При арабах ситуация стабилизировалась. Началось возрождение торговли, рост города и вообще своеобразный ренессанс. Однако новые власти не стремились вкладывать ресурсы в город. Да, он рос и развивался. Зарабатывал огромные деньги. Но все, что с него удавалось стрясти, уходило в казну халифата и пускалось на его бесконечные войны… а последние полвека на кормление наемников, повисших тяжелым каменным ярмом на шее державы. Поэтому к 865 году остров Фарос напоминал какие-то руины после артиллерийского обстрела. Вроде кое-где просматривались величие старых построек. Но только просматривалось и только сквозь битый камень и прочий строительный мусор.
Ивар со своими людьми тихо крался среди камней, стараясь не издавать не единого лишнего шороха. И не привлекать внимание тех часовых, что расположились возле остова маяка.
Их там было всего ничего. Пять человек. И они клевали носом, не ожидая никакой опасности. Конечно, их руководству всю весну приходили послания и гонцы от халифа, требующего укрепить оборону и повысить бдительность. И поначалу это имело эффект. Но только поначалу. Очень быстро вся эта бдительность местных жителей достала и утомила. Ну и правда, чего бояться? Уже два столетия ни одна скотина не решалась напасть на этот славный город. Даже пираты и те — использовали Александрию только как торговый портал, на котором сбывали награбленное.
Александрия была всем вокруг нужна и важна. И никто не смел поднять на нее руку. Один из самых крупных городов всего Средиземного моря. Он был способен посоревноваться в этом с самим Константинополем. Да, уступая. Но совсем немного и уверенно занимая второе место с дичайшим отрывом от претендента на третью позицию, от Рима. Ведь Рим тех лет лежал в скудности и ничтожестве. Многие его кварталы были пусты. А население легко и непринужденно помещалось в пределах стен, построенных еще в раннюю Империю. Хотя, справедливости ради, нужно отметить, Рим на голову превосходил все прочие крупные города запада Евразии. Он был крупнее их в той же степени, в какой Константинополь и Александрия обходил его самого в те дни.
Но население — это просто население.
Главная прелесть Александрии заключалась не в этом. В отличие от чуть более крупного Константинополя, выступавшего не только торговым, но и важнейшим военно-административным центром, этот город в дельте Нила был главным торговым пулом Средиземноморья.
Через Сахару в Александрию везли медь, рабов, слоновую костью, орехи, перья страусов, кожи, меха экзотические животных, ценные породы дерева, золото, соль и прочее. Хотя, конечно, основной поток золота и соли шел из западной Африки и попадал в Тунис, но и Александрии кое-что перепадало.
Нильская торговля несла со своими водами огромные объемы зерна и прочего продовольствия, которым был славен Египет еще с Античных времен. Главная житница Римской Империи! Он и в сейчас, в IX веке, выступал в этой роли. Причем аккумулировала Александрия потоки продовольствия не только из Египта, но из более южных областей, вплоть до Эфиопии… точнее Аксума, как называлось государство в тех краях. Кроме того, по этому торговому пути также поступали рабы, дерево, масла, сахарный тростник и продукты животноводства. А ведь Египет с Античных времен был еще и центром хлопководства и выделки тканей, что не утратилось и к IX веку. И через рынок Александрии шло огромное количество этой материи.
Через Красное море шла торговля со странами бассейна Аравийского полуострова и Индией. Ну и вишенкой на тортике выступал Великий шелковый путь, что завершался именно здесь — в Александрии. Со всеми, как говорится, вытекающими последствиями. Таким образом китайские товары поступали через рынок Александрии в Африку. А, заодно, персидские, армянские и прочие, что встречались по пути следования караванов.
Вот и выходило, что Александрия в IX веке был не только самым крупным торговым узлом Средиземного моря, но и всей западной Евразии. Настоящей жемчужиной Запада. Если рассматривать этот город в масштабах единого конгломерата Евразии и Африки.
А Александрий рынок рабов так и вообще превосходил всякие другие в это время на всей планете. По сравнению с ним даже работорговля Константинополя и Венеции выглядела жалким любительством и дилетантством. Здесь постоянно были тысячи и тысячи «говорящих животных» на продажу, которых свозили отовсюду и на любой вкус — от рыжих кельтов до черных как уголь негров центральной Африки и выходцев из Юго-Восточной Азии. Благо, что дешевое продовольствие позволяло без проблем аккумулировать этот товар.
А торговые склады? Они казались совершенно бездонными по меркам тех лет. Мало какие из них вмещались в пределах крепостной стены. Из-за чего вокруг нее раскинулся этакий чудовищных размеров «Черкизон» из разного рода халуп, забитых товарами до отказа. Рискованно? Безусловно. Но спокойная жизнь расслабила людей. Сделала их беспечными…
Александрия была той самой курочкой, несущей золотые яйца, что обеспечивала благополучие сначала Византии, даже несмотря на полный разлад в делах. А потом и халифату, что погряз в бесконечных войнах и как следствие, к IX веку испытывал тяжелейших экономический кризис, вызванный тяжелыми поборами и бестолковой внутренней политикой.
Вот по этому славному городу Ярослав и решил ударить. Ибо нет ничего более болезненного в этом мире, чем удар ногой по кошельку…
Легкий шорох.
И из темноты к костру выскочило сразу несколько человек в волчьих шкурах, что скрывали их во тьме от отблесков света. И сразу ударили топорами по спящим и дремлющим. Те даже пикнуть не успели.
Ивар не спешил с этим нападением. Ивар ловил момент.
Он прошел ближе к стенам и только убедившись в том, что на них нет ни единой души, решился с атакой на сонных постовых, что беспечно расположились у остова маяка. А потом один из его людей, зайдя за этот остов со стороны моря, начал махать двумя факелами, подпаленными от костра. Подавая таким образом условные сигналы флоту. И тут же к острову устремилось несколько джонок, дабы на берег сошли самые боеспособные части сил вторжения — легионеры.
Ивар же тем временем подошел к стене и, закинув на нее «кошку[1]», начал подъем наверх. Он, как и все его люди были без доспехов и прочих громыхающих вещей. Просто накинув большие черные волчьи шкуры, прекрасно скрадывающие их в этой южной темноте. Превращая в смазанные, едва различимые силуэты.
Первым поднялся сам Бескостный.
Лег на слегка обветшалую и покатую стену. И замер, прислушиваясь.
Тишина.
Закрепив на стене еще одну «кошку», он сбросил ее конец внутрь укрепления и осторожно по ней спустился. Как и раньше стараясь не создавать лишнего шума. А следом на стену уже лез его товарищ, очень скоро присоединившийся к своему конунгу. Потом еще один. И еще.
Тихо. Аккуратно. Ни одного лишнего камешка не упало.
Осмотревшись, эти «северные волки», вновь достали свои боевые топоры и устремились к воротам. Там, как и ожидалось, дремали стражники. Чего им бояться то? Ворота закрыты. Там, на острове, еще один пост, который в случае чего поднимет шум. А торговый город спит, отдыхая после тяжелого трудового дня. Кто-то торговал, кто-то таскал грузы, а рабы и рабыни тихо плакали, стараясь не вызвать гнев своих владельцев…
Язид ибн Абдалла аль-Хулвани проснулся под утро от пронзительных звуков буцины. Он вскочил на постели так, словно его обдали кипятком. Подбежал к окну. И на несколько секунд потерял дар речи.
— LEGIO AETERNA VITRIX[2]! — Взревели удивительно единообразные бойцы, входящие в северные ворота, те, что выходили к острову Фарос и порту. Сверкающие шлемы, украшенные поперечными и продольными гребнями. Кольчуги с характерными наплечниками. И большие овальные щиты с веретеном удачи и молниями на красном поле.
— U-U-U! — Проревели эти бойцы.
Вновь зазвучали пронзительные и весьма громкие буцины, которые, наверное, перебудили уже весь город. Забили барабаны.
Язид не знал латыни. Но став наместником Египта он объехал вверенные ему халифом владения. И ему довелось увидеть много всякого рода фресок и изображений, оставшихся со времен старой Империи. Еще древней. Еще языческой.
