновь немного запнулся, — этот «золотой человек» сейчас стоит перед нами. Вот он! — резко вытянув руку, жрец указал на Айерена. — Мы, жрецы, давно и внимательно присматривались к нему. По многим признакам распознали мы в нём новую жертву божественным силам. И никто до сих пор не решался об этом сказать, ибо страх ошибки велик. Но сегодня мы говорим. Не казнь, но великая жертва предначертана судьбой этому человеку!

— Когда человека насильственно лишают жизни от имени закона, это называется казнью, — деликатно вставил судья.

— Да. Если это закон человеческий. Здесь же речь идёт о божественной жертве во имя обновления мира, а это закон не человеческий. И на этом я заканчиваю свою речь, — невозмутимо ответствовал жрец.

Некоторое время в зале стояла гнетущая тишина.

— Суд удаляется на совет, — объявил, наконец, судья, поднимаясь с места. — Уведите подсудимого.

Зал взорвался возбуждённым и беспорядочным шумом: все принялись бурно обсуждать услышанное и строить прогнозы относительно окнчательного решения.

В окружении небольшой свиты Элгартис вышел в большой светлый коридор, где уже толпился народ. Это были главным образом те из присутствующих в суде, кто сидел в первых нижних рядах и раньше других оказался у выхода.

— Пускать в святую Пещеру всяких проходимцев! — услышал он позади себя презрительную фразу Бринслорфа, обращённую будто бы к своим приближённым, но на самом деле, конечно же, к нему.

Группа младших жрецов городских храмов была настолько увлечена своими разговорами, что даже не сразу расступилась, пропуская главу государства. Какой-то юркий человечек поднёс старшему из жрецов массивный и богато украшенный серебряный жезл, видимо, предлагая его купить.

— Хорошо! — веско провозгласил старший жрец.

— Хорошо, хорошо! — закивали жрецы.

— Но дорого…

— Дорого, дорого! — подхватили жрецы.

— Но хорошо! — повторил старший.

— Хорошо! Хорошо! — загомонили жрецы.

Выйдя в ярко освещённый портик, Элгартис, щурясь от солнечных лучей, поднял голову вверх, подставив лицо легким порывам тёплого осеннего ветерка.

— Чую ветры перемен! — сообщил Маленький Оратор, морща нос-кнопочку.