Федор подал шинель, я затянув портупею, пристегнул шашку и, благо идти недалеко, метров 50, только перейти Кадетский бульвар, в сопровождении верного Федора направился в офицерское Собрание. Оно помещалось в полковом городке, между конюшнями первого эскадрона и небольшим садом, в небольшом двухэтажном особняке.

Входили офицеры через просторную стеклянную веранду. Здесь меня встретил дежурный из числа солдат. Он помог снять шинель, принял фуражку, и я прошел через портретную, главный зал, сначала в закусочную, где в виде аперитива принял стопку водки. В малых количествах это не возбранялось, а наоборот, считалось нормой, перешел в просторную столовую. Здесь к ужину уже был накрыт большой стол, на котором были расставлены столовые приборы, серебряные графины, солонки, другая столовая утварь.

Уже стали собираться офицеры. Молодежь почти вся в сборе, старшие офицеры, как правило, женатые, обычно подходили позже.

Меня тепло приветствовали, особенно рады были друзья — одногодки — корнеты Лишин Юра и Эвальд Федор, служившие со мной во втором эскадроне, и наш командир, ротмистр Абалешев Александр Александрович.

— Здравствуйте, Александр! Рады видеть тебя снова с нами! Как ты, как здоровье, оправились после ранения?

— Ну, какое же это ранение, право, даже и неудобно как то, это надо же, с лошади упал.

— Ну не скажите, — присоединился к разговору Александр Александрович, — мне рассказывали очевидцы, Вы вели себя грамотно, до последнего пытались образумить "якобинцев", но если они не понимают, то действовать надо только жестко.

— Совершенно верно, господа, — подошел поручик Красовский, — это же покушение на Богом установленную форму мироустройства, тем более, сейчас, когда страна ведет войну с япошками. Наш девиз, — как то уж очень пафосно продолжил он, — завещанный предками "за веру, царя и отечество" не оставляет иного толкования. А они пошли против государя Богом данного, а значить, против веры нашей и против Отчизны.

— Нигилизм социалистов, играющих на руку Японии, сроднён истинному сатанизму, — подхватил тему ротмистр Кастен, — церковь учит нас, — завел он любимую тему, — что Государю, как Своему избраннику и помазаннику, Господь вверяет власть над страною и все не покоряющиеся ему противятся самому Богу". Этот постулат апостола Павла как нельзя лучше характеризует сатанинскую сущность бунта, — Николай Генрихович был любителем пофилософствовать на богословские темы.

Под эти разговоры на повседневно — военно — богословскию темы и прошел ужин. Компания плавно переместилась в гостиную, где продолжили высказывать свое мнение о положении дел в стране, положении на фронтах на Дальнем Востоке. Саша Коленкин, офицер 1-го эскадрона, молодой горячий поручик, высказал популярную во все времена мысль, что если бы не высокое начальство, вечно перестраховывающее и всего остерегающее, он бы со своим эскадроном эту войну давно бы выиграл.

— Лихая кавалерийская атака — макаки эти не выдержат, а все эти заумные штабные планы — они только вредят…

Я улыбнулся, вспоминая "Федота стрельца" Леонида Филатова. "Мне бы шашку, да коня, да на линию огня..", или"…У меня иная суть! Мне б куды — нибудь в атаку. Аль на штурм куды — нибудь!.."

— Корнет, я вижу, Вы улыбаетесь, Вы не согласны с этим? — обратился ко мне ротмистр Абалешев.

— Нет, почему же, а улыбаюсь я по другому поводу. Просто вспомнилось одно сочинение, где с юмором описывается подобный метод войны, — и процитировал эти строки, которые, кстати, не произвели никакого впечатления на окружающих. — А если серьезно, считаю что воевать мы умеем, но еще больше умеем геройствовать, не понимая при этом, что героизм — это зачастую действия патриота по исправлению ситуации, созданной разгильдяйством, халатностью, бездействием других, — и сделав паузу, продолжил, — Если же каждый будет исполнять свой долг на совесть, то вышеупомянутые случаи просто перестанут иметь место. Вот это, мне кажется, и называется умением воевать.

— Это что же, — встрепенулся Саша Коленкин, — Вы осуждаете героические порывы русского солдата?

— Я такого не говорил! — повернулся я к нему, — Но героизм должен быть оправдан, и не являться следствием исправления ошибок других лиц. Просто красиво умереть — это не героизм, а вот ценой своей смерти приблизить победу — вот это да, героизм.

Вот скажите, — продолжил я, обращаясь к поручику, — в чем, по-Вашему, заключается героизм воина русского?

— Без сомнения, ответил он мне, — умереть за Веру, Царя и Отечество!

— А вот я считаю, истинный героизм, а вернее долг наш заключается в том, чтобы сделать так, чтобы именно враг умер за его веру, его правителя и его Отечество. И чем лучше мы будем выполнять свой долг, учить солдат именно четкому выполнению поставленных задач, именно тому, чтобы от его действий больше врагов погибло за их веру, за их правителя, тем меньше этих врагов будет у нашей Родины.

— Очень интересное суждение, корнет, — услышал я голос Георгия Оттоновича Рауха, командира полка, полковника Генерального штаба.

Мы и не заметили, так незаметно он вошел.

— Господа офицеры! — подал команду офицер, первым среагирующий на его прибытие.

По этой команде все привычно и ловко вскочили, брякнув шпорами и вытянувшись в струнку.

— Прошу садиться, господа! — и обращаясь уже ко мне, — Очень интересно, корнет, рассуждаете! Сказать по правде, сам я не рассматривал этот вопрос с подобной стороны. И Вы что, и вправду знаете, как и чему следует учить солдат, чтобы он был героем с Вашей точки зрения? — командир с хитринкой посмотрел на меня, — Вот и попробуйте показать нам что то новое в системе обучения.

Я опять вскочил, звякнув шпорами, и кивнул, показывая, что воспринял это как приказ. Опять присаживаясь на диван, машинально взял в руки гитару, которая была прислонена к подлокотнику и совершенно не осознано пробежался пальцами по струнам, сделав гитарный перебор. Странно, но у меня получилось даже лучше, чем в той жизни. Там я одно время увлекался гитарой, играл для себя, друзей во время вечеринок и сабайтунчиков.

— А Вы что играете? — спросил мой эскадронный начальник, — что-то раньше я этого не замечал.

— Да не особо, так, иногда бренчу.

— Ну порадуйте тогда нас чем-нибудь, сыграйте, попробуйте!

Здесь музицирование не было чем то особенным, наоборот, в порядке вещей, что офицер исполнял что либо для своих сослуживцев, показывал, так сказать, свои таланты.

Что бы сыграть, чтобы из темы не выйти? О, есть идея! Помню, в казарме почти все осваивали игру на гитаре именно с этой песней, только пару моментов надо изменить.

В гостиной смолкли разговоры, офицеры стали прислушиваться…

В зале повисла тишина. Видно я задел у них в душе какие-то струны. Минуты через две — три офицеры зашевелились.

— Сильная песня, правильная, аж за душу берет, — первым нарушил молчание полковник Вольф Константин Маврикиевич, помощник командира по строевой части, — Откуда она, кто автор, не знаете?