— Федька, а ну не балуй, выходь, где ты… — тут он увидел кента, кинулся к нему — Федька, ты чего эта… — нагнулся к товарищу, — Федя, ты чего… — начал теребить его.

Ну, вот теперь и мне пора выходить.

Шагнул к нему сзади и классически, как на занятиях по снятию часового в учебке, левой рукой беру на удушающий, чуть придавив, но не сильно, что бы оставался в сознании. В правой — нож, острие которого приставил под его подбородок, довольно чувствительно уколол, аж кровь проступила. Как учили в свое время, задержка дыхания и вид при этом крови очень способствует доведению клиента до нужной кондиции.

— Ну тихо, тихо, милок, не шуми, а то порежеся, — чуть усилил захват, так как почувствовал, что клиент попытался трепыхаться, провел ножом под подбородком, оставив довольно глубокую царапину. Неприятно запахло, фу, никак штаны товарищ намочил. Да уж, слабый на мочевой пузырь разбойный люд пошел, или пойдет? Или был? Тьфу ты, не о том думаю, не отвлекайся.

— Потихонечку, помаленичку, пройдем-ка во-о-он в тот уголок, там хорошо, не дует, тепленько там, — шепчу ему ласково и сдвинув чуть влево, делаю пару шагов, ведя под навес — вот здесь мы присядем, милок, присядем, вот так вот, — и вдруг усиливаю нажим, потом резко разворачиваю лицом к себе и сильно бью торцом рукоятки в зубы. Общение на контрасте, азбука работы с "языком".

— А ну сиди, сука, попишу не глядя! — зловеще шепчу ему в ухо и делаю еще один порез на щеке.

Все, клиент поплыл, дошел до кондиции. В глазах — животный страх, пытается что то сказать, получается только мычание.

— Глохни гнида, вякнешь, когда я скажу, — зловеще шепчу ему, приближая кончик ножа к горлу, — понял, фраер?

— Д-да, — сглотнув слюну, чуть слышно прошептал бандит.

Ножом вспариваю его поддевку, обрезая петли и штырьки-пуговицы, короткий тычок левой в челюсть, чтобы не расслаблялся и тут же, резко стягиваю одежду с его плеч, выворачивая по вороту, и опуская со спины почти до локтей. Таким образом обездвиживаю его. Руки вроде и продеты в рукава, но стянутая сзади в районе локтей одежда фиксирует и сами руки и все тело. А попробуйте хотя бы встать из положения сидя, зафиксировав руки сзади. Не так это и просто, а если еще над тобой при этом злобный маньяк ножичком длиной сантиметров под 40 поигрывает, вообще дохлый номер.

— Ну что, болезный, пообщаемся? Ты вроде не рад? Да ты не менжуйся, все пучком будет, ведь правда? Ты, главное слушай меня, и все пучком, — ласково говорю ему, при этом, правда поигрывая ножом, и резко меняю тон, — Что, шнырь, знаешь меня, или назваться?

— Ы-ы, — промычал уркаган и закачал головой.

— Вижу, знаешь. Ну тогда, родимый, поговорим по простому, ты обзовись, милок. Кто такой, по жизни кем ходишь, здесь что шкеришься, уж не меня ли пасешь?

— Дык эта, Колян я, туточки, рядом живу, в Гуммолосарах, вторая хата отсюдова.

— На меня кто наводку дал, пасти поставил?

— Дык Прошка, сосед наш, говорит покарауль ахвицера до полуночи, рупь долга спишет.

— И это все что ли? А Митрич значит не при делах тут? Что-то гонишь ты, родимый, а я это не люблю, — тут я попросту ткнул ножом ему в плечо, постаравшись при этом не зацепить вены.

— У-у, д-да, скажу я, не режь, што ты, изверг какой? Митрич бугром у нас, под ним ходим.

— Да что ты, это я еще добрый, да не о том разговор, вот скажи, милок, а где это Митрич шкерится?

— Ы-ы, дак откуда мне знать то, он со мной не кентуется, я так, по мелочи шустрю.

— В непонятках говоришь? а тогда, гнида, зачем ты мне нужен? Перо в бок, и дело с концом, — тут в его глазах появилось понимание, и я продолжил — но уйдешь не так быстро.

При этих словах я чиркнул своим "мачете" ему по щеке и продолжил по ключице и груди. Довольно чувствительно, бедняга вскрикнул, пытался завыть, но тут же последовал еще один сильный тычок в зубы.

— А ну, глохни, падла! Ты мне без надобности, а значит и пришить тебя можно, да только сам ты попросить об этом должен. Смерть легкую еще заслужить надо.

— А-я, — пытается сказать что то бандит, но я опять бью ему в зубы торцом кинжалы. Время пожимало, поэтому я не церемонился, это стоило Коляну еще нескольких порезов и пару зубов.

— Цыц! Что, хавальник большой или язык там не вмещается? Так мы подрежем его малость, — имитирую попытку просунуть лезвие в его рот, при этом чуть порезав щеку и губы, — это чтобы не мешал мне резвиться. Очень уж люблю я так вот резвиться.

— Ы-ы, н-не-н-на-д-до, н-не г-гу-б-би…

— Чего лопочишь, никак вякнуть что хочешь? Ну, давай, балакай, а то мне баландаться с тобой недосуг.

— Дык, эта, с Прохором он кентуется, я скажу, только не губи, я ж так, не при делах ваще, по соседски за деньгу малую…

— Ты что, баклан мне лажу гонишь, — я еще раз несильно ткнул его ножом, — ты скажи, Прохор этот деловой или так, бычара по жизни? И не тяни волынку…

— Да не, я все скажу, только не губи… Да, да, так эта, эсприатор он, на пару с Митричем работают, а я так, на подхвате вроде…

— Где Митрич этот шхериться?

— В Белозерки шмара у него, тама и…, опять пытается соскочить бандюган.

— Ну, ты опять меня не понял. Все, задолбал ты, — приподнял я кинжал, как бы собираясь ткнуть — Гадом буду, без понятий. Пока Прохор мазу держит. Сеструха его, Любаша, полюбовница Митрича, чичас домой вертанулась, да и Прохор под ним ходит…

— Где кантуется Прохор, хата его где?

— Дык, последняя по ходу, тама колодец ишо у ворот…

— Кто в хате живет еще? — я задавал вопросы быстро, не давая бандиту время на обдумывание.

— Так мамка ихняя, да Прохор, вот сеструха щас вернулась, да и все. Родительница ихняя по молодости лихой была, чичас барыжит понемногу, так, по мелочи.

— Подельник твой, кто он?

— Дык Василий то, с Александровки он, тоже, значица на подхвате. А он што же, ты его што, того, убил штоли? — в глазах появился животный ужас.

— Нет, спать уложил, — ответил я, и тут он понял, что приговорен. Да, я не собирался оставлять следов. Жестоко? Да, но по-другому нельзя, нет человека — нет проблемы. А мне проблемы не нужны. Он что-то хотел еще сказать, но мне это было уже не нужно, что надо, я услышал, с остальным разберемся по ходу.

Клинок с хрустом вошел в грудную клетку в районе сердца — я знал куда бить, поэтому он умер сразу. На лице застыла маска ужаса и в то же время какой-то обиды. Но я обещал ему только легкую смерть. Так в чем вопрос, я его не мучил. Ну почти.

Оттащив трупы в дальний угол стройки, прикрыл их какой-то рогожей, кинув сверху пару досок. Сразу не найдут, ну и ладно, хоть часик какой выгадаю.

Ну что же, пора и дальше топать, пока бугры шестерок ждут, а то и сюда наведаться ума у них хватит, хотя при такой погоде навряд ли, уж очень мерзко на улице.

До Гуммолосар я добрался минут за десять. Идти было не далеко, но практически полная темнота, грязь и слякоть изрядно тормозили движение.

Ничем не примечательная, несмотря на близость к блистательному Царскому Селу деревня в одну улицу, только пара дворов стоят чуть в стороне. Обычная, каких много на Руси, ну может чуть поопрятнее что ли, дома не соломой крыты — черепицей, несколько даже железом, да дворы почище, не завалены хламом разным, так необходимым по хозяйству. Вдоль дороги канава с обеих сторон — водоотводы, это уже признак цивилизации — столица рядом. Прохожих нет, на Руси рано ложатся и по ночам спят, во всяком случае, в большинстве своем, но я к этому большинству не отношусь. Вот интересно, спят ли те, к кому я спешу в гости? Если дрыхнут, то ничего не поделаешь, может и придется нарушить их здоровый сон. Иду тихо, как учили, стараюсь выбирать места, где потемнее, обхожу лужи. Тявкнул какой-то барбосик, вяло так, видно не нашел меня достойным своего внимания, да и товарки не поддержали. Дошел до конца улицы, вот и дом крайний, с колодцем у ворот. Забор невысокий, метра полтора, но добротный. Двор небольшой, опрятный, дом на каменном фундаменте. Хозяйственных построек нет, видно за домом расположены, ближе к огороду, здесь, так сказать, парадный вход. Да, не бедствует у нас криминальная братия.