О смерти императора ходили разные легенды. По одной из них, однажды, гуляя среди каменных фигур, он увидел на небе сделанную из серебра луну и золотое солнце, а между ними на пике самого высокого каменного колпака вдруг появился чёрный крылатый человек со злым лицом. Он что-то крикнул императору, и смерть тотчас же настигла его. Согласно же другой легенде, жрецы и маги, зайдя в главный скальный храм, увидели императора лежащим на алтаре в позе жертвенного животного, а над ним склонились странные полупрозрачные существа. Увидев людей, они исчезли, а тело императора вспыхнуло голубым огнём и за несколько мгновений сгорело почти дотла. Останки его было решено возвратить в Канор, но они таинственным образом исчезли, а вход в храм оказался завален скатившимися с гор валунами.

Рассказывали и другие истории… Но все они сходились в одном. Каменная статуя самого императора Ранглинка на следующий же день после его кончины преобразилась, сделавшись поразительно похожей на свой прообраз. А ещё через день статуя исчезла. Неудивительно, что вскоре в этих местах почти никого не осталось. Прошло много десятилетий, прежде чем местные жители потихоньку вернулись к своим брошенным домам, огородам и пастбищам. Именно от них узнали жители соседних земель и горных долин, что статуя Ранглинка иногда возвращается на прежнее место и это всегда связано с неким важным знамением, разгадать смысл которого могли только местные маги. Маги Долины Бесов, как стали с тех пор называть это место.

Жителей в Долине Бесов было мало. Немногим более было и население соседних долин. Они терпеливо возделывали свои скромные сады и виноградники, пасли коз и коров по соседству с демоническими изваяниями, постепенно привыкнув к этому необычному соседству. Да и демоны, видимо, тоже привыкли к человеческому соседству, благосклонно принимая жертвы в многочисленных скальных святилищах. Но чужаков здесь не любили. Да и мало кому приходила охота путешествовать в этих проклятых местах. Впрочем, тропы, пригодные для верховой езды, во множестве пересекали сеть горных долин, а кое-где сохранилась и большая дорога, проложенная ещё самим Ранглинком.

Обо всём этом Сфагам знал по рассказам братьев-монахов, когда-то проезжавших через эти места. Но теперь, увиденное превзошло все самые яркие его фантазии. Гаснущая точка солнечного диска, сползая к горизонту, тонула в медово-лимонном мареве вечернего неба. Низ его уже подёрнулся лиловой пеленой, где розовые и оранжевые оттенки на глазах сменялись холодными синеватыми и фиолетовыми. Последние лучи солнца ещё успевали кое-где обагрить тёплыми сполохами мертвенно холодный, но полный тайной жизни серебристый перламутр каменного царства. Конь двигался по узким тропинккам среди белёсой, позолоченной закатом выгоревшей травы и редких, словно застывших в экстатическом танце, чёрных высохших деревьев. А над ними на уступах и перевалах разыгрывалось пиршество каменных форм, где труд человеческой руки сливался с грандиозным трудом природы в едином вдохновенном порыве.

Это была ещё не сама Долина Бесов, и знаменитые каменные изваяния пока не были видны. Причудливые обломки здешних скал просто были когда-то приспособлены под жилища и обработаны человеческой рукой изнутри и снаружи. Но в них уже давно никто не жил. Домики местных крестьян прятались среди зелени садов в низинах. А над ними на пологих перевалах в полуразрушенных стенах древних жилищ гулял гулкий вечерний ветер, словно стараясь выдуть из чрева скал память о былом человеческом присутствии.

Не отрываясь от своих занятий, крестьяне молча провожали взглядом одинокого всадника. Темнота наступала быстро, и скальные фигуры на глазах преображались в глухо-чёрные фантастические силуэты с причудливыми вырезами и отверстиями, сквозь которые ещё слабо светилась холодеющая бирюза неба. Порывы ветра, несущего ощущение борьбы тёплого дневного и холодного вечернего дыхания, становились всё сильнее. А ещё в накатывающем шуме ветра, легонько студящего виски, послышались полурассеянные горным эхом звуки тростниковой флейты… Пора было думать о ночлеге. Разбросанные по уступам полуразрушенные каменные жилища и скальные пещеры выглядели не слишком уютно, но спускаться в посёлок Сфагаму почему-то не хотелось. Должно быть, усталость от людей брала своё. Да и густая трава здесь наверху была прекрасной едой для уставшего коня. Проехав ещё немного, Сфагам почти наугад выбрал одну из скальных пещер с неприметным входом и двумя выдолбленными в стене небольшими окошками. Оставив коня наслаждаться сочной, ещё не тронутой осенней жухлостью растительностью, Сфагам внимательно осмотрел место ночлега. В дальнем конце небольшой пещеры в потолок врастала грубо вырубленная колонна с капителью в виде двух змеиных голов. А на каменном полу возле колонны под ногами валялись два странных черепа. Один был немного больше лошадиного и похож на змеиный, хотя высокий выпуклый лоб и большие глазницы во многом опровергали это впечатление. Да и клыки — длинные и загнутые — мало походили на змеиные зубы. Другой череп был немного похож на человеческий и, может быть, поэтому был особенно жутковат. Однако соседство этих останков ничуть не смутило Сфагама. Внутреннее знание говорило ему, что это — посланцы далёкого прошлого, которых не следует опасаться. А разгадывать, что, когда и с кем происходило в этой пещере много лет назад, совершенно не хотелось. По крайней мере сейчас.

Вскоре посреди пещеры запылал небольшой костёр, и бордовые отблески заплясали на глянцевой коже яблока, на тусклом матовом боку дорожной фляги, на гладких, исписанных полустёртыми знаками стенах. Загорелся огонёк и в четырёхугольной пирамидальной чаше — надо было почистить энергию в этом месте. В этом неровном и неярком свете Сфагам долго смотрел на свой талисман — таинственный подарок Регерта. Казалось, этот маленький кусочек необычного металла содержит какую-то тайну и вот-вот её откроет. И откроет именно ему. Собственно, кому же ещё…

Есть расхотелось. Сфагам приспособил большой череп под изголовье, обернув его плащом, и довольно быстро заснул. Ему снилось будто неправдоподобно красивая девушка с белыми, отдающими синевой волосами крадёт его коня, посылая при этом в его сторону волну сильнейшего, зримо разъедающего воздух насмешливого презрения. А он молча стоял поодаль, но лицо её было совсем близко. Огромные тускло-синие глаза, ехидная усмешка на пухлых, словно нарисованных губах. Звёздная россыпь вокруг колеблемых ветром синеватых волос и чувство беспомощности перед глупой и грубой силой непонимания. А потом было что-то совсем другое… И в это другое вплелись уже знакомые звуки тростниковой флейты. Теперь они были слышны совершенно явственно и близко. Сфагам открыл глаза, по привычке нащупав у изголовья рукоятку меча. Угольки в костре ещё тлели, слабо мерцая в темноте рубиновым светом. На стенах пролегли серебристо-лимонные лунные блики.