Усилием воли выбрасываю мусорные цитаты из головы. Акане отворачивается, смотрит в сторону:

— Я не хотела с кем попало… Я долго решалась. Я хотела с тем, кто мне нравится. Сегодня узнала о твоей уникальной направленности и подумала, что может отец пощадит тебя, если об этом вдруг узнают. Но я бы ни за что не сказала. Прости… Киба-кун…

Что ж, лет семьдесят назад я бы может и наплевал на осторожность, наказав за глупость эту девку. Накрутил бы водопад черных волос на кулак, грубо сорвал бы с нее все брендовое белье, оставляя красные полосы на белой коже. Потом прижал к стене, выгнул бы ее гибкую спинку до предела…

Но не сейчас.

— И ничего умнее ты не придумала? Знаешь, что такое огурец? Ну или морковка? Тебе двадцать один год.

Акане надувает щеки, смотрит на меня с вызовом, шипит:

— Да за кого ты меня держишь?! Как я потом буду с этим жить?

Держите меня семеро. Саркастически закатываю глаза.

Смотрю на время на настенных часах. Уже первый час. Если Акане уйдет сейчас, то тени точно заметят, что она где-то шлялась ночами.

— Останешься у меня до утра. Рисковать и лишать тебя девственности я не собираюсь.

Тысячу лет живи и столько же удивляйся человеческой глупости. Огурец, гниль подземная ее побрал. Руками значит себя натирать можно, а засунуть пальцы поглубже нет? Ненормальные фанатики.

Акане розовеет, ерзает на месте. Качаю головой.

— Почему твой отец все время называет меня сыном Кибы Рио? Это как-то связанно с той родственностью, о которой ты говорила?

Акане не сразу отвечает, мелькает бархатным частями своего идеально тела.

— Эмм… Киба Рио — двоюродный брат моего отца. Семья Киба — не такая как Мацуо, но тоже весьма влиятельна на востоке. Вот только твой отец смешал свою кровь с гайдзином — иностранкой. Поэтому был изгнан с позором из семьи и клана.

Вот это поворот. Но, судя по всему, замка мне все равно не достанется. Даже будь я хоть десять раз последним наследником — я грязнокровный. А значит просто мусор для семьи Джунсиначи. Семья Киба скорее массово вспорют себе пузо, чем признают меня. Да и чего уж говорить. У меня еще есть брат и сестра. Так что, как говорится, «встаем в очередь».

— Получается мы с тобой…

Акане становится совсем пунцовой.

— Угу, Киба-кун, я твоя троюродная сестра.

Пожимаю плечами. Вполне себе чужой человек по меркам отдаленной деревни Варгона.

— Вам можно спать со своими родственниками?

— Н… нет… Но… бывает… Не в этом… дело…

И мнется. Вот даже не знаю, умиляться это девичьей простоте или разочароваться глупостью? А ведь как дело доходит до всяких умных разговоров и интриг, то Акане становится совершенно другой. Как и я говорил, молодые аристократы часто в делах своих мастера, а в постели дети. А тут еще и клан фанатиков за чистоту крови. Комбо, как говорит мой брат.

— И почему ты говорила, что нам конец, если об этом узнают? Твой отец явно знает.

— Ну-у… Потому что ты…

Тук… Тук… Тук…

Я подпрыгиваю к Акане. Не церемонясь наваливаюсь на нее всем телом, прижимая спиной к кровати, зажимаю ей рот рукой, замираю, шепчу на ухо:

— Даже не дыши…

Чувствую приятную мягкость и теплоту. Ее формы, теплое, учащенное дыхание, и цветочный аромат. Она очень хорошо привела себя в порядок, прежде чем явиться.

Слышу чье-то равномерное сердцебиение. Медленно поворачиваю голову. Тень за порогом в мою комнату сгущается.

Кто-то останавливается у двери. Кто-то… очень тихий. Настолько, что я слышу только его сердце.

Теперь удары сердца отдаляются. Словно бы паук по двери ползёт вверх, к потолку…

Кровать под нами слегка скрипнула… Акане не выдерживает давления, громко выдыхает носом.

Гниль подземная! Вот не могли мне выделить японский матрас на полу!

Сильнее прижимаюсь к троюродной сестре. Обращаю внимание, что нахожусь между ее раздвинутых ног. Кимоно задрано ей на талию. Не будь я в джинсах, то почувствовал бы много больше.

Дрянь. Если сейчас нас спалят в такой позе…

Сердцебиение снова меняет направление. Тень спускается. Ручка двери дергается…

Плохо. Все чертовски плохо…

Тихо шепчу:

— Я разберусь. Ни звука. Или нам обоим конец.

Встаю, уже не пытаюсь вести себя тихо, хватаю пакет со своими скромными пожитками. Кидаю туда разбитый телефон, иду к двери. Нащупываю в кармане джинсов пулю Сэма. Хорошо, что Джуны такие брезгливые и просто сложили мои рваные шмотки в мешок. После происшествия в лесу, я уж думал, что все — потерян мой компромат. Но нет. Шиила мне благоволит, удалось вернуть пропажу.

Только теперь без понятия нужен ли мне этот компромат, потому что неизвестно выжил ли Сэм после нашего маленького приключения в лесу.

Напоследок оборачиваюсь, смотрю на Акане. Она так и лежит на кровати, смотрит в потолок, расставив ножки в стороны.

Заставляю себя не заглядывать куда не надо, проворачиваю замок. Жду…

Удары сердца удаляются…

Выхожу в коридор. Закрываю за собой дверь. Полумрак. Никого нет. Осматриваюсь.

Так…

Ладно.

Спокойно…

Мне надо вести себя, как ни в чем не бывало. Я знаю, что тень здесь. Чувствую ее каждой клеткой. Слышу сердце. Очень неприятное ощущение. Словно рядом с тобой дух умершего, шепчущий на ухо, что скоро твой черед…

— Добрый вечер, уважаемый гость, — звучит сухой голос за моей спиной. Если бы я не слышал сердцебиение, то точно был бы застигнут врасплох.

Но я все равно устраиваю настоящее представление. Подпрыгиваю от страха, кричу, округляю глаза, разворачиваюсь, машу руками.

— Успокойтесь, ува… успокойтесь, пожалуйста.

Японец в черном с двумя мечами за спиной. Только снял с себя маску. Наверное в знак уважения к уважаемому гостю.

Напоследок я наваливаюсь на него, чуть ли не обнимая. Он с выраженным нежеланием поддерживает меня, как целитель поддерживает душевнобольного.

— Вы успокоились, уважаемый гость? Это всего лишь страж семьи Мацуо. Прошу прощения, что так вас напугал. Впредь я буду более… чутко относиться к вашей натуре.

Учащенно дышу, показательно вытираю лоб, отстраняюсь от человека. Он смотрит на свои черные перчатки, будто пытаясь разглядеть на них грязь.

— Вы… вы… Испугали меня.

Мужчина с приплюснутым носом лет под сорок смотрит на меня с недоверием. Видимо в курсе моих проделок. Что ж, совсем скоро я больше не смогу прикидываться слабым, немощным и испуганным. Рано или поздно, это должно было произойти.

— Как я и сказал, простите за это. Так куда вы собрались в столь поздний час?

Ниндзя. Точно. Наконец-то я вспомнил это слова. Так их называют.

Голос этого человека настолько сух и безэмоционален, что я невольно морщусь. Не нравятся мне такие голоса.

— Просто решил прогуляться. Голова болит. И я люблю ночь.

Небольшая пауза.

— Могу я как-то отговорить вас, уважаемый гость? Мацуо-сама желает видеть вас в своей комнате до утра. У нас не принято ходить ночами.

— Передайте, Мацуо-сама, что для меня большая честь находиться в его доме, но я все таки свободный человек.

Воздух тяжелеет. И этот сухой голос делает атмосферу еще напряжённее.

Разворачиваюсь, делаю шаг вперед, но на мое плечо ложится рука в черной перчатке:

— К сожалению, уважаемый гость, время и правда позднее. Стражи не позволят вам гулять на территории особняка Мацуо. К вам подойдет каждый из них и ваша прогулка будет не такой успокаивающей, как вы рассчитываете. Пожалуйста, останьтесь. Утро вечера во все времена мудренее. И завтра вы прогуляетесь где хотите.

Ниндзя резко оборачивается и смотрит на дверь. У него либо какое-то шестое чувство, либо ни у одного меня хороший слух в этом мире. Поэтому Акане осталась лежать на кровати? Она не двигалась, потому что знала, что ее могут заметить? Ночная жизнь в особняке Мацуо совершенно другая. Будто своя игра, которую я еще не до конца понимаю…

— У вас гости в столь поздний час? — сухо спрашивает он, не отрывая взгляда от двери.