– Да ясно все! Уже вы говорили все это, – сказал кто-то. – Мы же не дети.
– Последнее, – не обращая внимания, продолжал Калачев. – Разыскиваемый обладает феноменальной физической силой.
– Я тоже, – заметил кто-то из группы.
– Известно достоверно, что разыскиваемый в состоянии пальцами рук разорвать замок наручников.
– Ого!
– Возможно, вооружен: как огнестрельным оружием, так и электрошоковым устройством чрезвычайной силы.
– Так... – кто-то печально выдохнул.
– Вот. Это все. Все знают свои места расположения вдоль состава? Все! Тогда – спасибо, по местам!
– Вот он, твой воркутинский подходит, – сцепщик указал Белову на приближающиеся в ночи огни. – Пошли.
Белов хотел было напомнить сцепщику про билет, но, подумав, махнул где-то там, в мыслях, рукой: будь что будет!
Оглушающе щелкнуло радио, захрипело...
– ...Скорый поезд номер двадцать два сообщения Москва-Воркута прибывает на первый путь... Пав-та-ряю...» Скорый поезд номер...
– Сюда иди, мы здесь залезем, – поманил сцепщик Белова. – Вот плита, наступай! И за эту железку хватайся!
Они влезли на перрон первого пути с торца, с земли от рельсов, пользуясь народным методом – спрямлением и сокращением любого пути – даже если этот путь жизненный.
– Стой! Подожди, – сцепщик поймал за рукав Белова.
Действительно, даже ребенок понял бы, что перрон просто кишит спецслужбами, хотя «официоз» исчерпывался всего лишь одним ментом в форме и армейским патрулем, состоящим из молодого лейтенанта, усиленного рядовым.
Нет– нет! Этим, конечно, все не исчерпывалось. Глаз Белова сразу заметил и четырех друзей, провожающих друг друга, и мужчину, читающего «МК» в самом темном углу возле входа на платформу, и двух молодых парней с одинаковыми спортивными сумками, стоящих затылками друг к другу, но тем не менее разговаривающих вполголоса.
«Как странно они держат сумки через плечо, – мелькнуло в мозгу у Белова. – А-а-а! – понял он вдруг. – У них автоматы там, видно, в сумках – конечно!»
– Не спеши! – услышал он за спиной голос сцепщика.
«Куда уж спешить! – подумал Белов. – Прям к черту в зубы».
Вдруг, догадавшись, что сцепщик тоже заметил всю эту напряженку и сдрейфил, Белов повернулся к нему:
– Давай-ка быстрее отсюда линять – не понял ты, что ли?
Сцепщик в ответ лишь промычал нечто не вполне вразумительное: рот его был занят горлышком второй бутылки...
– Ух! – он кинул опустошенную бутылку прямо на пути, уже звеневшие под тяжестью надвигающегося состава...
Пустая бутылка ослепительно ярко блеснула в серебристо-желтом луче прожектора электровоза и сочно хрупнула там где-то внизу, ударившись о гравий между рельсами.
– Отличный коньяк у тебя! – утер губы сцепщик. – Пьешь, напиться не можешь. Тот раз говно был, у друга-то у твоего, у Борьки, да? Тот был молдавский, причем московского завода – чистая мразь! А этот – не-ет! Вещь! Родной. Того разлива, сразу чувствую! Он даже как-то грушами, что ль, отдает? Ну просто прелесть: пьешь и молодеешь!
– Ты что, того?! Совсем, что ль, охерел?! – не помня себя, Белов схватил сцепщика за грудки. – Напился, гад, отпал?!
Он глянул в глаза сцепщика, ожидая и вместе с тем страшась увидеть тупые самодовольно-пьяные пустые рыбьи глаза.
Но вместо этого увидел глаза добрые, умные, ироничные.
– Все-все-все! – успокоил его сцепщик. – Идем-идем. Мы – идем. Вместе. В натуре. Без «бэ». Так, легко.
– Ты что, не видишь?! Там сплошные менты! Хомут на хомуте, и все в гражданке.
– Все я вижу, друг Коля! Мы идем. Ты идешь, я иду. Вместе идем. Рядом, – сцепщик потянул его за рукав, и они двинулись вдоль тормозящего поезда. – Ничего! Я – рядом. Все, что кругом – это так. Пустяки. Мысленно чувствуй меня. Я – с тобой. Это главное. Вместе идем. Ты и я. Чувствуй меня. Повторяй – «я не один, я – в контакте»... Тебе станет легче. Крути в голове. Повторяй.
Со стороны казалось, что двое – довольно странная парочка, непринужденно шагают вдоль останавливающегося поезда.
– Нам – к седьмому. К СВ, – кинул сцепщик на ходу.
Не вызывая никакого интереса у обитателей перрона, они подошли к седьмому вагону.
– Я с проводницей сам поговорю, – сказал сцепщик Белову. – А ты вот стой тут, в двух шагах. Стой просто. Покури. И повторяй: «в контакте», помнишь?
– Мы – в контакте, – кивнул Белов и закурил, наблюдая, как сцепщик, по-свойски и вместе с тем с какой-то неуловимой обаятельностью, взял проводницу за локоть и тут же стал что-то нашептывать ей, периодически кивая на Белова.
Боясь сглазить удачу, которая до сей поры сопутствовала им, Белов решил отвернуться от состава.
Повернувшись к вокзальному зданию лицом, Белов сразу увидел человека в строгом сером плаще, стоящего в трех шагах от него. За спиной этого человека в плаще прогуливался единственный на перроне «официальный» местный мент.
Белов не успел отвернуться снова назад, лицом к поезду...
...Человек в сером плаще скользнул взглядом по лицу Белова и тут же остановил взгляд, фиксируя его лицо...
Взгляды их встретились.
Человек в сером плаще был Калачев.
И он, конечно, сразу же узнал Белова.
В ту же секунду Белову вдруг померещилось, что ослепительные лампы, освещающие перрон, мигнули, лопнули со страшным хрустом! Но лампы были ни при чем, – это откашлялось радио.
– Скорый поезд номер двадцать два сообщения Москва-Воркута прибыл к первой платформе первого пути, – сообщил мелодичный и нежный женский голосок.
«Но я в контакте. – подумал Белов, впиваясь в эту соломинку, как утопающий. – Я – в контакте!» – повторил он еще более уверенно, прячась, как в детстве, за глупое «чурики», за слово, за звук.
Он на мгновение вдруг ощутил некий поток теплого излучения из-за спины – чувство, которое, впрочем, он ощущал в жизни часто и ранее – чувство участия, дружбы, любви, бескорыстной поддержки извне.
«Я в мире не один, со мной другие, я – в контакте!»
– Стоянка поезда – семь минут, – неожиданно сказало радио, словно опомнилось.
Калачев сделал шаг по направлению к Белову...
Врать было абсолютно безнадежно: кирпич здесь не влетал в очко – ни под каким углом.
– Здравствуйте, Иван Петрович, – решил прервать идиотскую паузу Белов.
– Здравствуйте, Николай Сергеевич. Они пожали друг другу руки.
– Вы разрешите прикурить? – достал сигарету Калачев. – В милиции оставил зажигалку.
– Пожалуйста.
– Спасибо. Вот «Крикет» у вас – отличная зажигалка! А я тут «Токай» купил, какой-то странный, подпольного, что ль, производства – помучился неделю с ним и выкинул.
Завязавшуюся было беседу внезапно прервал подбежавший прапорщик Капустин, одетый, конечно, в гражданское.
– Иван Петрович, – обратился он к Калачеву, не глядя в сторону Белова, – мне не досталось карточки, вы знаете? Вы всем раздали фотографии Белова, даже уборщицам вокзальным, а мне-то как раз и не хватило!
– Зачем тебе? – удивился Калачев. – Ты ж даже свидетелем был у него на свадьбе позавчера! Сто раз Белова видел.
– У меня плохая память на лица. Час-два помню, а потом забываю начисто.
– Ну, – улыбнулся Калачев, – тогда посмотри еще раз и запомни. – Калачев указал на Белова. – Вот он, Белов – перед тобой!
– Спасибо. – Капустин повернулся к Белову и чуть-чуть шевельнул рукой – встань, дескать, к свету, полшага правее. – Так. Вспоминаю... Брови... Нос... Волосы... Ага.
Сзади к ним подошел местный милиционер, внимательно прислушивавшийся к разговору. Подойдя, он вежливо отдал честь и обратился к Калачеву:
– Разрешите и мне, товарищ старший инспектор. Я фотографию разыскиваемого получил, однако это факс, ну тот же ксерокс, так сказать. А в цвете лучше-то!
– Конечно, – согласился Калачев. – Вот – в профиль, в фас – рассмотрите как следует. Белов Николай Сергеевич подозревается в восьми убийствах...
