— Ты просто одержим, — Трэвис Кинг с улыбкой посмотрел на своего старшего брата. — Но я не вижу в этом ничего хорошего.

  — Я тоже, — сказал Джексон, тряхнув головой. — И почему, в конце концов, это так важно для тебя?

  Медленно смерив взглядом своих братьев, Адам выдержал паузу. Когда же заговорил, то использовал тон, который он обычно приберегал для своих работников, — тон, исключающий возражения.

  —  Принимая дела отца, мы договорились, что каждый будет заниматься бизнесом в своей сфере.

  На этом он замолчал и снова посмотрел на братьев. Каждый месяц они собирались вместе либо здесь, на их семейном ранчо, либо на виноградниках Трэвиса, либо на борту одного из фешенебельных лайнеров Джексона, которые он сдавал внаем толстосумам.

  Семья Кингов имела собственность в различных областях деятельности, и ежемесячные встречи помогали справляться с возникающими трудностями, но также и давали возможность вмешиваться в жизнь друг друга. И пускай с лучшими намерениями, все же иногда это было похоже на прямое давление.

  Адам поболтал остатки бренди в низком хрустальном стакане, глядя, как мерцают в его глубине отблески пламени камина. Он знал, что ему не придется долго ждать комментариев, и мог бы поспорить: первым подаст голос Трэвис. Через несколько секунд он убедился в этом.

  —  Верно, Адам, у нас у каждого своя сфера, — произнес Трэвис, сделав глоток мерло — бренди он предпочитал вино с собственных виноградников, — и обменявшись быстрым взглядом с Джексоном, — но это не значит, что мы не можем задать пару вопросов.

  —  Вопросов вы можете задавать сколько угодно. — Адам подошел к большому камину, сложенному из грубо отесанных камней, и остановился, глядя на оранжевые языки пламени. — Только не ждите, что я на них отвечу.

  Джексон поднял стакан с ирландским виски и заговорил примирительным тоном, явно желая избежать конфронтации:

  —  Ранчо, безусловно, твое, так что поступай как знаешь. Просто хотелось бы понять, почему для тебя так чертовски важно вернуть каждый дюйм земли, который когда-то принадлежал нашему роду.

  Повернувшись спиной к камину, Адам посмотрел на братьев, ощущая соединяющую их крепость уз. Они были погодки, и чувство товарищества, связывавшее их в детстве, не ослабело до сих пор. Но это вовсе не значит, что он должен объяснять им каждое свое движение. Он, Адам Кинг, старший среди них и не собирается ни перед кем отчитываться.

  —  Ранчо действительно мое, — сказал он. — И если я хочу восстановить его целостность, почему вам нужно беспокоиться?

  — Мы и не беспокоимся, — начал Трэвис, пытаясь опередить Джексона. Откинувшись назад в широком кожаном кресле, он вытянул ноги и, удерживая бокал с вином на плоском животе, прищурился. — Мне всего лишь стало интересно, почему ты так этим озабочен. Наш прадед продал этот двадцатиакровый кусок земли клану Торино почти шестьдесят лет назад. Мы уже и так скупили здесь половину земель. Почему эта несчастная пара акров для тебя так важна?

  Если Адам принимал какое-то решение, он никогда не отступался от него. Что бы ни стояло на его пути и чего бы ему это ни стоило. Он перевел взгляд к широким окнам, выходившим на аккуратно подстриженную лужайку и сад, простирающийся почти на четверть мили по обеим сторонам уходящий вдаль дороги.

  Это ранчо всегда было дорого ему. Но в последние пять лет оно стало для него всем, и будь он проклят, если не соберет вокруг себя всю землю, которая когда-то принадлежала его семье.

  Ранние сумерки сгустились в густую черноту с маленькими лужицами света в декоративных подсвечниках, развешанных по краям дороги. Это был его дом. Их дом. И Адам надеялся, что он снова полностью окажется в их руках.

  — Потому что это последний недостающий кусок, — сказал Адам, думая о прошедших пяти годах, которые он провел, выкупая ту землю, что принадлежала роду Кингов больше полутора сотен лет назад.

  Кинги обосновались в центральной Калифорнии со времен начала золотой лихорадки. Они работали в шахтах и на ранчо. Были фермерами и строили загоны для скота. С годами семья росла и, расселяясь в другие земли, распространяла их династию, члены которой трудились, расширяя свои владения. Вырасти и превзойти — было девизом всех Кингов. За одним исключением.

  Их прадед, Саймон Кинг, был по натуре скорее игроком, чем фермером. И чтобы подпитывать свою страсть, продавал семейные земли. Хорошо, что следующие поколения не пошли по его стопам и смогли удержать то, что у них осталось.

  Последние пять лет своей жизни Адам посвятил задаче собрать из разрозненных кусков ту землю, которой владели его предки, и он не остановится ни перед чем, пока эта задача не будет выполнена.

  — Отлично, — произнес Джексон, посылая Трэвису взгляд, предлагающий заткнуться. — Если это так для тебя важно — вперед, действуй.

  Адам хмыкнул.

  —  Ваше разрешение не так уж необходимо. Но все равно, спасибо.

  Джексон улыбнулся. На него, младшего из семьи Кингов, как всегда, невозможно было сердиться.

  — Дай бог, чтобы тебе подвернулся случай забрать землю у Торино. Хотя, — добавил он, делая длинный глоток виски, — этот старый хомяк крепко держится за свое. Как и ты, брат. Так просто Сэл не сдастся.

  Адам прищелкнул языком.

  —  Как там любил говорить наш отец?

  —  «У каждого человека есть своя цена. Весь фокус в том, чтобы как можно быстрее суметь определить ее», — процитировал Трэвис.

  Джексон тряхнул головой.

  —   Салваторе Торино — исключение из этого правила.

  —  Чушь, — усмехнулся Адам, уже чувствуя на своих губах вкус победы, к которой шел целых пять лет. Он просто не мог позволить одному упрямому соседу испортить себе праздник. - У Сэла есть цена. Должна быть.

  Джина Торино стояла, зацепившись каблуком потертого ботинка за нижнюю перекладину выцветшей от солнца деревянной изгороди. Скрестив на груди руки, она смотрела на расстилавшееся перед ней бескрайнее зеленое поле. Солнце сияло в безоблачной синеве, трава была густой и сочной, и новорожденный жеребенок, неловко перебирая тонкими ножками, трусил рядом со своей матерью.

  —   Вот видишь, Дымка, — прошептала она счастливой мамаше, — я же говорила тебе, что все будет хорошо.

  Конечно, прошлой ночью Джина вовсе не была так уверена. Ей немало пришлось понервничать играя роль повитухи у Дымки, которую она растила с самого детства. Зато сегодняшним зрелищем она наслаждалась с полным правом.

  Взгляд девушки неотступно следовал за черно-белой кобылой с неловким жеребенком возле ее покрытых длинной шерстью ног. Эти маленькие цыганские лошадки породы джипси были самыми красивыми конями, которых Джина когда-либо видела. Их широкие плечи, гордые шеи и «перышки» — мягкие волосы, закрывавшие ноги ниже колен, — выглядели просто изумительно. Впрочем, большинство людей, бросив на них беглый взгляд, скорее всего, подумали бы, что это просто миниатюрные клейдесдали. Но у цыганских лошадей было совсем другое происхождение.

  Относительно небольшие, но крепкие джипси были выведены тем подвижным народом, который и дал им название. Достаточно сильные, чтобы таскать за собой тяжело нагруженные повозки, и в то же время обладающие покладистым характером, они становились для цыган почти членами семьи.

  —  Ты прямо нянчишься с ними.

  Джина даже не повернулась, услышав за собой голос матери. Это было продолжением их затянувшегося спора о том, что она слишком много времени проводит с лошадьми и совсем не заботится о том, чтобы найти себе мужа.

  — Не вижу в этом ничего плохого.

  — Тебе нужны свои собственные дети.

  Джина в изнеможении закатила глаза — слава богу, ее мать не могла этого видеть. Тереза Торино

не принимала в расчет то, что ее дети давно уже выросли, поэтому любое проявление неуважения, будь оно замечено, могло бы кончиться хорошим подзатыльником.