— "…Какие вы все умные! Что ж вы строем в туалет не ходите и тельник не носите, раз все знаете…"

Постепенно за столом и вне его стали образовываться "кружки по интересам". Справа от меня какой-то есаул пытался объяснить Леониду Оскаровичу преимущество донской породы лошадей от черноморской, и тем более от английской. Юра Лишин слева вел оживленную беседу с представителями молодого поколения Конвоя о предстоящих пасхальных приемах в Царском Селе.

Передо мной, кстати, "лошадиный вопрос" стоял очень остро. У меня был неплохой жеребец английской верховой породы, вороной масти, как и все лошади во втором эскадроне. Мой Вулкан был хорошим скакуном, очень резвым, быстрым, но как показало происшедшее в тот злополучный день 9 января, ему не хватало мощи, веса во время действий в толпе, где была нужна не столько резвость и быстрота, сколько сила, монументальность, могучесть, способность противостоять людскому потоку.

Надо сказать, что приобретение лошади в гвардейском полку офицером было не рядовым событием. Во-первых, масть должна соответствовать предписанной для конкретного эскадрона. Во-вторых, лошадь, прежде чем попасть в полк, предварительно должна быть осмотрена полковым командиром и старшими офицерами, без одобрения которых нельзя заключать сделку. Лошади господ офицеров должны были быть безупречны и не должны портить общую полковую гармонию.

Тут очень кстати помог мне помощник командира по хозяйственной части полковник Булатов, предложивший купить у него за восемьсот рублей красавицу — лошадь гановерской породы, типично кирасирского склада с мощным налитым крупом и красиво собранной шеей. По словам полковника, нрава "Красавица", а именно так звали лошадь, была спокойного, но энергичная. Выезжена отлично, пригодная и для того, что бы щегольнуть на параде, да и погарцевать перед дамами. А продавал он ее только лишь потому, что у него была еще одна, а служебные обязанности не предусматривали частую вольтижировку и выездку, уход за двумя лошадьми, хватало и одной, имевшей еще у него. Договорились, что сегодня смотреть ее недосуг, а вот послезавтра, в субботу, обязательно встретимся и обсудим все.

Дальше разговор пошел о прошедшем турнире, вспомнили о бандитах, обезвреженных с моей помощью. Ближе к нам подсел мой недавний соперник, сотник Ольховой. Молодой человек, года на три старше меня. На турнире мы особо не общались, основное общение было, так сказать на ринге. Как оказалось, довольно добродушный малый, этакий увалень, хотя там он выглядел совсем по-другому. Было заметно, что здесь он слыл всеобщим любимцем. Разговор, как и ожидалось, пошел о прошедших поединках.

— Скажите, князь, Ваш стиль бокса — это что-то невероятное. Да и каким-то определенным стилем это назвать нельзя. В каждом поединке Вы показывали что-то новое, право даже и невозможно определить школу, которой Вы придерживаетесь. Ну а Ваш бой с поручиком Ивановым из стрелков — это вообще не подается осмыслению. Эта стойка, Ваши движения. Это же не бокс, а что-то другое?

Мне показалось, что он был как то по детски обижен. Как же, его слава непобедимого бойца — рукопашника несколько пошатнулась.

— Мы слышали, — поддержал его молодой есаул, — что Вы весьма искусны и в греческой борьбе…

— Ну почему же, господин сотник…, - стал отвечать я недавнему сопернику…

— Давайте по-простому, князь, — прервал меня сотник, — на брудершафт мы конечно не пили, но предлагаю считать наш бой достойной заменой этой церемонии. Петр Николаевич Ольховой, к Вашим услугам, для Вас просто Петр!

— Сочту за честь, и в таком случае, Александр Николаевич Белогорьев, для Вас просто Александр!

К разговору присоединились другие офицеры и мы несколько сменили тему:

— Господа, на самом деле, у нас принято обращение на "ты" между своими, не взирая на чины и звания! А посему, предлагаю тост! За дружбу, за единую семью гвардии Российской, за Вас, друзья!

Это еще больше разрядило обстановку. До этого мы чувствовали себя несколько скованно из за некой двусмысленности. Хозяева обращались друг к другу исключительно на "ты", и мы явно здесь выделялись со своим "вы". После того, как были подняты и опусташены бокалы с "Crystal Louis Roederer"[100] все барьеры во взаимоотношениях между хозяевами и гостями исчезли полностью.

— Так вот, Петр, — вернулись я к общению с сотником, — я считаю, что бокс это не просто обмен ударами в строго определенной последовательности и обозначенных позиций. Это своего рода искусство. Есть, конечно, определенные рамки поведения на ринге, ряд запретов и ограничений, что должно соблюдаться неукоснительно, иначе это уже не бокс, а обычная мужицкая драка. Но как и любой вид искусства, это творческий процесс, которому не чужд и полет фантазии, а здесь это новые приемы, стойки, позиции.

Стало как то тихо, взгляды рядом сидящих офицеров скрестились на мне. Я понял, что сказал что-то не так. Да, полный разрыв шаблона, непривычно слышать от молодого корнета такой тирады.

— Э-э-э, простите, князь, — опять переходя на "Вы", обратился ко мне сидящий почти напротив подъесаул, — уж очень Вы как то кучеряво, — покрутил он ладонью перед собой, — высказались, с ходу и не поймешь, но красиво, да…!

— Да, что есть, то есть, корнет у нас не только боксировать мастер, он у нас еще и знаток искусства изрядный, во всяком случае, гитара, например, в его руках так и поет — весело глядя на нас, сказал полковник Абелешев, решив, я так понял, похвастать музыкальными способностями подчиненного.

— Да что неужто правда, корнет? — заинтересовался генерал Мейендорф, в таком случае просим порадовать нас, решительно просим!

— Да, да, просим, Александр, просим, не отказывайтесь!

Ну, удружил, командир любимый, удружил! Ему весело, а мне отдувайся, развлекай публику! Ну что же, придется подчиниться, неудобно отказываться. Да и обычное это явление, выступления под гитару на таких посиделках.

Мне принесли инструмент, с неизменным бантом на грифели. Подкрутил колки, добиваясь приемлемого звука, вспоминая, что бы исполнить. Это подразделение царской гвардии формируется, в основном из казаков, и офицерский состав, в первую очередь. На ум в сразу приходит знаменитая "Задремал под ольхой" главного "питерского казака". Да, здесь она будет в тему. Небольшой перебор, чуть прокашлялся и тихим голосом:

Под ольхой задремал есаул молоденький,
Приклонил голову к доброму седлу.
Не буди казака, ваше благородие,
Он во сне видит дом, мамку да ветлу.

Разговоры стихли, казаки, а здесь их было большинство, тихо, чтобы не сбить меня с настроя, окружили нашу группку…

Он во сне видит Дом, да лампасы дедовы,
Да братьёв-баловней, оседлавших тын,
Да сестрицу свою, девку дюже вредную,
От которой мальцом удирал в кусты…

И дальше протяжно…

А на окне наличники,
Гуляй да пой, станичники,
Черны глаза в окошке том,
Гуляй да пой, казачий Дон.
Не буди, атаман, есаула верного,
Он от смерти тебя спас в лихом бою.
Да ещё сотню раз сбережёт, наверное,
Не буди, атаман, ты судьбу свою.
Полыхнули кусты иван-чаем розовым,
Да со скошенных трав тянется туман.
Задремал под ольхой есаул на роздыхе,
Не буди своего друга, атаман.