Рядом со мной, не сильно удаляясь, но и не приближаясь, летели обломки ракеты. Они, так же как и я, двигаюсь не вниз, а параллельно горизонту. Нам с ними повезло. Нам попалось силовое поле удивительной, весьма нестандартной конструкции. Благодаря какому-то редкостному феномену я превращусь не в определенную мне судьбой плюшку, а в оригинальную размазню. Впрочем, моя посмертная структура целиком зависела от плотности грунта, ожидающего встречу с моим телом.
Внизу промелькнул лес. Точнее обугленные пеньки, обозначавшие, что раньше на этом месте был лес. Черная кривая канава отметила русло испарившейся реки. Ряд глубоких ям служил напоминанием об уничтоженной дороге, а груда камней — о погибшем мосте. Вообще пейзаж сильно смахивал на схему, где все объекты были отмечены символическими значками, совершенно непохожими на настоящие предметы. Неожиданно поверхность земли начала удаляться. «Помер», — с досадой подумал я. Никогда не думал, что идиома «душа отлетела» так точно отражает реальность. Обломки ракеты тоже вознамерились войти в царствие небесное вместе со мной. Это было уже слишком! Мой уставший мозг отказался как-либо реагировать на действительность. С полным равнодушием я наблюдал, как уменьшается моя скорость, как снова изменяется траектория полета, и как медленно я опускаюсь на перепаханное взрывами поле. Точно в центр аккуратной круглой воронки. Обломки ракеты совершили посадку на безопасном от меня расстоянии. Было самое подходящее время пасть на колени и возблагодарить какое-нибудь божество за сказочное спасение. «Чудес не бывает», — с атеистическим надрывом простонал я и потерял сознание, однако боль быстро вернула меня к жизни. Болела нога, болела голова, болело все тело. Довольно долго я просто лежал на спине, осознавая себя живым. Все-таки это был приятный факт, несмотря на мелкие недочеты.
С большим трудом я снял с ноги обломок фиксирующего зацепа, который все еще крепко держал меня за коленку. Пришлось повозиться. К счастью, рядом из земли торчал обрезок трубы, до которого я без труда сумел дотянуться. Только с его помощью у меня получилось разбить блокиратор, после чего железка отвалилась сама. Расправившись с зацепом, я бегло ощупал свое тело и удивился тому, что оно не только способно выполнять мои приказы, но и находится во вполне удовлетворительном состоянии. Может быть, Бог и вправду существует? Ну не Бог, а некое высшее предназначение, ради которого меня не убили у станции метро «Автово», не замучили до смерти в плену, я выжил под ядерной бомбежкой в кохоновской Москве и уцелел сейчас, после казни. Зачем-то я нужен? Не может же столько чудес совершиться просто так? Для всего есть причина.
А какая есть веская причина для моего существования?
Что я должен сделать, чтобы оправдать сегодняшнее спасение?
Быстро темнело. Заковыристо браня терзаемую болью ногу, я вылез из воронки и встал в полный рост. Пространство, сплюснутое между кроваво-красными тучами и угольно-черной поверхностью земли, зыбко трепетало, искрило и источало запах гари. Отблески пожарищ и далеких взрывов с огромным трудом пробивались сквозь дымный сумрачный воздух. Казалось, что мировая константа скорости света изменилась и сравнялась со скоростью звука, столь вязким и густым стал окружающий мир. Мне пришлось ждать, пока глаза привыкнут к новому физическому порядку и начнут различать хотя бы силуэты ближайших предметов. Когда кривые тени обгоревших деревьев проступили на фоне близкого горизонта, я медленно двинулся вперед.
Меня вел инстинкт, а не разум. Разум только давал советы, к которым древние слои мозга не особенно и прислушивались. Ведь именно дарованные эволюцией никчемные наросты на гипофизе и довели мир до столь унылого состояния. Инстинкт же, чья история насчитывает миллиарды лет, всегда четко знает, что и зачем он делает. Инстинкт гнал меня вперед, хотя разум требовал прекратить сопротивление и сдаться. Инстинкту было безразлично, что спасение невозможно. Ему были нужны вода и лекарства, которые в этом мире можно найти только у мертвых людей. И я шел вперед, навстречу мертвым людям.
Идти босиком было неудобно. Острые камни больно резали пятки. Я медленно переставлял ноги, бездумно веря в то, что мне удастся остановиться на краю скрытой во тьме ямы. Напрасно. Пару раз мне довелось упасть в оставшиеся незамеченными траншеи. Поняв, что после очередного падения могу запросто остаться лежать со сломанной шеей или разбитым черепом, я перестал полагаться на обманчивое зрение и целиком доверился осязанию и, как ни странно, обонянию. Воронки воняли резко и угрожающе. От окопов несло сыростью, кровью и тушенкой. Выгребные ямы источали хорошо различимый запах человеческих испражнений.
Эти ямы были самым безопасным препятствием, но попадать в них хотелось меньше всего. Обходя взорванный противометеоритный модуль, я споткнулся о порванный трак, упал и неожиданно выяснил, что ползти на четвереньках гораздо удобнее, быстрее и безопаснее, чем ощупывать дорогу ногой. Я использовал этот, бесценный опыт, и скорость моего перемещения здорово увеличилась. Правда, и в движении на четырех конечностях имелись определенные тонкости, о которых усталый мозг не успел предупредить меня, а когда я распорол руку об обрывок колючей проволоки, было уже поздно. Пришлось снова встать на ноги и, прижимая к груди окровавленную ладонь, двинуться дальше пешим ходом. Буквально через несколько шагов я поскользнулся и рухнул в сырую, пахнущую прелой листвой яму.
Здесь было неожиданно уютно, и мне захотелось остаться в этой яме навсегда. Я почти уже сдался, почти уломал глупый инстинкт прекратить бессмысленное сопротивление и спокойно дождаться конца, когда увидел впереди слабый проблеск белого света. Не красные языки пламени и не монохромное лазерное излучение, а самый обычный белый свет стандартного спектра.
Этот лучик заставил меня собрать самые последние силы, которых оказалось больше, чем я предполагал, и в считанные минуты добраться до неожиданной цели. Путеводной звездой оказалась единственная целая фара гусеничного тягача. Я никогда не видел таких машин, но, разглядев надпись «КамАЗ» на капоте, успокоился, как пес, почуявший запах родной конуры. Свои. В темной кабине сидел человек. Заметив его, я помахал рукой. Никакой реакции. Водитель откинулся в кресле, слегка завалившись влево, и не шевелился. Заснул? Нет.
Глаза строго смотрели в ветровое стекло, покрытое паутиной трещин. Ранен? Я открыл дверь, и тело сползло мне под ноги. Водитель был мертв. С большим трудом удалось втолкнуть его обратно в кабину и усадить на пассажирское место. Хлопнув рукой по потолочному плафону, я зажег внутреннее освещение и осмотрел труп. Голова мертвеца была прострелена насквозь. Над ухом виднелась аккуратная дырочка. Второе отверстие отыскалось в нижней челюсти рядом с шеей. Такие раны обычно оставляют выстрелы из легких пехотных лучеметов. Я поднял глаза. В крыше тоже нашлось отверстие. Шальная очередь с антиграва? Бедняга. Не повезло ему.
Мой взгляд остановился на приборной панели. Энергии хоть ушами ешь, и ходовая в порядке. Кажется, жизнь начала налаживаться. Я представил себе, как отправлюсь в путь на этом чудесном транспортном средстве, да еще освещая дорогу яркой электрической фарой, и воодушевился. Первым делом я разул и раздел покойника. Противно, конечно, отбирать вещи у мертвого, но мне обувь и одежда были нужнее, чем ему. Ботинки оказались в самый раз, а вот куртка была маловата и не застегивалась. Пустяки. Переодевшись и выкинув в окно свою больничную пижаму, я обыскал кабину.
Нашел целых две бутылки спирта и огнетушитель. Ни аптечки, ни бинтов не было. Полбутылки найденной огненной воды сразу ушло на распоротую колючей проволокой руку. Пришлось хорошенько потереть ладонь, чтобы дезинфицирующее средство добралось до раны сквозь слой засохшей крови и грязи. Почувствовав жжение, я закупорил бутылку и продолжил обыск. Мне хотелось найти фонарь или хотя бы спички, чтобы сделать факел, но ни того, ни другого обнаружить не удалось. Зато из-под кресла я извлек пехотный лучемет того самого калибра, что убил водителя. Бесполезный кусок металла. Батарея на нуле, но ствол еще теплый.
