– И что? Почему? А-а, понял!..А ты сержант, того – соображаешь!

– Слушаюсь!

Лейтенант сунул голову в окошко к дежурному:

– Дай в МУР я позвоню! – не оглядываясь, вполоборота он протянул блокнот, исписанный Беловым, сержанту в руки: – Подержи! – И снова повернувшись, через другое на сей раз плечо, к Белову, скомандовал: – Стойте на месте!

Белов и так стоял, без лейтенантского указания. Сесть было просто и негде. Единственная скамья в дежурке – за низкой деревянной решеткой – была занята, а точнее, забита четырьмя угрюмыми бомжами и одной бомжихой, задержанными, видать, уже несколько часов назад: они сидели молча, склонив головы, не вопрошая и не протестуя.

Внезапно крайний бомж поднял взгляд и что-то молча показал Белову.

Чего он хочет? А! Он предлагает поменяться с ним местами.

Чушь какая!

Однако, вместе с мыслью-отторжением, вдруг какая-то сумасшедшинка пронзила мозг Белова.

Время застыло.

Всем известно, что сложные, тщательно планируемые операции проваливаются часто именно из-за нелепейших накладок, грубой лажи – типа потери грабителем паспорта на месте преступления.

Вместе с тем, что тоже известно, бывают и чудеса, спасающие из безнадежных, бездонно глухих ситуаций. Бог, как известно, благоволит дуракам, пьяницам и наивным душам.

Микроб авантюризма ударил в мозги Белову.

Такое часто случалось с ним в молодости – в компании с Тренихиным – известным авантюристом.

По сути, он ведь, Белов, ничем и не рискует! Попытка к бегству, стремление уехать вопреки подписке, и так уже на нем висит. Еще одна неудавшаяся попытка ничего к имеющейся картине не добавляет.

А, будь что будет!

Не двигаясь, Белов скосил глаза в сторону дежурного и своего конвоя. Лейтенант, просунув руку едва ль не по плечо в окно дежурного, с мучением набирал на телефоне номер МУРа... Сержант, тоже стоя спиной к Белову, уже читал блокнот – ночную его исповедь. Читал старательно, временами округляя глаза и слюнявя указательный палец при перелистывании страниц... Дежурный, старший лейтенант, записывал что-то в журнал: усердно, кропотливо – от души стараясь, едва не высовывая язык от усердия...

Искра авантюризма вдруг превратилась в мозгу Белова в молнию решимости и вмиг затмила разум. Едва заметно он кивнул бомжу: давай! Бомж показал ему в ответ: тихо, плавно...

Оба одновременно стали двигаться, как в замедленной съемке, опасаясь привлечь внимание резким движением, заметным даже периферийным боковым зрением.

«Только бы не стукнуться, не зацепиться, не прозвучать!» – стучало в висках у Белова.

Опасный момент создался, когда они уже поменялись почти что с бомжом: до финишных позиций им оставалось не более полуметра – Белову – чтоб сесть и впериться в пол, бомжу-контрагенту – чтоб встать как ни в чем не бывало на место Белова. Сержант, читавший исповедь Белова, внезапно удивленно хмыкнул, и дежурный, оторвавшись от писанины, кинул на него недовольный взгляд. От провала их спас случай: внезапно раздавшийся зуммер вызова на табло. Дежурный резко повернулся к тревожно вспыхнувшему сбоку на панели красному огоньку и, щелкнув тумблером, раздраженно сказал в микрофон:

– Седьмой ПГМ, сигнализация, – не спать на ходу! Не видишь, что ли?

После чего вновь уткнулся в журнал.

Этого мига хватило.

В ту же секунду Белов уже сел на скамейку – в кепчонке бомжа и вонючем длиннющем драповом пальто – шестидесятого, поди, размера. Сев, Белов тут же склонился точно так же, как и остальной бомжатник – в поясном поклоне: глазами в пол. Бомж, совершивший с ним обмен, остался в свитере – грязном, но не грязнущем – в большом и длинном свитере – почти что до колен. Седые сивые пряди его волос, не сдерживаемые больше кепочкой, образовали гривищу до плеч: Тарзан Тарзаныч Кингконгов. Штормовку, взятую им у Белова – отличную штормовку – с меховой подстегиваемой подкладкой – бомж не спеша перекинул через руку, затем достал из своего кармана брюк комочек – сложенный полистироловый пакет цветастый, с ручками.

Аккуратно, спокойно, словно никаких мусоров перед ним и не было, а сам он находился не в ментовке, а на пляже Майами, бомж не спеша, без резких движений сложил штормовку Белова вчетверо и спрятал ее в пакет. После чего, повернувшись к дежурке спиной, стал изучать висящий на стене стенд «Их разыскивает милиция».

– В прокуратуру! – повернулся лейтенант к сержанту и в ту же секунду обалдел: там, где должен стоять был конвоируемый ими художник, стояло кинг-конгистое существо, с пакетом, сивой гривой, в дурацком длинном свитере...

Некоторое время лейтенант стоял неподвижно, как вкопанный, глядя на фотографию грудастой шлюхи на пакете в руках бомжа и тяжело, с трудом соображая.

– Где!? – врубившись наконец, лейтенант стремительно бросился к бомжу.

Бомж повернулся к нему и снисходительно, однако не без учтивости в голосе, ответил вопросом на вопрос:

– Кто?

– Да тут стоял!

– Никто здесь не стоял! – бомж даже отступил на полшага, смерив лейтенанта неприязненным, почти брезгливым взглядом.

– Стоял здесь, в куртке!

– А, в куртке! – вспомнил бомж. – Ты так бы и сказал. Так он же вышел. – Бомж указал на дверь, ведущую на улицу. – Там ждет тебя, наверно. – Бомж пожал плечами. – Я не знаю.

Почувствовав недоброе, лейтенант махнул сержанту:

– Быстро!

Сорвавшись, конвоиры бросились на улицу. Дежурный за стеклом встал и, окинув равнодушным взглядом всю дежурку, спросил бомжа:

– Вы что хотели?

– Я паспорт потерял, товарищ старший лейтенант. А может быть, его и украли у меня – дело темное. Пришел заявить вам об этой утрате.

– После десяти, в двадцать вторую комнату придите. К майору Садыкову.

– После десяти? – Бомж чуть задумался, прикидывая. – Ну, хорошо, спасибо.

И, поклонившись, вышел.

Яркое утреннее солнце ослепило вышедшего из милиции бомжа.

Лейтенант и сержант уже успели вытащить из машины дремавшего после бессонной ночи дежурства водителя и, вернув его к жизни интенсивными пинками, теперь уже втроем лихорадочно обсуждали создавшуюся ситуацию.

Глянув на них снисходительно, бомж потянулся и произнес не без иронии в голосе:

– Что, – упустили голубя? – Бомж укоризненно качнул головой. – Теперь идите в ГУМ, встречайтесь у фонтана...

Бомж вынул из кармана брюк спичечный коробок, из коробка – окурок, спичку...

Прикурив и затянувшись с наслаждением, он заметил, не обращаясь ни к кому персонально, а как бы адресуясь в пространство:

– За пачку сигарет я мог бы дать наколку... Верняк, гарантия от Центробанка...

Три полупустые, мятые пачки сигарет немедленно протянулись к нему.

Переложив не спеша все сигареты в одну пачку, бомж пересчитал их:

– Шестнадцать штук всего. Не густо. Не обрадовали.

– Ну, ты! Резину не тяни!

– Добавь на пиво. А то «Пегас», блядь – кашляю я от него.

– У меня «Ява» была, – обиделся водило.

– Тоже говно еще то, – размял плечи бомж. – Ну что, начальники – мне некогда.

Лейтенант, как старший, принял наконец решение:

– На, подавись! Куда пошел он?

Бомж сощурился и, внимательно исследовав на просвет купюру, полученную от мента, на предмет наличия водяных знаков на оной, шумно шмыгнул носом, почесал себе за ухом и наконец разжал губы:

– Что думать-то, напрасно голову ломать – вон, на троллейбусе уехал он, удрал. – Бомж уверенно указал на остановку в двадцати шагах от отделения.

– Считаешь – на троллейбусе?! – азартно воскликнул водитель и распахнул дверь своих «жигулей».

– Конечно, на троллейбусе! – кивнул бомж, выпуская дым сквозь ряд гнилых зубов.

Рванув с места, «жигули» понеслись, будто бешеные, мигая проблесковым маяком и воя сиреной...

– А может, на автобусе... – предположил бомж, глядя вслед удаляющимся «жигулям». – Одно ясно, что не на трамвае: они здесь не ходят. Рельс даже нету... – Бомж покачнулся слегка: похмелье не сахар... Плюнув бычком на ступени милиции, он не спеша побрел к ближайшему коммерческому киоску и протянул в окошко ментовскую купюру: